Совсем недавно, на Чеховском фестивале Владимир Панков и его СаунДрама показали отличный спектакль «Городок.ОК». Говорят, сделали его буквально за месяц, к тому же — международной командой: на одной площадке встретились артисты СаунДрамы и американские актеры, окончившие в 2005 году Школу-студию МХАТ (курс Олега Табакова и Михаила Лобанова). Содержание, скажем так, тоже «международное» — спектакль создан по произведениям Салтыкова-Щедрина и Вашингтона Ирвинга, один писал про город Глупов, другой — про основание города Нью-Йорка.
Актеры сливаются в общем драйве, и смешение языков не влечет за собой смешения театральных манер. У Панкова все подчинено его собственному стилю, который и построен на идее микста. Многоголосное пение и речитативы, хоры и соло, джаз, славянский фольклор, американский рок, бессмертные реплики Салтыкова-Щедрина, драматические диалоги и пантомима — все это и есть «саундрама».
Сцена поделена желобом с мутной водицей, которая оказывается на поверку Гудзоном. Глуповцы шлепают по ней, не щадя своих лохмотьев, а цивилизованные западные люди надевают сапоги, дамочек и вовсе переносят на руках. Дескать, что русскому хорошо, то американцу смерть. Однако антитеза поверхностна. За ней открывается глубочайшая людская общность. И пусть на американской половине расстелен зеленый газончик, а на нашенской, глуповской, все утопает в серой тьме. Пусть на ихних дамочках кисейные платья, а на наших какието мешки. Однако славный город Нью-Йорк строится на войнах и экономических подставах, на отъявленном бандитизме и совсем нехристианском отношении к ближнему. Так что сакраментальное «р-разорю!» в устах дремучего салтыковского чиновника звучит даже по-дикарски наивно. Разор идет по обе стороны «Гудзона». Но и человечье то и дело берет верх.
Помнится, и в спектакле «Ромео и Джульетта», сделанном в Театре Наций, перемешивались разные языки и менталитеты, нации и территории. Так, в Вероне вовсю орудовали «гастарбайтеры», рядом с итальянской знатью возникали люди мусульманского и буддийского Востока. Но там что-то категорически не складывалось. Задумывалась явно некая новая «Вестсайдская история». Однако американский хит лишь брал за основу сюжет о двух враждующих кланах и несчастных детях, полюбивших друг друга. Далее же все писалось заново, и вступал в силу отработанный до мелочей жанр бродвейского мюзикла. Но проблема в том, что у СаунДрамы жанр как таковой попросту не определен. Ну да, звуковые партитуры, живая и электронная музыка, вокал и пластика существуют в спектаклях В. Панкова наравне со словом. А спроси, к примеру, почему слово «sound» (звук) соединено в названии студии со словом «драма», и никаких внятных методологических объяснений не получишь. Вот, скажем, опера — она ведь тоже соединяет в себе музыку и драматическое действие, а оперетта или мюзикл — тем паче. Опять же есть рок-опера, тоже вполне определившийся жанр.
В «Ромео и Джульетте» приблатненные типы и современная нуворишеская знать соседствуют с восточными гастарбайтерами, а изъясняются при этом и те, и другие, и третьи шекспировскими ямбами. В музыкальной основе спектакля перемешаны и арии из опер (Чайковский, Прокофьев, Беллини), и вкрапления джаза, и рэп, и рок. Списать такой «винегрет» на прием микста при всем желании не удается. Скорее приходит на ум «и конь с копытом, и рак с клешней» — тут вам и модная тема Восток-Запад, и свинг с дискотекой, и все такое прочее. Шекспир, видать, все же попутал. А вот Булгаков и Гоголь были к саундрамовскому эксперименту более податливы. Тут пропорции, дозировки и сочетания разных стилей давали положительный театральный эффект и даже служили порой усилению смысла. Неровные, но в целом удачные спектакли студии «Морфий» по М. Булгакову в Театре «Et Сetera» или «Гоголь. Часть I» в Центре имени Вс. Мейерхольда — тому свидетельство.
А все же, черт возьми, есть что-то в этих ребятах! Свободны, музыкальны, равно чужды унылому жизнеподобию и модному смысловому туману, слышат не только мелодии времени, но и его проблемы. Пробуют, и иной раз даже здорово получается. Живые — вот что главное!
Наталия Каминская
1. Какие качества театрального критика нужно занести в Красную книгу?
Умение поставить собственно материю конкретного спектакля впереди своих концептов и самовыражений.
2. Зачем сохранять театроведение?
А хоть из наших амбициозных почеркушек что-то потомки восстановят. Все лучше, чем ничего.
3. Ассоциации: театральный Петербург — это…
И творческое богатство, и узкий (по сравнению с Москвой) пятачок тщеславий, и невероятное сочетание городского патриотизма с внутренней враждой, и игровое начало (оно всегда было сильнее, чем у москвичей), и наличие ископаемых интеллигентов в зрительных залах, и патриархальный кодекс чести, и скверные характеры, и… Люблю Петербург. В том числе и театральный.
Комментарии (0)