Получилось так, что И. О. Горбачев дал мне свое последнее интервью. Это было в конце ноября 2002 года. Я решила сделать программу к его 75-летию, поскольку фигура Игоря Горбачева меня давно занимала, казалась рельефной, крупной, выразительной, через него становилось понятно многое в истории советского театра и советского государства. А тут у человека юбилей, надо все сделать на мягких лапах… Горбачев согласился встретиться. «Может быть, он забыл, что я написала в 1982 году об Александринском театре в статье „Театр без театра“, внимательно проанализировав все то, что там происходит?» — подумала я, и мы поехали в Военно-медицинскую академию. Мы попали в чистую, хорошую палату с цветами, он сидел в халате, его друг и соратник актриса Т.Кулиш задрапировала его одеялом так, чтобы он хорошо выглядел в кадре…
Эти 25 минут произвели на меня очень сильное впечатление. Никогда не общавшись с Горбачевым близко, я даже не могу разобраться в характере этого впечатления. Я была взволнована, и не то чтобы мне было страшно, но как будто бы что-то пролетело, какая-то тень коснулась моей души.

Он говорил связно, прекрасно понимал, соображал, отвечал. Его великолепный голос проступал сквозь болезнь и старость, в нем прорывались красивые, хорошо поставленные интонации актера старой школы, владевшего декламацией, возвышенной риторикой. Он отвечал иногда с юмором, скажем, когда заговорил о своем приходе в Пушкинский театр, сказал: «Вы знаете, мне было у кого воровать», — имея в виду возможность перенимать у мастеров, подглядывать… Вдруг, рассуждая о Чичикове, он сказал потрясающую фразу: «Да, вот такие мы, русские. И великодушные. И милосердные. И добрые. И лживые. И подлые. И мерзкие. И все это — в одном человеке нераздельно». И действительно, фантастическим образом под историческим гнетом образуются характеры, в которых нераздельно существуют вещи неслиянные, несоединимые. Многие люди говорили мне, как Горбачев действительно помогал конкретным людям. Конечно, он имел такие возможности, но кто их не имел? Как говорит Сатин в «На дне»: «Многим деньги легко достаются, да немногие с ними легко расстаются». Он действительно поворачивался к своим ученикам какой-то самой великодушной и благородной гранью. Им он мог ничего не доказывать. Имея хороший глаз, он набирал на курс людей способных, хотя не знаю, чему он их в результате учил. Но, помню, когда нас послали на картошку, единственный руководитель, который приехал к своему курсу, был И.О.Горбачев. С каждым поговорил, сделал им какой-то подарок, что несказанно нас тогда удивило, потому что он был для нас чугунным символом советской власти.
Конечно, так оно и было, он превратился в этот символ, и в какой-то момент талант его перестал его слушаться, даже когда он пытался сыграть что-то из области чистого искусства — Иванова или Сирано де Бержерака (а в этих ролях ничего не действует — ни звания, ни чины. Выйди и сыграй!). Но он делал только форму роли, в его сценических созданиях не было душевных движений, при том что в нем самом они были. Горбачев утратил способ выражения душевных движений на сцене, она стала для него местом проявления чего-то другого. Мы мало знаем о психофизическом аппарате актера (и лабораторно вряд ли получится его изучить — только в ходе жизни). В какие моменты он становится неповоротливым, неподвластным самому актеру, а само вещество игры, материя таланта перерождается и делается грузной.
Общественно-политическая деятельность И.О.Горбачева привела его к этому. А ведь он остался до конца верен своим ценностям, и в последнем разговоре с ним это понравилось мне больше, чем сжигание партбилетов и перекрашивание красного флага в сине-бело-красный. Он не пошел этим путем, не побежал, он остался — как был. Видимо, суетливые движения не были свойственны его крупному телу.
Он не играл ни Ленина, ни Дзержинского, ни других вождей. Мужчина корпулентный, с медовым голосом, Игорь Горбачев не имел для этого никаких данных. Он работал в области создания мифологии советского начальника среднего звена. Здесь ему не было равных. И как они его любили — секретари обкомов, горкомов! Им хотелось быть такими же красивыми, поскольку у каждого в прошлом была какая-то темная судьба, рабоче-крестьянское происхождение, годы существования в номенклатурной системе. А Горбачев давал им форму — как говорить, держаться, его темой был номенклатурный работник как образец человека. Ведь никто никогда не соблазняет нас никакой мерзостью, а любая мерзость, заметьте, всегда хочет придать себе некие благородные, прекрасные черты. Ведь никто же не говорил нам: «Ребята, вот этот лысый гаденыш залил кровью всю Россию, и за это вы должны его, дедушку Ленина, любить». Нет же, нам говорили: «Это человек, который мечтал о счастье миллионов, ни копейки на себя не потратил и любил детей». И мы его любили. Так и Игорь Горбачев создавал образ некоего прекрасного человека, который не спит ночами, думает о Родине… История зигзагов, заблуждений, слияния неслиянного отразилась в нем.
Я спросила его о роли короля Лира. Он сыграл его в спектакле Г.Тростянецкого, и Тростянецкий говорил мне, что, лишенный уже всех постов, Горбачев работал замечательно: не опаздывал, слушал, не подводил. И вот в нашем последнем интервью Игорь Олегович говорит мне: «Лир — чудесный человек. Он ведь верил им, верил, что все будет прекрасно…» Тут же я спрашиваю его: «Вы жалеете о чем-нибудь?» — и вдруг слышу ответ: «Да, я жалею. Я был слишком добр. Я мало давил гадов и много потакал». Это была фантастика, на меня глянуло страшное лицо страшного человека, некое предыдущее его воплощение — какой-нибудь римский император. Мне кажется, если человек приходит к актерскому труду, до этого он проходит долгую цепь рождений. И Горбачев много про это знал. То есть за 25 минут этот человек изменялся на моих глазах не меньше шести раз!.. Он рассуждал о том, что Чичиков — это постаревший Хлестаков (простая и хорошая мысль), в нем играли искры разума, он прекрасно рассуждал об учениках и о любви к русскому театру — и вдруг опять возникало нечто страшное… Это невероятное существо переливалось ртутным блеском… И я подумала тогда вот что. Фраза «Не судите да не судимы будете» не запрещает нам судить. Она только нас предупреждает: каким судом судите вы — таким будут судить и вас. Какой мерой мерите вы — такой будут мерить и вас. Судите, мерьте, но знайте — тем же судом… И я подумала, что я согласна, что отказываться от суда и меры не буду. Но как эту меру трудно найти, когда, как правильно сказал Игорь Олегович Горбачев, — вот такие мы, русские…
Апрель 2003 г.
Комментарии (0)