М.Горький. «На дне». Молодежный театр Алтая (Барнаул).
Сценическая версия и постановка Алексея Песегова,
сценография и костюмы Светланы Ламановой

Алексей Песегов, главный режиссер Минусинского театра (самый известный его спектакль — «Циники» по роману А.Мариенгофа, призер «Золотой маски»), редко ставит за пределами своего города. Барнаулу повезло — энергичный директор ТЮЗа Татьяна Козицына пригласила Песегова на постановку, справедливо полагая, что артистам будет полезно поработать с этим серьезным режиссером. Песегов явно нашел общий язык с труппой и создал строгий и ясный по мысли спектакль «На дне». В дальнейших планах Алтайского Молодежного театра — привлечение к этой работе Валерия Золотухина (он готовится сыграть роль Луки), а пока что спектакль вышел без участия московской звезды. Приглашение на роль «человека со стороны» знаменитого артиста — и тоже «со стороны» — вовсе не бессмысленная затея и, конечно, не только рекламная акция театра, но это тема для будущего разговора.

«На дне» — спектакль, во многих отношениях непростой, и для восприятия, и исполнения, притом что — вот парадокс — в нем все сделано просто. У зрителя отсутствует привычная «подпорка» в виде музыки как комментария к сюжету. Есть только одна четко проведенная музыкальная тема, об этом будет сказано позже. Зрелищная сторона исключительно скупа: контрасты черного и белого — и в сценографическом решении, и в костюмах. Строгий аскетичный мир. Песегов последовательно и смело ставит не драму людей, а драму идей.

Жанр обозначен как «мистическая драма», и один из главных вопросов вынесен эпиграфом в программке: «Пепел. Слушай, бог есть? Лука. Коли веришь — есть; не веришь, нет… Во что веришь, то и есть…» По сути, в спектакле выстроено полярное противопоставление Божественного и Дьявольского, наглядно представлена битва этих начал в человеческой душе — вернее, борьба этих сил за человеческую душу. Все людские страсти, раздоры, связи и разрывы, происходящие на наших глазах, — отражения и следствия той тяжбы, что ведут Лука и Сатин, посланцы Добра и Зла.

Твердой рукой режиссер и художник очистили пространство ночлежки от быта — здесь нет ни нар, ни грязи, ни лохмотьев. Полукругом выстроились белые арочные рамы дверей — жильцы имеют возможность скрыться за ними от посторонних глаз. Слева размещается кровать — Анна умирает на глазах у всех, рядом с ней «скрипит» ее муж Клещ. У противоположной стены, справа, на лежанке возится Бубнов, все приговаривая свое любимое: «А ниточки-то гнилые!» Между этими полюсами безнадежности и бурлит ночлежная жизнь. В центр площадки помещен низкий круглый белый стол — за ним режутся в карты и в шашки. Идет игра, азартная и злая, где ставка — человеческая душа, ищущая спасения или позабывшая о нем.

Костюмы персонажей не имеют отношения к времени и месту действия (современные силуэты, вязаные свитера, джинсы), цвет одежды отражает степень близости героя к сфере добра или, наоборот, к пучине зла.

Ю.Юрьева (Анна), В.Лагутин (Лука). Фото из архива театра

Сатин (Константин Кольцов) одет, естественно, в черное, Лука (Валерий Лагутин) — в светлое (длинный жилет странника делает его фигуру зрительно еще более сухопарой и высокой). Вся в белом — и сама очень бледная, почти прозрачная блондинка — умирающая Анна (Юлия Юрьева). А на Актере, например, свитер черный, а брюки — белые, поскольку он целиком не принадлежит ни Тьме, ни Свету, он — одна из тех душ, за которые идет война. Использованы и другие контрасты: на Василисе (Лариса Корнева) — алое платье, огненным сполохом мечущееся в черно-белом пространстве, платье ее сестры, чистой и строгой сердцем Наташи (Галина Чумакова), — синее. Костылев, муж Василисы и хозяин ночлежного дома, носит длинный сюртук серого цвета — это маленький, с пронзительным взглядом и живой мимикой мышиный король ночлежки (таким точно и остро играет его Анатолий Корнев).

Актеры, занятые в «На дне», играют ровно, в едином тоне и стиле, держат ансамбль, при этом, конечно, кто-то выглядит бледнее, а кто-то ярче. Анатолий Кошкарев в роли Васьки Пепла выделяет, пожалуй, одну черту: его герою, действительно, скучно жить. Скука выражается в ленивой пластике, во всем строе движений, в вялых интонациях. Васька слоняется, мается, его так и тянет прилечь, притулиться к кому-то. Пеплу явно не хватает взрывоопасности. Василиса для Л.Корневой стала вариацией на темы интересно сыгранной ею Федры. Сцена страстного и мучительного объяснения Василисы с бывшим любовником, почти протанцованная актерами, смотрится как выразительный фрагмент из другого спектакля. Нестандартно выглядит Наташа Г.Чумаковой — не слабая несчастная жертва, а женщина, в чьей душе тоже кипят страсти. Ее ошибка и вина — в нежелании подавить гордыню. Наташа отталкивает Ваську, ставит себя выше его и этим губит возможную любовь и теряет надежду на спасение.

Лука в спектакле Песегова — странник, явившийся с благой вестью о праведной земле, которая, конечно, существует. Не стоит искать ее на карте — тут география не поможет. Но спасение возможно, главное — верить. Поверишь — и спасешься: Лука призывает людей уверовать в собственную чистоту, в свободу от «дна», которое, на самом деле, их цепко держит.

А.Кирков (Актер). Фото из архива театра

Роли такого плана трудно играть. Можно сказать, что В.Лагутин с этой тяжелой и ответственной ролью справляется, избегая и пафоса, и приторности, и благостности. Он играет сдержанно, даже лапидарно, но с внутренней значительностью и наполненностью каждого слова и  жеста. Сильно подействовала на меня одна сцена. Лука, утешая Анну, заставил ее поверить в то, что на том свете будет покой и отдых, которого она не знала в жизни. И тогда слабый свет озаряет бледное личико, и, приподнявшись на кровати, Анна спрашивает: «Коли там муки не будет, может еще немножко пожить?..» Не глядя на нее, устремив взор вдаль, молча и неумолимо Лука качает головой.

Если для Анны уже все кончено, Лука может только проводить ее в мир иной, скрасив последние минуты своим участием, то для Васьки Пепла с Наташей, для Насти и, главное, для Актера у него есть в запасе не только утешения. Для них — его рассказы о «хорошей стороне — Сибири», о городе, где есть прекрасная лечебница для «организмов». Словно случайно Лука берет в руки брошенную гармонь и что-то пытается наиграть. Едва угадывается мелодия. Слов пока нет, но они всплывают в памяти сидящих в зале: «Под небом голубым есть город золотой…» Вот куда зовет всех Лука!.. Но как ни старался странник, не уберег он Ваську — Сатин оказался сильнее. Стоит подчеркнуть, что Костылева в этом спектакле убивает вовсе не Пепел — мы его видим на авансцене. В глубину, где идет драка, бросается Сатин — и именно он совершает убийство, в котором обвиняют Василия.

После исчезновения из ночлежки Луки в ней по праву воцаряется его противник. Мизансцена воссоздает композицию Тайной вечери, где центральное место занимает Сатин, словно возглавляя пир, на который приглашает всех. В его ловких руках фокусника и шулера стаканы появляются прямо из воздуха. Стоит Насте (Г.Архипенкова), в ярости вскочившей на стол, разбить стакан — глядь, а у Сатина уже новый наготове! Звучные речи Сатина  человеке — это торжество владыки мира, того падшего ангела, которому во власть дано человечество. «Человек выше!» — грозит он небу («человек выше сытости» — сказано у Горького, здесь же другое — человек выше Бога). Пружинистая хищная пластика пантеры, властный голос, спокойствие победителя — К.Кольцов создает образ Князя Тьмы.

Последняя попытка сопротивления Сатину — самоубийство Актера (Антон Кирков). Его судьба, страдания, попытка возрождения и гибель — в центре концепции Песегова. У Актера есть повторяющаяся мизансцена: он выходит на освещенный просцениум и резко раскидывает руки в стороны — просьба об аплодисментах, попытка полета, распятие… В огромных глазах — не желание славы, а отчаянная готовность к подвигу, к жертве. Эту жертву он приносит, когда решается умереть.

И, несомненно, музыкальная тема Луки — песня о золотом городе, о райском саде — перекликается с любимыми стихами Актера: «Честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой…». В финале вместо тюремной песни, что пели горьковские ночлежники, звучит, конечно, «Город». Сначала поют герои, потом — уже во время поклонов — возникает и голос Гребенщикова. И артисты на сцене, и зрители в зале не могут удержаться и подпевают: «Кто любит, тот любим, кто светел, тот и свят, пускай ведет звезда тебя дорогой в дивный сад…»

Апрель 2003 г.