Государство российское пишет единые учебники истории, вызывает в ФСБ победителей альтернативных исторических олимпиад (например, конкурса «Человек в истории. Россия — ХХ век», организованного «Мемориалом» ¹) и насаждает музеи «правильной» истории, разрастающиеся по всей стране со скоростью борщевика. Там, наверху, очень хотят зафиксировать одну полезную версию прошлого и привить ее подрастающему поколению, но, кажется, и сами не могут определиться, в чем этот исторический канон заключается. Однако, даже если определятся, можно не беспокоиться, это так больше не работает. Ни в государственной пропаганде, ни в школе, ни в музее, ни в театре.

«Музей инопланетного вторжения». «Театр Взаимных Действий». Фото из архива театра

Например, прошлым летом я стала свидетелем одного примечательного разговора отца с сыном. Первому на вид было лет тридцать-тридцать пять, а второму — не больше шести. Отец привез ребенка отдохнуть на балтийский берег и был слегка раздосадован, что его отпрыск лег под зонтик и уставился в смартфон. «Когда я был в твоем возрасте, — начал он с вызовом, — у меня вообще телефона не было!» Сын поднял голову от экрана и посмотрел на отца со смесью жалости и недоверия. Возможно, мальчик решил, что отец его жил очень бедно или что дед и бабушка были строгими родителями, а может быть, и вовсе не поверил. Но ему и в голову бы не пришло, что отец просто жил еще до изобретения общедоступного многофункционального устройства, которое он держит в руках. Мальчик — человек эпохи новых медиа, для него смартфон не опасное и враждебное нечто, а его непосредственное продолжение, или, как писал исследователь медиа Маршалл Маклюэн², его внешнее расширение. Напомню еще одну идею Маклюэна, которая пригодится дальше: медиа, средство информации — само по себе уже является информацией. Мы этого не замечаем, когда средство информации для нас так же привычно, как для мальчика его смартфон, а для его отца, скажем, телевизор. Но когда к тебе попадает незнакомый посредник (так дословно переводится медиа), то иной раз сам он становится большим событием или сообщением, чем та информация, которую он передает. Точно так же, как мальчик со смартфоном на отца, с легким удивлением и жалостью смотрят юные театроведы на старую гвардию, утверждающую, что видео, проекция, полиэкран и следящие камеры использовать в театре глупо, ибо «кто только их раньше не использовал». У человека времен новых медиа не вызывает сомнения, что все это использовали, как же иначе, труднее представить, что когда-то всех этих средств не было, что мультимедиа не считались обыкновенным посредником между зрителем и создателями спектаклей, а производили сами собой какой-то ошеломляющий эффект. Еще пример: педагог нашего театрального института как-то рассказала, что первокурсники, встретив в пьесе словосочетание «распечатал письмо», решили, что у героя есть мобильный офис. И в этом заблуждении они, с одной стороны, проявили себя как носители новой «цифровой памяти», которая совсем по-другому воспринимает время и пространство, а с другой стороны, они наверняка знают о том, что существовали бумажные письма и их посылали почтой, наверняка слышали, как родители ругают какую-то там «Почту России», но в жизни не распечатали ни одного письма. А взрослым вокруг них не пришло в голову подробно рассказать, как устроено письмо, потому что для этого нужно осознать, какая гигантская пропасть между теми, кто родился в двухтысячные, десятые, и всеми остальными.

Авторы же музеев государственной исторической пропаганды, хоть и имеют в своих руках и средства, и современные технологии, сочиняют их так, будто все еще живут в эпоху бумажных писем, дисковых телефонов и газеты «Правда». Театр, который тоже все чаще пытается учить с детьми непростые уроки истории, увы, действует почти всегда подобным образом. И стараясь рассказать детям все самое страшное, сложное и правдивое про наше прошлое, думают, как это адаптировать к возрасту своего зрителя, но не к его восприятию, не к его коммуникативному опыту. Театр, формально адресованный детям, на самом деле апеллирует к опыту и памяти (социальной и культурной) взрослого зрителя. Для современного человека пяти, десяти или даже двадцати лет, не жившего ни дня в докомпьютерную эру, традиционный театр весьма непростой «аутичный» посредник в разговоре о прошлом. Куда лучше с этим справляются разнообразные люди «из сети». Юрий Дудь, например, набравший со своим двухчасовым фильмом про Колыму пятнадцать миллионов просмотров, действительно рассказал аудитории миллениалов про репрессии, про природу страха, который живет в их бабушках и дедушках, про Сталина, «тройки» и даже про психологию репрессированного и его родственников. Он комментирует и дает отсылки на те понятия, которые кажутся очевидными большинству других популяризаторов. Уязвленный статистикой (которая гласит, что одна четвертая всех жителей России ничего не знает о репрессиях), друг всех детей Юрий Дудь как минимум 15 миллионам человек рассказал о них.

Другой, не менее интересный пример разговора о прошлом с детьми — Instagram-канал Eva. stories. Его придумал израильский предприниматель Матти Кохави вместе со своей дочерью Майей. Но ведут они его от лица Евы Хейман, еврейской девочки из Будапешта. Этот странный анахронизм или допущение — совершенно в духе рожденных в двухтысячных. В Stories от Евы — Будапешт 1944-го. Вот ее зажиточная еврейская семья — дедушка, владелец аптеки, модница-мать, красавец-отец, мальчик, c которым любовь, кузина, с которой дружба, сердечки, рожицы, танцы перед камерой напоказ. Просто у девочки Евы посреди 1944 года почему-то есть смартфон, инстаграм и привычка все, что с ней случилось, выкладывать в сеть. И вместо рукописного дневника, который вела реальная Ева Хейман, мы видим короткие видео, где обычный подростковый нарциссизм сменяется кадрами погромов. Сильный момент, когда на любимом пальто Евы появляется желтая звезда и мать уговаривает плачущую девочку не трогать и не отдирать ее, а девочка бунтует, как любой подросток, не вполне понимая еще значение этой звезды и то, что грядет за ней. Она здесь действительно очень близка к тем, кому адресованэтот контент. А дальше траектории Евы и ее подписчиков разойдутся: они останутся в своей относительно благополучной жизни, а ее жизнь оборвется в мае 44-го в концентрационном лагере Освенцим. Медиа под названием Instagram, транслирующее всегда одну сплошную «дольче вита», вдруг здесь становится рупором памяти, и этот конфликт между носителем и информацией, записанной на него, и позволяет истории быть снова услышанной.

Instagram-канал Eva.stories

И вот после всех нетеатральных примеров один спектакль (из тех, что видела я), который говорил с ребенком о прошлом так, что вызывал желание «гуглить», то есть анализировать, узнавать, разбираться. Это «Музей инопланетного вторжения» Ксении Перетрухиной, Яши Каждана, Леши Лобанова, Наташи Боренко и Александры Мун, компании из трех художников, драматурга и продюсера, назвавших себя «Театр Взаимных Действий». Создавая музейно-театральное мокьюментари о нашествии инопланетян, якобы произошедшем под Томском в 1989 году, создатели спектакля играли и с памятью тех, кто в 80-е жил, встраивая в узнаваемый материальный мир историю с инопланетянами, и с теми, для кого все это абстрактное давным-давно. Пластилиновые треноги (точь-в-точь из уэллсовской «Войны миров») на зеленой диораме из пенопласта и поролона, слайды с семейными фотографиями, вещи эвакуированных из зоны поражения, милицейская форма на манекенах, письменные и диктофонные свидетельства и одно событие, которого не было, — это приманка, на которую спектакль ловит своего юного зрителя. А попавшись, он жадно осваивает все возможные древние медиа (письма, музейные подписи, стереоскопические изображения и аудиозаписи) в поисках инопланетян и в итоге действительно сталкивается с другой цивилизацией. «Музей инопланетного вторжения» по сути говорит с детьми и о войне в Афганистане, и о катастрофе в Чернобыле, и, главное, о том, как устроена государственная система, по вине которой все это случилось, система, которая скрывает так много, что вполне могла скрыть и инопланетное вторжение. В этом спектакле древние передатчики информации действительно сами и есть послание из прошлого. Диорама вместо гугл карт, стереоскоп вместо очков виртуальной реальности и пожелтевшие письма, которые нужно распечатывать без помощи мобильного офиса, — эти технологии удивляют впервые столкнувшихся с ними ничуть не меньше, чем IMAX 3D, удивляют и рассказывают всем своим видом и набором функций о той, исчезнувшей, жизни.

Для людей, рожденных в новом тысячелетии, истории даже из относительно недалекого прошлого всегда немного истории об инопланетянах, и рассказывать их стоит, не делая пропусков в местах, которые кажутся очевидными, не упрощая и не торопясь: торопятся захватчики, здесь же нужен мирный межпланетный контакт.

Июнь 2019 г.

1 См.: https://www.novayagazeta.ru/news/2019/06/04/152259-memorial-pobediteley-konkursa-issledovaniy-chelovek-v-istorii-i-ih-uchiteley-vyzyvayut-na-besedy-s-fsb (дата обращения 6.06.19).
2 Маклюэн М. Понимание медиа: Внешние расширения человека. М., 2003.