«Lexicon». Cовместный проект театра «Особняк» и театра «Ландскрона».
Режиссеры Алексей Слюсарчук и Дмитрий Поднозов,
художники Светлана Калиновская и Михаил Курнаков

На мой взгляд, «Lexicon» — одна из вершин минувшего сезона. Душа и тело слышат о себе на этом спектакле такое, что больше не услышат нигде.

Дело, кажется, даже не в Милораде Павиче. Получился программный спектакль «Особняка», фокусирующий существенные для него художественные мотивы, а не только венчающий цикл постановок Алексея Слюсарчука в этом театре. «Lexicon» и является артефактом, поскольку, кроме всего прочего, театр говорит здесь со зрителями от первого лица, втягивая в завораживающий процесс творческого самосознания, самопознания. Но это и состоявшееся явление современной драматической сцены. Открытая композиция, швы, соединяющие в спектакле материю разной эстетической природы, — законные свойства современной драматической структуры.

Дмитрий Поднозов «держит тему» — виртуозно вводит зрителя в своего рода иронический транс, окуная в поток разноречивых, прихотливых мотивов. Актер — современный шаман, уравнивающий незапамятные времена и злобу дня, иронию и пафос. Он заставляет-таки зрителя вибрировать, участвовать в ритуале, вжиться в его абсурдистскую сказку про исчезнувший экзотический этнос. Во все время своего огромного монолога (шедевр, преодолевающий привычные плеоназмы последних спектаклей «Особняка») актер разделывает немалую рыбину, чтобы запечь ее на мангале.

Мифологическая фактура спектакля последовательна. Музыка персонифицирована. Потрясавшую на первых спектаклях Полину Руновскую сменила Ариадна Карелина, со своим музыкальным строем. Певица проходит (буквально) по спектаклю, чаруя опять-таки в самом прямом, т.е. мистическом, смысле. Две актрисы, Кристина Скварек и Даниэла Стоянович, существуют в полифонических отношениях друг с другом и с первым персонажем — Дмитрием Поднозовым. Русская и сербская речь остраняют друг друга. Все экзистенциальные мотивы «Lexicon»’а также остранены, предстают в неожиданных, «неэвклидовых» параметрах — и это сага, просто, красиво и звучно интонированная режиссером.

Сцены из спектакля. Фото А. Жукова

Крошечная сцена вмещает космос эпоса (художники Светлана Калиновская и Михаил Курнаков). Безыскусность здесь изысканна, интеллектуально значима и не обманна: выпустите к актерам кошку — она их не «переиграет». Перед новыми персонажами, что являются во второй части спектакля, стоит нелегкая задача — превратить столь убедительное трио в квинтет, добавить что-то новое в великолепный и нетривиально содержательный сценический треугольник… Пейзаж уже написан. Сюжетные связи второго действия словно требуют нового, чистого листа, внятной отбивки. Рыба испечена. Зрители пробуют: вкусно. Сакральное на расстоянии вытянутой руки и ближе: в ладони. Не о том ли был и недавний особняковский Беккет, «Счастливые дни» В.Михельсона? Абсурд сегодня только подтверждает подлинность конечных значений. Существуем, ибо это абсурдно. Как говорит режиссер «Lexicon»’а Алексей Слюсарчук: «Это очень простой спектакль». Браво, «Особняк».

Апрель 2003 г.

ЛОВЦЫ СНОВ

МОИ ЗАМЕЧАНИЯ о… Артефакт в маленьком театре на Каменноостровском — явление, как всегда, таинственное и притягательное. «Другой» театр Д.Поднозова в сплаве с медитативной сосредоточенностью и аскетичной театральностью А.Слюсарчука дали результат, позволивший спектаклю стать номинантом на «Золотую маску». Но дело, конечно, не в «масках» и блестящих статуэтках… Дело в том, что художественное кредо «Особняка» — подчеркнутая индивидуальность, свобода в постижении художественных законов, расширение сугубо сценическими средствами понятия театрального как такового, — к счастью, не становится самоцелью, оставаясь просто намеченным путем для творческого поиска. Зритель, прикоснувшийся к этому «быстрому зеркалу», не будучи ни дзен-буддистом, ни постмодернистом, ни каким-либо другим …истом, подобно Петкунину из «Хазарского словаря», не заметит, сколько дней прошло, прежде чем поймет, где находится выход из театра. Если, конечно, не будет пытаться понимать, а попробует воспринимать…

«Lexicon» тоже нужно воспринимать, погружаться в его стихию, вплетаться в его законы… Не разбирать, а вдыхать, как аромат крепких арабских духов. Здесь можно увидеть все что угодно: сеть вместо платья, серебристый луч кинопроектора, карты, вино… Услышать русскую речь и замшевый сербский говор. Все это засияет, заиграет, затянет в свой полисмысловой круговорот. И тогда, подчиняясь ирреальной логике сна, ты оказываешься где-то за гранью обыденного сознания, в неощутимой зоне между словом и мыслью, не слыша, а чувствуя вибрации далекой, давно исчезнувшей цивилизации. Ее прощальное эхо звенит в голосе красавицы-певицы, растворяется в аппетитном запахе пекущегося на сцене судака, прячется где-то между словами, произносимыми актером… «Время от времени мы выныриваем из сна, окидываем взглядом собравшихся на берегу и опять погружаемся, торопливо и жадно, потому что нам хорошо только на глубине… Потому что здесь, внизу, сласть и тело неразлучны, они суть одно целое…» (М.Павич).

Милорад ПАВИЧ — сербский поэт, прозаик, историк литературы. По определению американских критиков, «рассказчик, равный Гомеру». Его книгу, взятую к постановке в театре «Особняк» (а это обязательно должно было рано или поздно произойти!), называют культовой, великой, первой книгой XXI века и т.д., а сам писатель сравнивает с виноградником, поливаемым или дождем, или вином. Ее начинали, наверное, все, кто знает азбуку, но редко кто без труда дочитывал, не заплутав в перекрещиваниях, ссылках и смысловых лабиринтах. Каждая статья «Словаря» — это либо притча, либо головоломка, либо историческая справка, а может быть, своеобразный тест на ассоциации. Спрашивать, о чем это произведение, — бесполезно, каждый ответит по-своему. Неудивительно, что этот материал заинтересовал авторов проекта. Чтобы адекватно поставить такую литературу, сочинив при этом свой вариант прочтения, нужен (боюсь написать банальность!) «особый» режиссерский склад, образ мышления, принадлежность к какому-то иному типу театра. Бывают глаза синие, бывают зеленые — в этом ничего плохого нет, но с этим ничего не поделаешь… Индивидуальность диктует образ спектаклей, то, что мы называем почерком режиссера. И в данном случае «Хазарский словарь», как мне кажется, мистически точно выбрал себе соответствующих соавторов…

Алексей СЛЮСАРЧУК — петербургский режиссер, не боящийся разговаривать со зрителем в системе свободного диалога — сейчас, в данный момент, немедленно.

Его спектакли, будь то пронзительно-лиричная «Внутренняя жизнь твердых предметов» или осколочно- мерцающие сладким холодком «Блуждания» — это всегда отчаянный призыв к беседе, к общению… Общению такого уровня, когда не обязательны слова — можно и помолчать вместе, послушать рок-музыку, посмотреть вдаль — но одиночество, царящее в космосе человеческих взаимоотношений, все-таки отступает. Режиссер глубочайшей эрудиции, А.Слюсарчук в своей профессии недоверчив и по-детски любознателен: а может, повернем так? А если вот так? А что вы скажете, если сделать иначе?

«Истории рассказываются снова и снова — и всякий раз по-новому. Поиск интонаций, настроения делает их непохожими друг на друга. И дает им жизнь»1. В «Lexicon»’е тоже спрятана масса историй, да и сам спектакль существует во множестве версий. А.Слюсарчук и Д.Поднозов выстраивают каждый спектакль по принципу знака «бесконечность» — замкнутой восьмерки. Скользя по ее поверхности, зритель то проваливается куда-то вниз, то взмывает вверх — и все повторяется снова и снова, но уже на ином витке спирали. Слушая красивую сказку о принцессе Атех, которая на каждом веке носила по букве и играла роль матери перед зеркалом, понимаешь, что услышишь ее еще раз, и еще раз поймешь, что принцесса Атех — это и ты, и она, и они…

1 Егунова А. Показательные выступления на взлетной полосе // На дне. 2002. 1–15 марта. С. 13.

Дмитрий ПОДНОЗОВ — актер, «сам себе и небо и Луна».

А.Алексеев сказал как-то, что театр «Особняк» — это театр Дмитрия Поднозова, категорически, все, что он делает, — это не обсуждаемо, он идет первой строкой. Обладая редким на современной сцене даром актерской философии, он, по гениальному определению Вахтангова, всегда сознательно воспринимает и бессознательно воспроизводит. Порой, ни слова не говоря на сцене («Счастливые дни» В.Михельсона, «246» и т.д.), Поднозов как будто включает дополнительный канал, по которому реципиенты, то есть мы, сидящие в зале, улавливаем сильнейшие сигналы, окрашенные той или иной эмоцией. В "Lexicon«’е он разговаривает — воплощая в реальность мечту А.Слюсарчука о диалоге — но как будто не с залом, в который смотрит, а с чем-то, что внутри каждого, кто его слушает, с той нематериальной субстанцией, где роятся мысли, страхи, желания… «Он все это делал с таким успехом, что ему начала покоряться прекраснейшая из существующих материй — материя сна…» (М.Павич).

LEXICON — яркая вспышка в сумерках театральной жизни города, светло-коричневый экзотический сон о легендарных хазарах и сербах-интеллектуалах. Сон — это то, что нельзя зафиксировать, спрятать в бутылку и заткнуть пробкой; его порой нельзя даже записать. Так же, после того, как переворачиваешь последнюю страницу новой книги (пусть это будет «Хазарский словарь»), уже никогда не почувствуешь свое ощущение в момент чтения… Что-то будет утрачено. Но это «что-то» незримо присутствует в атмосфере спектакля «Lexicon». Все очень просто: герой Дмитрия Поднозова спокойно чистит рыбу, нарезает зелень, на экране бегут один за другим кадры, звучат тихой вереницей светлые и страшные истории — и никто не заметил, как перешагнул из реальности в «зазеркалье», в туман, за пределы круга… Здесь могут быть любые правила — карточной ли системы таро, гороскопов, буддистские законы, может вообще не быть правил. Но — диалог… Он идет постоянно, все участники спектакля связаны одной нитью. Где ты, сосед? Не бойся, я здесь…

Спектакль заканчивается тем, что зрителей приглашают за накрытый стол, попробовать судака и отведать вина (с «виноградника» Павича). Рыба в мифологии этого спектакля — это, возможно, символ — преломление хлеба, причащение, приобщение… И главное — счастье видеть ответный взгляд.

Февраль 2003 г.