А. Володин. «Портрет с дождем».
МДТ — Театр Европы.
Режиссер Лев Додин,
художник Александр Боровский
Александр Боровский редко бывает иллюстративен. В основе его сценографических образов всегда лежит «контрход» — определенная дистанция, отстранение либо по отношению к материалу, либо по отношению к режиссерской идее спектакля, отстранение, дающее объем, меняющее оптику восприятия. Название нового спектакля МДТ воплощено в декорации буквально. Это и правда портрет с дождем. С одной лишь поправкой: фотопортрет с дождем.
Но буквально в данном случае не значит иллюстративно. Пространство спектакля — интерьер фотостудии. Прожектора на треногах, отражающие серебристые зонтики, в центре стул, за ним плоский белый задник — все готово для фотосъемки.
Сценография диктует мизансценировку всему спектаклю. Он начинается как комедия положений. В прямом смысле этого слова: герои по очереди поднимаются на сцену, садятся на стул, принимают позу в ожидании «птички». Фотоснимок — квинтэссенция характера. Фотообъектив запечатлевает судьбы. И одновременно типизирует персонажей. Они приобретают свойства масок. Лев Додин этого не страшится, наоборот. Это ход принципиальный. Например, подчеркнуто гротесковое существование пары Ирины — Натальи Акимовой и Игоря Петровича — Сергея Власова — ироничная, местами едкая вариация на семейно-бытовую тему.
В фотосессии участвуют все. Даже те, кто сейчас
«не в кадре», все равно на виду: по бокам авансцены
— стульчики, и, сидя на них, участники спектакля
ожидают своей очереди «сделать фотокарточку». Попадая же в кадр (то есть оказываясь в центре
сцены, в фокусе зрительского внимания), герои обмениваются
репликами, что называется, «через зал»,
не смотря друг на друга — жанр съемки не подразумевает
общения «глаза в глаза». Но если Володин
рисует свой «Портрет» тусклыми, поблекшими красками,
то у Боровского «Портрет» явно снят на цветную
пленку. И с колосников на авансцену дважды льется не промозглый осенний, а теплый
летний дождь, под который самому
хочется попасть и промокнуть насквозь,
как в детстве. Непогода в этом
спектакле яркая, разноцветная. Неудобств
от дождя никто не испытывает.
Невесомые плащи, разноцветные резиновые
сапоги. Это петербургские «шербурские
зонтики», непринужденные
Но что кроме этого стильного антуража, этой милой картинки из (прекрасного) далека? Что кроме картинности чувств, эффектного их «представления»? Только мастерски сыгранное Татьяной Шестаковой и Сергеем Курышевым их «переживание».
Сперва «контраст» актерских фактур — миниатюрной, по-женски мягкой Шестаковой и исполина Курышева — выглядит комичным. Но в этой додинско-володинской лирической истории все забавно и трогательно одновременно. Татьяна Шестакова играет Клавдию почти блаженной, с бесконечной верой в человека и самоотреченностью. Кажется, весь спектакль она проводит со слезами на глазах. Замирает от ужаса возможного расставания, хотя Анатолий живет совсем рядом — за белым задником.
Их душевная близость — не любовь женщины к мужчине, мужчины к женщине, а огромная потребность в человеке рядом, во взаимной заботе, ласковом слове. Потребность быть нужным хоть кому-нибудь. «Горе мое сидит», — говорит о своем морячке Клава—Шестакова с улыбкой счастья.
Сцена из спектакля. Фото В. Васильева
Т. Шестакова (Клавдия), С. Курышев (Анатолий). Фото В. Васильева
Сцена из спектакля. Фото В. Васильева
А ее последняя фраза «Ну вот. Так я и знала» на слова Анатолия «А я тут принял… с вашего разрешения» сказана без толики безысходности и усталости, с любовью, снисходительностью, бесконечным великодушием и пониманием.
«Портрет с дождем» А. Володина — пьеса-сценарий с трудно вычитываемым действием. Это скорее наброски, зарисовки судеб. У нее совершенно особый темпоритм — долгого дождливого вечера. И будто нет выхода из этого внутренне неподвижного мира героев. Она — мать двоих детей от двух ушедших от нее мужчин, он — моряк, только что потерявший мать. Их сближение хоть и неизбежное, но как будто вынужденное.
Этот текст Володина сейчас бы назвали «новой драмой», а то и вовсе примером «постдраматического» театра с его обрывочностью, принципиальной незавершенностью, «расплывчатостью» действия, потоком жизни без деления на акты. Володинская эскизность сейчас звучит остро.
Спектакль Додина полон принятия этой никчемной жизни, он находит в ней свою поэзию и радость. «Жалкостность» героев Володина здесь не педалируется, а, наоборот, по возможности снимается. Дуэт Шестаковой и Курышева, существующих, в отличие от остальных, не в эстетике мелодраматических амплуа, а глубоко, подробно, погружает в надломленные судьбы и дарит спектаклю объем и жизненную наполненность.
Интерес к «маленьким людям и неустроенным судьбам» — то, за что упрекала Володина советская критика, — Додин положил в основу истории Клавдии и Анатолия. Именно в их сценической паре, то есть в самой сердцевине спектакля, проступает отношение Володина к жизни и людям. И даже кажется, что он до сих пор живет на Рубинштейна, 20, в доме, вплотную прижавшемся к зданию Малого драматического.
Июнь 2011 г.
Анастасия Арефьева
1. Какие качества театрального критика нужно занести в Красную книгу?
Потребность повторно посмотреть спектакль, про который пишешь.
2. Зачем сохранять театроведение?
В том числе затем, чтобы было кому отвечать вот на эти вопросы!
3. Ассоциации: театральный Петербург — это…
Театральная библиотека на площади Островского и ее дивный отдел редкой книги.
Комментарии (0)