М. Горький. «На дне жизни».
Петербургский Экспериментальный театр.
Режиссер Василий Перминов
«На дне жизни» — антрепризный спектакль, его играют актеры, работающие по разным театрам (а некоторые из них и вовсе ни в каком театре не служат, а странствуют все по той же вечной дороге из Керчи в Вологду).
Антреприза — этим не все сказано. Да, мы привыкли подобным словом называть коммерческое предприятие, в котором чаще всего немногочисленная команда артистов, обязательно включающая «звезд», собирается на «проект», обязанный принести доход, играет обычно развлекательную драматургию в больших залах с дорогими билетами. Все это так. Но в последние сезоны ландшафт начал меняться. Появились антрепризы, выбирающие для постановки высокую драматургию («Без вины виноватые», «Смерть Тарелкина», «Пляски смерти», «За закрытыми дверями») и закладывающие в фундамент своего проекта не только кассовый успех, но и художественное качество.
Но даже среди этих «серьезных» антреприз Петербургский Экспериментальный театр стоит особняком. Эта компания собралась, чтобы своей версией отметить столетие со дня первой постановки драмы Горького «На дне»! Пьесу, более не соответствующую требованиям антрепризы, еще надо поискать. Согласитесь, это идеализм! Никакой коммерции — чистое искусство.
На просторах дворцов культуры и спорта этот спектакль, по-моему, погибнет. Я видела его в Молодежном театре и думаю, что эта площадка очень хороша для спектакля «На дне» — и сравнительной камерностью, и амфитеатральным расположением зрителей. Здесь важна «теснота коммуникации», близкий контакт актеров и публики.
Вообще, в этой затее многое приятно удивляет и помимо выбора серьезного, трудного материала. Есть в спектакле спокойное достоинство и простота. Есть и решение. Вместо грязи, смрада и тьмы ночлежки мы видим чистое белое пространство. И пол, и полукруглый задник обтянуты белым полотном. Вдоль задника так же полукругом выстроились самые разные сиденья причудливой формы, сделанные из черных металлических прутов. У каждого персонажа — свое индивидуальное место (только Квашне с Медведевым сделан семейный диванчик на двоих). Высокие «табуреты» и «скамейки» напоминают не нары, а какие-то насесты и жердочки для неведомых птиц и еще — антенны на домах. Мы видим не дно жизни, а ее «крышу» — самый верх. Это ощущение усиливается во втором действии: три «антенны» втыкаются в лежащий по центру белый круг, и кажется, что персонажи загорают на крыше, подставляя лица солнцу и теплому ветерку.
Сочетание белого цвета и железных прутьев может, наверное, напомнить больницу, «лечебницу для организмов, отравленных алкоголем», хотя койка здесь только одна — у Васьки Пепла. Стоящая вертикально будка легко переворачивается и превращается в кровать, когда Василиса приходит к Пеплу и добивается его ласк. (Потом койка станет тюремными нарами для бывших любовников: уже исчезнувшие из пьесы Васька и Василиса будут мерно покачиваться, сидя спиной друг к другу по краям кровати.) Только умирающие персонажи покидают площадку — поднимаются по ступеням и уходят через зрительный зал, а остальные присутствуют на сцене постоянно, иногда выходя из игры, пробираясь в тесное пространство между задней стеной и железными сиденьями. Там, в узком коридоре, хорошо видные нам сквозь черные решетки, они бесцельно ходят, слоняются взад-вперед, как дикие звери в зоопарке, или затихают, лежа на боку, свернувшись клубком. Все герои носят черные ботинки и белые одежды самых разных фасонов — у некоторых костюм напоминает исподнее или пижаму, а у других из такого же простого полотна сшиты платья, куртки, сюртуки, панталоны, блузы… Только странник Лука (не имеющий своего насеста) поверх белого носит длинный пятнистый жилет, скроенный, похоже, из шкуры животного. Эта шкурка лежит на круге-столе и напоминает о старике, когда сам Лука уже покинул ночлежников. Сбросил шкурку — и ушел восвояси.
Режиссер Василий Перминов ставит «На дне» как интеллектуальную драму, предлагая зрителям слушать идеологические диспуты на темы жизни и смерти, веры и безверия, правды и лжи, свободы и платы за свободу. Персонажи, сидящие как птицы на ветках, ведут мировоззренческие дискуссии, подробно и прямо (при этом не без актерского юмора) излагая свои взгляды. Самое интересное, что наблюдать за этим оказывается увлекательным занятием! Внимательно разобрав пьесу, расслышав лейтмотив каждого, протянув нервно звенящие струны от одного к другому, режиссер создал на сцене живое драматичное многоголосие.
Актеры, собранные В.Перминовым, играют принципиально верно, почувствовав нужный тон и уловив стиль. Есть работы очень хорошие — мягкий, мудрый Лука С.Гавлича, мрачный Бубнов В.Калиновского, изломанный, гротескный Барон А.Шимко, едкий Сатин А.Саюталина. Органичны А.Геллер (Наташа), Т.Григорьева (Квашня). Менее содержательна Василиса — Л.Завадская: внешне эффектна, но статична. Я видела в роли Актера М.Лучко, и его персонаж мог только декламировать и жестикулировать. (Наверное, когда Актера играет А.Девотченко, спектакль выглядит иначе, в нем возникают иные акценты, другая расстановка сил.) А в центре всей истории, без сомнения, Васька Пепел в исполнении Дмитрия Бульбы.
Пепел — огромный, здоровый парень, сочетание жуткой силы и детской мягкости. Только ради того, чтобы услышать этот бархатистый бас, эти неожиданные, странные, небытовые — но всегда внутренне оправданные — интонации, чтобы увидеть, как эмоционально насыщенно, глубоко и драматично существует на сцене Д.Бульба, чтобы быть захваченным и вовлеченным, обязательно стоит пойти на этот спектакль. Пепел спрашивает Луку: «Слушай, старик: Бог есть?» — Бульба задает этот вопрос не губами, не голосом только, а всем существом. Ответ на вопрос может лишить его дыхания и жизни, а может возродить.
Под торжествующие звуки вагнеровского «Полета валькирий» ночлежники укладываются спать вповалку на пятачок в центре площадки. В полутьме они копошатся, возятся, словно, из трясины поднимаются и колышутся непонятно чьи руки. «Мертвецы — не слышат, мертвецы не чувствуют!» — провозглашает Сатин. Васька Пепел Дмитрия Бульбы — не мертвец. Он дышит, живет, ищет, мучается, ошибается, плачет, радуется, надеется, оступается. Встреча с этим артистом, покинувшим стационарные репертуарные театры, — может быть, главная радость, которую мы можем испытать, оказавшись «На дне жизни».
Комментарии (0)