Как это ни странно, зима наступает каждый год. О ее приходе раньше сообщала погода, а теперь, когда погода везде одинакова, — письмо из Новосибирска, от оргкомитета фестиваля «Сибирский транзит». Письмо, как правило, шифрованное: «Пора ехать», — но мы понимаем, что этот текст следует читать: «Наступила зима».

Уже второй год (см. № 27) мы объезжаем Сибирь «дозором», разделив экспертный совет фестиваля на группы и маршруты. Просмотрев сначала 48 кассет с записями спектаклей, мы отправились в Омск — Читу —Улан-Удэ — Норильск — Барнаул — Бийск — Кемерово — Омск — Новокузнецк — Томск — Новосибирск. Если прошлогодний «Транзит» (22 спектакля) должен был дать широкое («эпическое»!) полотно жизни сибирских театров, познакомить всех друг с другом и стимулировать дальнейшие контакты, то задача Третьего фестиваля, который пройдет с 22 по 30 мая 2003 года в Омске (cм. афишу на 3 обложке), представлялась иной: выбрать лучшее.

Мы ехали, с одной стороны, к уже хорошо знакомым людям, с другой — к совершенно неизвестным (Норильск, Чита и Бийск были абсолютно новыми впечатлениями, хотя о Норильском Заполярном театре «ПТЖ» писал в № 25).

Если прошлогодние экспертные поездки остались в памяти бесконечной ночной дорогой Братск — Иркутск, осиленной нами на машине (недавно телевидение передало, что это опасная трасса — там, оказывается, орудовала жуткая банда, которая грабила иномарки типа той «Тойоты», на которой ехали мы, и убивала пассажиров…), то «сибирским экстримом» этого года оказались четверо суток ожидания самолета в Норильске. «Если началась метель — это от недели до двенадцати дней», — ласково говорили нам, а мы каждый час набирали телефон «16», чтобы узнать, нет ли «коридора» для вылета, и прослушать утешительную информацию о том, какой рейс застрял в Нижневартовске, а кто сидит в Челябинске «погодными условиям Норильска»…

Словом, мы опять не просто «прирастали» Сибирью, а накрепко приросли к ее дорогам, расстояниям, а главное, театрам. И благодарны за это «Сибирскому транзиту».

Поехали!

ЧИТА

В прошлом году самой восточной точкой путешествий по Сибири была столица Бурятии, теперь «Сибирский транзит» продвинулся еще дальше по Забайкалью: мы добрались до Читы. За эту наикратчайшую поездку — всего на день, даже не на сутки — невозможно было познакомиться с городом и театром основательно. Но в Музее Декабристов мы все-таки не могли не побывать! Когда прекрасная и одухотворенная, словно пришедшая из XIX века дама-экскурсовод сообщила, что музей находится в той самой церкви, где Иван Анненков венчался с Полиной Гебль, мы были потрясены и взволнованы до слез.

Читинским областным драматическим театром уже давно, с 1991 года, руководит Николай Березин (когда-то он в качестве актера работал в Ленинграде, в Ленкоме), большая часть спектаклей театра поставлена им. Мы посмотрели крупную и важную для коллектива работу — «Поминальную молитву» Г.Горина. В ней заняты основные силы труппы — и молодежь, и артисты среднего поколения. Старейшина труппы, почетный гражданин Читы Н.Забелин участвует в спектакле в роли Мамы Менахема. Нельзя сказать, что в Читинском театре существует слаженный актерский ансамбль — скорее, наоборот, видны не вполне скоординированные актерские усилия, некоторые исполнители «выезжают» на штампах, другие работают более глубоко. Но все-таки, при явно различном уровне мастерства, заметны интересные индивидуальности и живые попытки творчества. И главное, в спектакле есть Герой, есть центр — это Тевье в исполнении С.Юлина. Мягкий юмор, теплая душевность, деликатная манера игры и при этом ощущение драматической перспективы отличают работу этого актера. Важно отметить, что игра Юлина постепенно, по ходу спектакля, становится все более сильной — актер словно заряжается вниманием и сочувствием зрителей.

УЛАН-УДЭ

В Бурятию мы попали 2 февраля — как раз на Новый Год по восточному календарю, национальный праздник, самый главный и радостный в году. Традиционно многословные и торжественные тосты во время застолий были в эти дни еще более витиеватыми. Знаменитое бурятское гостеприимство и непревзойденный талант ведения застольных бесед — тема отдельного рассказа.

В течение трех дней мы без конца пробовали блюда национальной кухни, изучали местные обычаи, посещали интересные места (от буддийского дацана и министерства культуры до ресторана «Юрта», который держит актриса Бурятской драмы) — и еще, как это ни странно при такой насыщенной культурной программе, успели посмотреть несколько спектаклей.

Русский театр драмы им. Н.Бестужева показал «Дядюшкин сон» Ф.Достоевского в постановке главного режиссера Андрея Штейнера (он автор инсценировки). Это серьезный глубокий спектакль, с сильным актерским ансамблем, внятным и неоднозначным режиссерским решением, авторской музыкой и сценографией. Театр в этой работе продемонстрировал свои лучшие возможности — умного тонкого режиссера и талантливых актеров, умеющих существовать остро и при этом психологически точно и разнообразно. (См. статью о «Дядюшкином сне» на с. 106.)

На той же сцене показывает свои спектакли театр пластической драмы «ЧелоВек» — труппа Игоря Григурко не имеет своего здания. Этот экспериментальный театр существует уже около десяти лет, состав команды меняется — с приходом молодых ребят, учеников Григурко, некоторые спектакли полностью обновляются. Так, пластическая композиция «Анаморфозы шута», посвященная Сальвадору Дали, существует уже в третьей редакции.

Значение термина «анаморфоз» пояснено в программке: «искаженный, неправильный рисунок, представляющийся, однако, правильным при известных условиях, например при отражении в вогнутом или выпуклом зеркале». Впрочем, это слово здесь совершенно не важно, во всяком случае, для зрителей — а для создателей спектакля оно, скорее всего, принципиально. По признанию постановщика и художника, они очень много и серьезно трудились над спектаклем подробно и глубоко изучали творчество гениального и непостижимого художника (консультант спектакля Сергей Пластинин). Не являясь специалистом ни в области изобразительного искусства, ни в сфере пластического театра, расскажу о работе команды Григурко не как профессионал, а как зритель. (Кстати, зал был полон, зрители бурно и восторженно реагировали на спектакль, у этого театра в Улан-Удэ немало поклонников.)

Это поистине феерическое зрелище, созданное неистощимой фантазией Григурко и Елены Демидовой, серия пластических вариаций на темы, имеющие отношение к художественному миру Дали (но никоим образом не «живые картины» — Григурко не пытается впрямую «оживлять» творения сюрреалиста). Описать увиденное практически невозможно — здесь, естественно, нет фабулы, а множество возникающих персонажей — образы фантастические, неконкретные, иногда потрясающе красивые, иногда — жуткие. В программке они перечислены: Краски, Паутина, Полуденные тени, Черные дыры… и так далее. Есть персонажи, проходящие через весь спектакль, — это, например, Девочка в белом воздушном платье, с белыми локонами и бантом. Время от времени она появляется, прыгая через скакалку. В предфинальной сцене вместо девочки со скакалкой выпрыгивает скелет — в том же костюме и с бантом, но вместо лица — белый череп с глазницами. Постоянно на сцене действует мрачная пара Шутов-монахов с палками — нечто среднее между костылями и ухватами. В некоторых эпизодах между «персонажами» возникает конфликт, заданный ритмами музыки, сочетанием красок в костюмах и, конечно, пластикой. Персонажи сплетаются в страстных объятиях, корчатся в муках, преследуют друг друга, играют с мячом, ходят на ходулях и на руках, оказываются подвешенными на тросах и совершают сложные трюки прямо в воздухе… Труппа Григурко демонстрирует богатые пластические возможности, ребята хорошо тренированы, гибки, разнообразны, могут поразить и красотой движения, и намеренной уродливостью образа. В финале зрителей ждет апофеоз — Прекрасная Дама, обнаженная богиня, рождающаяся из волн (над площадкой колышется, вздымается и опадает тонкая пленка, блестящая, как морская поверхность в лунном свете, а над ней воцаряется красавица Гала).

Самоотверженной и творчески работающей команде Игоря Григурко можно высказать одно пожелание: не только насыщать композицию все новыми и новыми плодами своего поистине грандиозного воображения, но и проводить жесткий отбор. Иногда спектакль рискует превратиться в дефиле, где теряется композиционная логика и смысл монтажа сцен. Впрочем, те счастливые зрители, которые имеют возможность смотреть спектакли театра «ЧелоВек» не по одному разу, быть может, прекрасно ориентируются в этом причудливом и уникальном мире…

Бурятский театр драмы им. Х.Намсараева, отметивший в прошлом году свое 70-летие, представил спектакль «Встретимся в той жизни…» в постановке Т.Бадагаевой. Проблема репертуара является одной из наиболее острых для бурятского театра — не хватает драматургии на национальном языке, поэтому не удивительно, что материал для постановок рождается прямо в театре: Доржи Сультимов, заслуженный артист и директор театра, взялся за трудное дело создания инсценировки романа монгольского писателя С.Эрдэнэ. Надо признать, что пьеса, увы, получилась рыхлая, с огромным количеством персонажей, многие из которых возникают ради одной сцены (что и как в этом случае играть актеру?), с весьма приблизительными связями и натянутыми переходами. Конечно, для театра принципиален момент просветительский — в спектакле рассмотрен трагический период истории бурятского народа — но, к сожалению, художественная сторона зрелища приводит в недоумение. Рассказывая о тридцатых годах XX века, театр и способ воплощения как будто перенес из тех лет — идеологические знаки поменялись с «плюса» на «минус», а выразительные средства остались те же. В сценографии необдуманно сочетаются буквально бытовые решения с метафорическими (на заднем плане находятся громадные ступни невидимой целиком статуи Будды), принцип исторического соответствия не всегда соблюдается — например, в руках уполномоченного из Советского Союза неожиданно появляется… электрогитара, на которой он исполняет «Яблочко». Артисты в условиях тотальной сценической неправды не могут существовать подлинно. Им постоянно приходится прибегать к приемам публицистического театра — широко разводя руки или прижимая их к груди, глядя в зал, восклицать слова роли. Про злодея с первой секунды ясно, что он злодей (в ход идут все штампы латиноамериканских сериалов). Быть может, только исполнительнице главной женской роли С.Цыдыповой (судьба ее героини Цэвэлмы — в центре сюжета) удается выйти на лирические искренние ноты.

В прошлом году Бурятский театр показал интересный спектакль Цырена Бальжанова «Чингис-хан». К сожалению, премьера «Чайки» Бальжанова состоялась уже после нашего отъезда из Бурятии…

БИЙСК

В маленьком и симпатичном (особенно если смотреть из окна машины) городке Бийске в двух часах езды на юг от Барнаула — красивое, удобное, качественно отремонтированное театральное здание. В театре заботливый и рачительный директор — Галина Николаевна Нечай, небольшая труппа, репертуар украшен Островским, Шварцем, Мольером. Два спектакля в Бийском театре поставил молодой режиссер Сергей Бобровский. Один из них — «Женитьбу» — довелось посмотреть.

Пьеса Гоголя — одна из самых репертуарных в российском театре (совсем недавно в Петербурге, например, одновременно четверо Подколесиных по-разному выпрыгивали из окон; редкая поездка на периферию обходится без встречи с Агафьей Тихоновной и ее женихами). Вариантов трактовки по сути немного — сатирическая (встречается все реже), фантасмагорическая (в ход идет всяческая инфернальность и иррациональность) и психологическая (пост-эфрософская традиция «ошинеливания» комедии). Принципиально нового подхода к пьесе не нашел и С.Бобровский. Его трактовка ближе всего к сатирической. Все сделано по знакомому и любимому на театре принципу: «чтобы было посмешнее». Лица артистов раскрашены кричаще-яркими гримами, голоса потеряли естественность интонаций и модуляций (смешнее ведь, когда визжат, картавят, пищат или говорят с любым иностранным акцентом), усиленная мимика зачастую переходит в гримасничанье. В особо выделенные моменты персонажи застывают в напряженных позах с разинутыми ртами, а в фонограмме звучит некая музыкальная реплика (народная или эстрадная песня или романс — особой логики тут нет, главное — очень смешно). Особенно потешает зрителей О.Рудаков (Кочкарев) — поNbsp;всей видимости, любимец бийской публики. Не стоит искать в спектакле ответов на какие-либо вопросы (например, почему Подколесин и Агафья все-таки не соединились?), не нужно никому из героев сочувствовать, их не надо жалеть. Нужно просто смеяться. Если, конечно, находишь все это смешным…

БАРНАУЛ

В прошлом году Алтайский краевой театр драмы им. Шукшина представлял спектакль «Сторож» в постановке главного режиссера, недавнего выпускника СПГАТИ Владимира Золотаря. В этом году Золотарь осуществил постановку знаменитой пьесы Ф.Кроммелинка «Великодушный рогоносец» (см. рецензию на с. 108).

Молодежный театр представил две премьеры текущего сезона. Оба спектакля — результат прошлогоднего «Транзита», где режиссеры Алексей Песегов (см. рецензию на его постановку «На дне» на с. 111) и Алексей Ооржак были приглашены в Барнаульский ТЮЗ.

Творческая бригада из республики Тыва (кроме режиссера Ооржака — художник Валерий Шульга и хореограф Вячеслав Донгак) трудилась над японской легендой «Журавлиные перья». В процессе репетиций коротенький текст Дзюндзи Киносита значительно расширился, создатели спектакля снабдили его интермедиями, шутками, песнями собственного сочинения и, конечно, пластическими сценами — все это «в японском стиле». Получилась красивая и трогательная сказка в двух действиях для детей и взрослых.

Стилизация — весьма выгодный и привлекательный для театра метод постановки, открывающий много художественных возможностей: создание в спектакле стилистической, а не сюжетной целостности, интересные и нестандартные задачи для актеров — вокальные, пластические, речевые, особые краски и выразительные средства… Но такой метод таит и опасности. Существует соблазн сделать все «как бы» (не настоящая Япония или Восток, но «а ля Япония», некий «Восток вообще»), не вдаваясь в подробности, не заботясь о логике, «списывая» все несообразности на гиперусловный жанр.

Актеры с видимым увлечением демонстрируют «японские» умения: особую походку и бойцовские приемы, танцевальные движения и ритуальные жесты. Сложные красивые костюмы, парики и грим — все эта экзотика, несомненно, привлекает внимание зрителей. Но при этом композиционная логика спектакля трудно уловима. Не очень понятно, как начало — встреча трех паломников и продавца масла — сочетается с основной историей Йохйо и его загадочной супруги Цо, которая умеет ткать полотно из журавлиных перьев. У паломников свой спектакль — забавный, сценически остроумный, но если начало — это ключ, то он от другого замка… Фигура самого Йохйо, не сумевшего сохранить свое неожиданное счастье, оказывается в спектакле маловыразительной. Этот персонаж (чья доброта подчеркнута дружбой с деревенскими детишками) слишком легко поддается дурному влиянию Содо и Ундзу, история его нравственного падения лишена деталей и неинтересна. Напряжение удерживается заочным противоборством злоумышленника Содо (А.Кирков) и Цу (Л.Корнева) — женщины-журавля, полюбившей человека и отдавшей ради него жизнь. В роли Цу есть движение ко все большей эмоциональной открытости (что не характерно для стилистики спектакля в целом). У актрисы потрясающий голосовой диапазон: от самых высоких нот у нежной милой домашней Цу, птички в клетке, до низких регистров — у страдающей раненой птицы. Когда самоотверженная страстная Цо жертвует собой, выполняет требование возлюбленного ценой собственной жизни и из последних сил взлетает в небеса, сверху, как снег, падают белоснежные перья. Красивый и пронзительный финал, после которого уже невозможно вернуться к иронической интродукции, которую разыгрывали паломники, и к отстраненным интермедиям, возникавшим по ходу действия.

Общее впечатление: театральный Барнаул живет интересно, разнообразно и напряженно. В городе действует «петербургский десант»: активно работают режиссеры и сценографы питерской школы. В драме — В.Золотарь, Ю.Ядровский, О.Головко, а в Молодежном ждут приезда нового главного режиссера — им станет молодой режиссер, ученик Г.Козлова Егор Чернышов. Будет что посмотреть… «Сибирскому транзиту—2004».

ДОРОГИ КУЗБАССА

Дни в Кузбассе оставили странное впечатление временнóго, исторического сдвига, «микста».

Классные автотрассы, построенные в 1990-е годы (можно позавидовать). Переезжаешь из города в город в настоящем времени. Потом наступает прошлое. На потолке Кемеровского театра драмы участники первомайской демонстрации с флагами и шарами «поют и смеются, как дети» (поднял голову — и ты в 30-х годах), а на сцене его, к 60-летию города, совсем недавно, 22 января, поставлен спектакль «Кони» по пьесе Ю.Мирошниченко. Отвел глаза от потолка, посмотрел на сцену, а там — глубокие 70-е и «комсомольская юность моя» рыдает со сцены пафосными интонациями старых шахтеров, переживающих тот исторический момент, когда на смену живому коню в шахте пришла вагонетка. Уже давно затоплены в силу нерентабельности многие шахты, и, надо полагать, в 2003 г. другие, не менее драматические проблемы волнуют шахтеров угольного бассейна, а на сцене клокочет ходульный пафос, стыдный уже во времена застоя, и конъюнктурно имитируются драмы людей и лошадей (каждый из нас по-своему лошадь…). Старые шахтеры не хотят расстаться с конями, с которыми прожили жизнь, картины этой жизни возникают перед нами по забытым сценарным законам «датского» вечера к юбилею КПСС, а на тросах поднимается бутафорский «пласт угля», чтобы за ним предстала отечественная женщина в шали — то ли мать, то ли жена, то ли Родина — и лирическим молчанием под музыку олицетворила собой чаяния, скорбь и надежду… Казалось, что такого уже никогда не увидеть, что эта эстетика ушла так же, как ушла радость первомайских демонстраций, оставив след на потолке театра. Ощущение, что спектакль тоже поднят из шахты, где покоился лет тридцать, что это эстетические залежи, добытые честным трудом режиссера В.Трегубенко. Но именно «Кони», по очень слабой, драматургически маломощной пьесе, всячески поощрены Аманом Тулеевым, который театр посещает редко.

Кемерово — город контрастов. Кемеровский театр «Ложа», малая родина Е.Гришковца, как известно, играет по всему свету созданный в технике вербатима спектакль «Угольный бассейн» (см. «ПТЖ» № 26). В театре драмы этого спектакля не видели… А было бы интересно столкнуть две эпохи, сыграть подряд, рядом, два этих спектакля (с их абсолютно разными уровнями правды — человеческой и театральной) и спросить потом зал — какое, граждане Кузбасса, у нас тысячелетье на дворе? Думаю, зал разделился бы поровну, потому что люди здесь живут в разных временах.

Сцена из спектакля «Свои люди – сочтемся». Кемеровский драматический театр. Фото из архива театра

Между тем, если не считать «Коней», Кемеровская драма начинает новую полосу жизни. Второй год им руководит интеллигентный, вдумчивый Юрий Карлович Штальбаум, директор с режиссерским образованием. Он ищет новую режиссуру, озабочен поисками главного, занят репертуаром. В театр пошел зритель. Мы видели там «Банкрота» — незамысловатый, но живой спектакль, где ритмично, внятно рассказана очень понятная залу история про «нового русского» парня Подхалюзина. Конечно, все под музыку, конечно, в традиции, заложенной когда-то спектаклем А.Гончарова, конечно — с посадскими шалями в оформлении, но и с искренней, подвижной игрой Кристины Мирошниченко (Липочка), Михаила Быкова (Подхалюзин), Виктора Мирошниченко (Большов).

…«а дорога серою лентою вьется…»

Новокузнецкий драмтеатр — имперское здание эпохи социализма. Ложи блещут, и люстры горят, советские «зодчие Росси» явно строили шахтерскую Александринку… Театр производит впечатление хорошо налаженного дела, которое уже несколько лет вместе делают опытный директор Николай Петрович Анищенко и главный режиссер Олег Пермяков (директоров принято по отчеству, режиссеров — без него).

Предыдущие встречи со спектаклями Пермякова оставляли взаимно напряженное чувство непонимания. «Шесть персонажей в поисках автора» Л.Пиранделло, к обоюдной радости, оказался спектаклем внятным, подробно и ясно построенным.

Это не история о людях и не людях и не о нелюдях по две стороны рампы (не раз приходилось видеть набеленные лица персонажей и раскрашенные — актеров, и никто здесь не был похож на человека). Новокузнецкий спектакль — это история о невоплотимости. Мы сидим на сцене, где идет репетиция, а персонажи, люди в черном, появляются из зала. Но появившись из бездн партера (потом партер, накрытый черной пленкой, превратится в бассейн, в нем будут плавать актеры, в нем утонет Девочка), персонажи выстраиваются под репетиционным деревом — древом добра и зла. Пришествие персонажей на сцену — их мученическое изгнание из рая не реализованного вымысла, их греховная страсть к вульгарному сценическому воплощению. Но не быть воплощенными они не могут. Спектакль Пермякова — про людей в белом и людей в черном, которые никогда не соединятся в художественном мире. В финале персонажи, рассказавшие свою историю, снова стоят у райского дерева. Их очередная попытка воплощения не удалась. Не в тот театр пришли. И вообще надо идти не в театр, но они — персонажи, и больше им пойти некуда.

НОВОСИБИРСК

Проблемы новосибирских драматических театров остаются теми же, что и были. Сильной труппе «Красного факела» нужен художественный лидер, серьезный и оригинальный режиссер. Технически оснащенному «Глобусу» — сильные актеры, «Старому дому» — и то и другое.

«Утиная охота» П.Шерешевского в «Красном факеле» уже была отрецензирована в «ПТЖ» (№ 29).

Е.Ивакина (Графиня де Сан-Фон), И. Нахаева (Шарлотта). «Маркиза де Сад». Новосибирский академический молодежный театр «Глобус». Фото К.Ощепкова

В.Левченко (Анжелика), С.Пиоро (Дон Жуан). «Последняя любовь Дон Жуана». Театр «Красный факел». Фото Б.Волкова

«Двойное непостоянство» Мариво, режиссера Д.Чернякова — предмет отдельной статьи этого номера (см. с. 114). Но поскольку во время «Сибирского транзита» эта постановка станет участником петербургского фестиваля «Радуга» и не сможет быть в Омске, нам показывали другой спектакль — «Маркизу де Сад» московского режиссера Игоря Лысова. С первых минут интонационный строй и режиссерская геометрия подсказали эстетический адрес — «школа А.Васильева». Японские и китайские мотивы, лаконизм движений, стильность, холодная красота героинь и выверенность не стали разгадкой витиеватых загадок пьесы Ю.Мисимы, но доставили чисто эстетическое удовольствие от созерцания формы (что совсем не противоречит некоторым смыслам пьесы). К сожалению, в спектакле теперь не играет Ирина Савицкова (Маркиза де Сад), на которую был сделан спектакль, а Елене Ивакиной (Графиня де Сан-Фон) недостает богатых и противоречивых внутренних переходов внутри фиксированной изящной формы.

«Глобус» — странный театр. Европейский маркетинг — и отсутствие фамилии японского автора Ю.Мисимы в оригинальной, круглой программке спектакля, изображающей китайский знак «мужского-женского» (хотели делать программку вообще из натуральной кожи, а автора забыли). Блистательно организованная постановочная часть, лучшие художники — и дурно написанные, провинциальные, с неграмотно расставленными знаками препинания аннотации к спектаклям сезона в роскошно изданном буклете театра… Новосибирск — тоже город контрастов.

Шесть женщин выясняют взаимоотношения с философией де Сада на территории театра «Глобус». Шесть женщин выясняют отношения с Дон Жуаном и его философией на территории «Красного факела» в спектакле П.Шерешевского «Последняя любовь Дон Жуана» по ранней пьесе Э.-Э.Шмитта, когда автор знаменитых, хорошо сделанных «Загадочных вариаций» еще не овладел техникой блестящего драматического письма.

Герцогиня де Вобрикур (Анна Покидченко) собирает нескольких женщин в запущенном загородном доме, чтобы устроить суд над Дон Жуаном и женить его на своей опороченной племяннице Анжелике (Виктория Левченко). Дон Жуан (Сергей Пиоро), как будто «пришедший с войны» из пьесы Хорвата (до такой степени он устал от своих похождений), соглашается жениться сразу. Он пьет, он апатичен, он — при всей своей статности — лишен мужского обаяния и напоминает матрас, который долго выбивали палками… В конце концов выясняется причина его депрессии: брат Анжелики, случайно убитый им некоторое время назад, стал последней любовью Жуана. Но, в противовес плотской любви к женщинам, Дон Жуан ощутил к этому пьющему Шевалье платоническое гомосексуальное влечение — род недуга. Варьируя великий миф, Шмитт, конечно, пишет его на фоне заката европейской цивилизации, а  Шерешевский всегда, еще со времен «Чудаков» в антрепризе им. А.Миронова, испытывал интерес к пряному изображению тайных грехов и к маньеристским изгибам чувств. В «Дон Жуане» он не изменяет привычному медленному темпу, но и не грешит против вкуса. Спектакль хорошо сыгран актерами, и зритель, склонный к интеллектуальным блужданиям по пограничным территориям, где смыкаются философия и людские пороки, напряженно следит за исходом истории.

Дон Жуан встретился нам на сибирской земле еще раз — в спектакле «Дон Жуан» Владимира Оренова в «Старом доме». «ПТЖ» писал об этом «Дон Жуане» дважды, но, увы, нам в спектакле не удалось обнаружить внятного художественного закона…

Наше путешествие по Сибири не заканчивается. Продолжение следует….

Март 2003 г.