Тот факт, что сегодняшняя драматургия развернулась в сторону ребенка и подростка, зафиксирован статистикой фестивалей, лабораторий, читок, класс-актов, обращенных именно к этой аудитории. В «Маленькой Ремарке», отдельной номинации конкурса новой драматургии «Ремарка», даже сформировано специальное «маленькое» жюри, оценивающее пьесу с позиции целевого адресата. Новый материал и способы коммуникации театра с тинейджерами осваивают и в провинции. Опыт новосибирской сцены тому пример.

После драматургической лаборатории «Современная российская драматургия для подростков — путь к зрителю» (октябрь 2018 года) в молодежном театре «Глобус» возник ток-проект «ПодросТок» — показы эскизов спектаклей с последующим обсуждением. Дискуссиями завершаются и некоторые читки и спектакли «Первого театра» — вдруг оказалось, что сцена способна сообщить подростку что-то важное о нем самом и сложно устроенном мире.

Современные пьесы 12+ высвечивают по-настоящему серьезные для взрослеющего человека темы, среди которых неудобной в театре до сих пор остается тема войны: необходимо избежать спекуляции и вранья, рассказать о тяжелых исторических событиях, чтобы отрефлексировать их. Получается не всегда, но удачных попыток все больше.

 

ДНЕВНИК ПАМЯТИ

М. Огнева. «Воин». Новосибирский «Первый театр».
Режиссер Юлия Каландаришвили, художник Евгения Платонова

Сцена располосована красно-белым скотчем как оградительной лентой, которая предупреждает: выходить за пределы опасно. А выстроенная внутри «баррикада» из ящиков условно обозначает дом, класс, улицу. Систему координат задают 1990-е годы: на стареньком телевизоре прогоняется давно забытая реклама («Галина Бланка, буль-буль!»), герои носят растянутые серые свитера и кепки козырьком назад, все детали быта свидетельствует о тотальной неустроенности, неблагополучии.

Действие спектакля петербургского режиссера Юлии Каландаришвили происходит во время первой чеченской войны, но рамками пьесы не ограничивается. Главным структурообразующим решением здесь становится монтаж драматургического текста с автобиографическими рассказами из детства актеров «Первого театра». Через «вставные номера» артисты присваивают тему, приближая ее к зрителю. Проблемы переходного возраста, семейные травмы, первые душевные метания — в этом многоголосом контексте история Тохи Димова приобретает иное звучание. Он проходит ровно те же испытания, что и любой из нас, только в своих обостренных «предлагаемых»: в мучительном ожидании из Чечни старшего брата — воина в прямом смысле слова; в жесткой конфронтации поселковых (местных) ребят с капэпэшными (живущими, как и семья Тохи, в воинской части). Однако дополнительные сентенции заметно утяжеляют стройную пьесу, что невольно тормозит действие и ломает логику поведения героев, к тому же зрителю легко запутаться, кому принадлежит высказывание — актеру или его персонажу.

Несмотря на семейный трепет в ожидании старшего сына, бесконечные телестрашилки о жестокой расправе над русскими солдатами, уличные игрища «наши против чеченцев», война как таковая мало интересует режиссера: это фон действия, которым мог бы стать любой военный конфликт России или Советского Союза — лишь поменяй детали эпохи. Магистральной темой для Каландаришвили оказывается все же формирование человека, путь от неспособности отстоять себя в жестокой реальности к самоутверждению. Путь воина. У подростка Тохи (Андрей Мишустин) катастрофическая дисграфия и речевые спазмы, начинающиеся в опасной ситуации. Это роднит его с другим героем-подростком — Мот из «Ганди молчал по субботам» Анастасии Букреевой постепенно замкнулся в своем нежелании коммуницировать с миром, проделав при этом тоже своего рода путь воина и перейдя на новый уровень в духовном развитии.

Упражняясь в правописании, Тоха Димов ведет дневник. По замыслу режиссера внутренняя речь героя адресована старшему брату: делая очередную запись, мальчик словно общается с ушедшим на войну Миней (Сергей Троицкий), который, скорее, даже не брат, а его внутренний воин. Их линия, в отличие от других героев, данных актерами одномерно, вызывает наибольший интерес: предельно сосредоточенный, аккуратный в реакциях, мудрый Минька становится главным проводником для растрепанного, растерянного, дерганого Тохи на пути возмужания. В пьесе эта функция отдана «новенькой» — каратистке Кате Храбровой, однако здесь отношения Димова и Храбровой (Ксения Шагаевская) преподносятся в несколько упрощенной версии. Чрезмерная наивность и детские интонации в попытке сыграть девочку вызывают недоверие, а общение школьников напоминает каких-нибудь Рыжикова и Синичкину из «Ералаша».

Не раз на протяжении спектакля вспоминалась «Война, которой не было» Семена Серзина в екатеринбургском Ельцин Центре. Режиссер работал с документальным (по официальной версии) материалом — чеченскими дневниками Полины Жеребцовой: мы видели происходящее в тылу военных действий, в душе героини, в жестоком ее окружении. Очень похожая, в общем-то, модель сюжета — взросление героя в нечеловеческих обстоятельствах и фиксация переживаний в дневнике. Помнится, тогда вызывала отторжение художественность живой подростковой речи (кажется, перед публикацией текст подвергся мощной литературной шлифовке), да и актриса слишком уж страдала на сцене.

В спектакле Каландаришвили, в основе которого не претендующий на документальность материал, все, конечно, игрово и «придумано», что избавляет его от назидательности. Да и некоторую карикатурность персонажей можно оправдать тем, что они даны в восприятии главного героя. Но и здесь иногда обнаруживаются механизмы эмоциональной спекуляции: несколько раз, выпадая из логики действия, актеры вглядываются в «небесную даль» и выкрикивают поочередно названия военных самолетов, мол, «мы вас ждем, возвращайтесь скорей!». Натужный пафос и иллюстративная музыка мешают этому честному в заявке разговору.

Вопросы к спектаклю остаются — например, не очень понятно, кому он адресован. Реклама 1990-х и игра в кэпсы, популярная в моем детстве, умилит тридцатилетних благодаря эффекту узнавания, но мало что сообщит про домиллениумные годы нынешнему подростку. Зато его, возможно, привлечет откровенная беседа на вечные тинейджерские темы. Вряд ли после просмотра в голове произойдет щелчок, повестка дня совпадет с далекими событиями прошлого, и станет понятно: взрослеть в этой стране, в какие бы годы ты ни родился, придется в контексте войны. Но это знание настигнет и само.

 

СТОЙКИЕ СОЛДАТИКИ НА НЕУСТОЙЧИВОЙ ЗЕМЛЕ

Ю. Поспелова. «Война». Театр «Глобус».
Режиссер Семен Серзин

Один из эскизов лаборатории «Современная российская драматургия для подростков — путь к зрителю», укоренившихся затем в проекте «ПодросТок», как выяснилось на обсуждении, впечатлил молодую аудиторию сильнее остальных. Создал его петербургский режиссер Семен Серзин по пьесе Юлии Поспеловой «Война» — поэме «для театра кукол» о походе в пределах детской комнаты четырех солдатиков, их тяжелых испытаниях и героической гибели.

Пьеса — попытка понять на уровне детского мышления феномен войны. Все в ней происходит по законам театра — течет не кровь, а клюквенный сок, пластмассовые солдатики плывут на плоту — спичечном коробке к другому берегу (чем не «Василий Теркин»?), ползут по земле-пластилину, укрываются в ковровых складках, оказываются за диваном у одноногого Кена, перечитывающего письма от Барби, и, погребенные в банке из-под «Нестле», попадают в рай.

Эта кукольная, нарочито нестройная по форме притча более чем серьезно вскрывает военный миф, впаянный в наше сознание с детства. На поверхности оказывается бессмысленность героизма, равнодушие массы к единице — подумаешь, было четыре солдатика, и вот уже три, два, один. «Игрушечность» снижает патриотический пафос повествования и обнажает жуткое осознание беспомощности человека перед боевой машиной, бесперебойно работающей в любое десятилетие. Включенные в саму пьесу цитаты из песен про «Сережку с Малой Бронной и Витьку с Моховой» и солдат, превратившихся в «белых журавлей», обретают амбивалентность звучания — в них слышится и ирония по отношению к культивируемому образу войны, и неведомая горечь, впитанная нами, что называется, с молоком матери. Бесчисленные ряды солдатиков, отправленных за ненужностью на пыльный шкаф, пополняются с каждой новой войной, которая становится здесь явлением вневременным.

Текст, строго расчерченный ритмом и рифмой, на сцене удивительным образом обнаруживает свою пластичность. Вмонтированные режиссером в пьесу вербатим-монологи подростков, специально записанные для эскиза, будто ставят на паузу действие, чтобы, во-первых, дать отдышаться после каждой новой смерти героя-солдатика, а во-вторых, переключить план с игрового на документальный. В начале же возникают еще и «отсебятные» комментарии героев своеобразного пролога — мальчишек и девочки (Илья Паньков, Алексей Кучинский, Иван Басюра, Станислав Скакунов, Арина Литвиненко), готовящих игрушечную баталию. Они разрабатывают правила игры, шутя и смеясь, читают пьесу, примеряют на себя роли в войнушке, организуют пространство вокруг: расставляют огромные кубики с буквами, обзаводятся бутафорским снаряжением, наносят полевую маскировку на лица, готовятся к выступлению — и на зрителя, и в поход.

Действие стремится от детского дуракаваляния к ощущению глубокой и неизбывной человеческой драмы. Выводя с поля боя очередного убитого солдата, режиссер «усаживает» актера перед камерой, переносящей его крупный план на экран, — здесь он высказывается уже от имени реального подростка, точно сняв его манеру речи. В этой исповеди война обретает личное значение: проблемы в отношениях с взрослыми, травля сверстников, непонимание друзей, девичье нежелание покоряться законам маскулинного мира — каждый взрослеет в собственном бою.

Однако все монологи сводятся к вопросам, что такое война, зачем воюют люди. И тут оказывается, что ни один из травмированных жестоким обществом, отрицающих взрослую систему детей не хочет драться, убивать, не желает смерти другим. Всегда можно договориться — это же так просто! Вторят своим ровесникам и зрители спектакля: близкие проблемы тревожат и заставляют анализировать увиденное, а вместе с тем и происходящее за окном. Погруженные в нетерпимую, агрессивную и неповоротливую для перемен реальность, вбирая опыт старших, пусть даже транслируемый языком искусства, они уже сейчас, кажется, на генетическом уровне устали воевать.

Апрель 2019 г.