Ш. Гуно. «Вальпургиева ночь». Урал Опера Балет (Екатеринбург).
Хореография Джорджа Баланчина, балетмейстер-постановщик Дайана Уайт, дирижер-постановщик Павел Клиничев, костюмы Каринска

«Урал Опера Балет» стал шестым в России и всего третьим за пределами двух столиц театром, официально включившим в репертуар постановку Джорджа Баланчина. Спектакли американского классика ХХ века, во многом определившего лицо современного балета, — вызов любой балетной компании. Они основаны на классической танцевальной лексике, но их лаконичность сжимает идею многочасовых эпопей Петипа до получасового стремительного, заостренного и жестко структурированного резюме. С балетами XIX века они соотносятся примерно так же, как сверхзвуковой самолет — с конным экипажем. Принадлежность труппы к «баланчинскому клубу» фиксирует и стремление к развитию, и широкий профессиональный кругозор, и ее международный уровень.

«Вальпургиева ночь». Сцена из балета. © The George Balanchine Trust. Фото О. Керелюк

Наследие хореографа, включающее около четырехсот постановок, охраняется нью-йоркским Фондом Баланчина. Его деятельность остановила волну пиратского освоения балетов хореографа, которая поднялась в российских театрах в середине 1980-х годов. Получить разрешение фонда и его постановщиков непросто: он не только защищает права наследников, но следит за соответствием спектаклей баланчинскому стилю и качеству. Запросы российских театров обычно предсказуемы: Баланчин раскрепощенно-джазовый, флиртующий с Бродвеем, находящий идеальные соответствия в танце синкопам Гершвина и Херши Кея, ностальгирующий по утраченной европейской культуре с Верди, Шуманом и Рихардом Штраусом. Авангардный «черно-белый» Баланчин, по заказу которого писали балеты Стравинский и Хиндемит, у нас все еще малоизвестен. В лидерах «Серенада», «Аполлон Мусагет», «Симфония до мажор», «Кончерто барокко», Па-де-де на музыку Чайковского, в которых наиболее ощутим классический русский исток творчества хореографа. Начинать знакомство с этих патентованных шедевров безопаснее всего. Но Уральский балет выбрал собственный путь.

С одной стороны, «Вальпургиева ночь» для любого театрала — название привычное, музыка Гуно легка для восприятия, а стиль хореографа легко узнаваем. С другой, «Вальпургиева ночь» в версии Баланчина не входит в число широко известных опусов хореографа. Более того, Екатеринбург — первая точка за пределами Соединенных Штатов, где она поставлена как самостоятельный балет. Между тем нестандартная судьба словно предназначала «Вальпургиеву ночь» для первого знакомства с Баланчиным и зрителей, и танцовщиков. В опус-листе хореографа она числится и среди первых, и среди последних работ. Впервые Баланчин обратился к ней по поручению Дягилева в 1925 году. Труппа «Русский балет», в которую он попал незадолго до этого, базировалась в театре Монте-Карло на условиях участия в оперных постановках. Для 21-летнего беглеца из Советской России хореографическая сцена «Вальпургиева ночь» в начале третьего акта «Фауста» Гуно оказалась одной из первых возможностей проявить себя на Западе в качестве хореографа. Десять лет спустя, вскоре после переезда в США, Баланчин поставил ее в спектакле Метрополитен-оперы, а еще через десять лет — в Национальной опере в Мехико. В 1975 году Парижская опера, с которой у Баланчина на протяжении жизни был прекрасный трудный роман, вновь соединила уже признанного мэтра с великой французской оперой — и он согласился. А пять лет спустя в собственной компании New York City Ballet представил эту картину как самостоятельный балет.

Лаконичная отточенность не оставляет сомнений в том, что «Вальпургиева ночь» повторила судьбу более знаменитых балетов Баланчина «Серенада» и «Моцартиана», которые также сопровождали его на протяжении многих лет, трансформируясь во времени и пространстве. И вслед за ними «Вальпургиева ночь» продолжает тему женской многоликости. Только если «Моцартиана» выглядит ночной молитвой, «Серенада» — сумеречным балом, то «Вальпургиева ночь», вопреки названию, — праздник при ярком свете дня. В нем нет ни привычного сюжета с вакхическими плясками, ни знакомых персонажей — Вакханки, Вакха, Пана, Нимф. Вместо них — двадцать четыре танцовщицы в легких хитонах: четыре кордебалетные четверки, четверка корифеек, пара деми-солисток, солистка и прима-балерина, в финале сопровождаемая кавалером. Известная как минимум со времен Петипа пирамида, открывающая возможность для бесконечных композиционных красот, у Баланчина в своих неутомимых перестроениях рождает ощущение зримого воздушного потока, невероятно мощного, целеустремленного, а в финальной части, когда танцовщицы внезапно распускают перехваченные ленточками волосы, — прекрасно-опасного.

«Вальпургиева ночь». Сцена из балета. © The George Balanchine Trust. Фото Е. Леховой

Точность 24-й танцовщицы из кордебалета здесь важна не меньше, чем энергия прима-балерины. Это чувство личной ответственности обычно вызывает у отечественных артистов панический ужас, на избавление от которого уходят годы. В Екатеринбурге чудо Баланчина оказалось в том, что труппа, еще недавно казавшаяся безнадежно разношерстной, предстала собранной, легконогой и беззаботной, будто не подозревающей, какие сложности таит эта хореография и встреча с незнакомым стилем. Постановщик из Фонда Баланчина Дайана Уайт добилась чистоты позиций, идеальной точность пор-де-бра, изящества пуантового танца — и краеугольной для баланчинской хореографии музыкальности. Каждая из участниц «Вальпургиевой ночи» достойна того, чтобы быть названной — как это делают в программках New York City Ballet и до сих пор, увы, не практикуют в России. После этой премьеры в составах любых балетов имеет смысл искать Анну Домке и Марию Михееву, которым досталась «двойка». В партии солистки блистала, как скальпель хирурга, Елена Шарипова. Ни в чем не уступала ей прима Екатерина Сапогова, соединившая свою виртуозность с элегантностью. Надежным партнером ей был Михаил Хушутин.

«Вальпургиева ночь». Сцена из балета. © The George Balanchine Trust. Фото О. Керелюк

Почти весь артистический состав баланчинской премьеры был занят и в двух других спектаклях вечера одноактных балетов. Профессионально точно была исполнена сюита из старинного балета «Наяда и рыбак», блестяще выглядела труппа в «Приказе короля». Соединенные вместе, три спектакля crescendo представили развитие балета как жанра на протяжении 200 лет и широту стилистических возможностей молодой труппы.

«Вальпургиева ночь». Сцена из балета. © The George Balanchine Trust. Фото О. Керелюк

Премьеру первой постановки Баланчина в Екатеринбурге соединили с презентацией комплекта новых театральных занавесов — предыдущий, гармонично вписывавшийся в интерьер зрительного зала до полного слияния с ним, стал выглядеть в «Урал Опера Балете» морально устаревшим. Раздвижной бордовый с золотым кантом занавес оказался классическим, его появление прошло практически незамеченным. Зато цветовое пятно подъемно-опускного занавеса, выполняющего роль антрактного, оказывается звонким, как пощечина. Это увеличенное воспроизведение «Улицы в провинции» Михаила Ларионова, хранящейся в местном музее изобразительных искусств. В промежутках между одноактными балетами этот занавес буквально приковывает внимание, не давая покинуть зал и вызывая бурю эмоций у зрителей. Он заставляет вспомнить историю самого оперного театра в Екатеринбурге, почти ровесника ларионовского полотна — оно написано в 1910 году, за два года до открытия театра. Ларионов соединяет Екатеринбург и с Баланчиным — оба были видными участниками дягилевского «Русского балета». Фигура крупнейшего авангардиста ХХ века также задает систему координат для деятельности театра «Урал Опера Балет», буквально за несколько лет вырвавшегося из аутсайдеров в лидеры российского театрального процесса.

Март 2019 г.