И. Вырыпаев. «Волнение». БДТ им. Г. А. Товстоногова.
Режиссер Иван Вырыпаев, художник Анна Мет

Услышать «шепот Господа в своем сердце» может (или не может) всякий человек. И всякий студент процитирует этот слоган в своей курсовой о «Пьяных». Так же и самое слово «волнение» приводит в волнение. Вот и все. А дальше — театр, его сила, которую Иван Вырыпаев знает. Начиная с «Кислорода» он знает и любит власть слова-слогана, умеет сделать его театральным мотором, придать ему собственно сценический объем.

В новейшей премьере БДТ Вырыпаев и драматург, и режиссер.

И вот приходит в голову простая мысль: не потому ли столь вопиюще скуден, безэмоционален сценографический антураж, а также костюмы и мизансцены — это должно оттенить и вывести на первый план самую тему «волнения», которую ведет Улья Рихте — Алиса Фрейндлих.

Собственно, персонажи, которых играют Дмитрий Воробьев и Юлия Марченко (литературный агент героини и ее дочь, юрист и секретарь), исправно волнуются, следя за ходом интервью: польский журналист (Рустам Насыров), при всей своей обходительности, постоянно сворачивает на щекотливые темы, которых его настоятельно просили избегать. Прекрасные актеры существуют все на том же скудном пайке: в пьесе их персонажи сугубо функциональны. Личностный, артистический багаж задействовать крайне затруднительно, и стоит оценить, как они стойко и с достоинством выдерживают эту аскезу.

Ю. Марченко (Натали Блуменштайн), Д. Воробьев (Стив Ракун).
Фото С. Левшина

Их волнение по поводу интервью с нажимом демонстрируется, но не волнует Улью, не волнует зал. Впрочем, пока Улья отлучается на пять минут, эти двое обрабатывают журналиста, пообещав ему вожделенную протекцию в Нью-Йорке. Цена сделки — стертая запись интервью. Но даже этот ужас-ужас не становится ни в коей мере перипетией, она не здесь. Хлопоты приближенных не трогают никого. Можно было бы пожалеть Улью: получается, что даром на склоне лет она давала свое фантазийно-откровенное интервью!

Но вот тут-то и вся соль. Перипетия, можно сказать, в самой Улье Рихте, «знаменитой американской писательнице». Алиса Фрейндлих не «дает интервью», что бы ни думало на сей счет ее окружение, да и сам интервьюер.

В спектакле есть некий «Голос Ведущего», он указан в программке среди действующих лиц. Над персонажами веет некий всеведущий, иронически-отстраненный дух. Андрей Феськов делает это превосходно. Но есть странность в том, что это некое сверхведение предстает в спектакле, где ему не подвластна главная героиня, оно опрокидывается самим ее существованием.

Она — гений-литератор — произносит слова, слова, слова. Но они ничего не обозначают, за ними нет реальности, они должны передать только космические вибрации Универсума. Волнение беспредельной любви, на фоне которой нелепы все сюжеты земной жизни. Остается мифотворчество. Улья уже пришла к этой черте. Именно это Алиса Фрейндлих и транслирует в своем монологе длиной в спектакль. Ей ли не знать, что есть Волнение, она сама — его мембрана.

А. Фрейндлих (Улья Рихте). Фото Ю. Кудряшовой-Белокрыс

Если в «Пьяных» Вырыпаев пользуется эпиграфом из Омара Хайяма, то в этом опусе ему понадобился Алексей Лосев. Если там была серия скетчей, помноженная на богоискательство, то здесь как бы бродвейская пьеса, помноженная на проблему философии творчества. Автору нравятся эти дикие коктейли, почти из арсенала героя бессмертной эпопеи Венедикта Ерофеева. Для какой-то части публики — скетч, кому-то — «философия». (Вообще сидение драматурга ли, режиссера одновременно на двух стульях — нашего времени случай.)

А. Фрейндлих (Улья Рихте), В. Реутов (Майкл). Фото С. Левшина

Лукавая двойственность «Волнения» делает задачу создать образ художника страшно трудной. Фрейндлих бесстрашно ныряет в эту вырыпаевскую Улью Рихте, не впадая в неизбежную, казалось, карикатуру, да и как бы она могла? На мой взгляд, тут необходимо отдать должное ее уже давней Кэрролловско-Могучей Алисе, которую актриса и сейчас играет в Каменноостровском филиале БДТ. Там была найдена, открыта творчески-беспокойная нота: художник пробивался к себе самому, и это была новая, заново узнаваемая Алиса Фрейндлих. Так и тут: финальный минималистский «роман в стихах» неожидан и естествен, речь о творческом самосознании, героиня тут занята не чем иным, как выведением поэтической формулы самого своего существования.

А. Фрейндлих (Улья Рихте), Р. Насыров (Кшиштоф Зелинский). Фото Ю. Кудряшовой-Белокрыс

При этом актриса не была бы, опять-таки, самой собой, если бы не использовала предложенный драматургом иронический ключ в роли: какая бы то ни было пафосность не для нее. Исключительность, «гениальность» центральной героини не мешает ей легко парировать «каверзные» вопросы журналиста и жалкие поползновения «свиты» на ее свободу и цепко приметить в фотографе Майкле вполне достойного партнера для ее дочери. Само собой, тут ход чисто коммерческий за отсутствием реальных сюжетных линий, но актриса преодолевает банальность. Это, во-первых, все то же мифотворчество, на котором она настаивает перед ошарашенным интервьюером. Во-вторых, Василий Реутов — Майкл, хоть и стреножен режиссером-драматургом, который попросту то и дело надолго отключает своих персонажей от действия (см. выше), но все-таки он живее прочих и тем самым ближе к протагонистке. У него не один, а несколько объектов внимания, он до поры до времени полон и профессионального, и человеческого достоинства, и артист успевает показать индивидуальность своего героя.

Сцена из спектакля. Фото С. Левшина

Огромное окно, за которым мелькают, конечно, огни большого города, не более чем общее место, заставляющее тоскливо припомнить советские спектакли из западной жизни. А ведь это самое окно — значимая, причем трагическая метафора в монологе Ульи Рихте: именно тут рождается ее убежденность в том, что падают — вверх и ее любимый, выпавший из окна, — вознесся.

А. Фрейндлих (Улья Рихте). Фото Ю. Кудряшовой-Белокрыс

Другими словами, в отличие от вырыпаевских «Пьяных» в том же БДТ, где был настоящий парад театра — актеров, режиссера, сценографа, — здесь зритель прикован к главной героине «Волнения» и встречается с высоким искусством. Алиса Фрейндлих — национальное достояние наше. Ее героиня говорит себе и нам сущностные вещи самим своим пребыванием на сцене: этот драгоценный процесс происходит на наших глазах, в это трудно поверить.

Май 2019 г.