В № 0 когда-то открылась авторская рубрика «Рассказы „бродячей cобаки“». Автором рассказов был великий театральный художник и отменный в те поры рассказчик Эдуард Степанович Кочергин. Ныне он, оставшийся классиком сценографии, проходит и по литературному ведомству как выдающийся писатель.

Первая редакция находилась во дворе легендарного, тогда еще заброшенного подвала — вполне в духе рассказов, — и Кочергин приходил туда, считая, что он сам и есть «бродячая собака» — свободный человек, исходивший ногами пол-России. Сначала я записывала его на диктофон и расшифровывала, но через какоето время рука Эдуарда Степановича стала самостоятельной писательской рукой, и ныне она, крепкая, выдерживает множество врученных ей литературных премий.

За эти 25 лет прошла целая жизнь, в которой мы общались, дружили, ссорились, мирились, знакомили наших студентов целыми курсами (с группой Иры Бойковой ходили, помню, в холодную мастерскую Академии художеств образца 1980-х, пожалуй, в память об этом сейчас я и решила напечатать фотографии прошлого года: Кочергин в учебной мастерской на Моховой со своим нынешним курсом). Встречались за длинным столом василеостровской мастерской… да с кем только мы там не встречались, однажды работали в одной замечательной компании над спектаклем БДТ «Аркадия», кого-то хоронили, кого-то поздравляли, ездили, встречали католическое Рождество, пили водку на редакционных праздниках «Петербургского театрального журнала» (обязательно с принесенными Кочергиным огурчиками). Помню, в Питер приехала Марина Тимашева и сильно изумлялась нашим нравам: как мы встречаемся в метро с академиком, идущим с рюкзаком снеди, чтобы ехать в коммуналку к профессору (мы с Кочергиным везли ее в гости к Юрию Михайловичу Барбою). Вообще, он так накрывает столы — фламандцы отдыхают!

Эдуард Степанович стал «крестным» «ПТЖ». Редакция сменила много чердаков и подвалов — и первым делом приходил Кочергин и, завязав глаза (отечественный домовой слеп, только чует), окроплял углы нового редакционного дома водкой. Как в мастерской. Чтобы жилось и работалось. Порядок должен быть. И традиция.

Он крестил водкой наши редакционные комнаты, меня называл «литературной маткой», сам стал моим крестным отцом. Как мы гуляли тогда, 31 декабря, с ним и Арсением Овсеевичем Сагальчиком! Это был день яркого солнца, шатания по гостям из дома в дом и «большой водки»…

Его книги — реквием по «опущенным», как говорит сам Кочергин, людям 1940–1960-х годов. Глаз «рисовального человека» поразительным образом зафиксировал и досконально запомнил фактуру времени и пространства, и это понятно. Но — ухо? Рассказы написаны удивительно густым языком, их несколько раз ставили («Ангелова кукла» Д. Егорова в Тбилисском театре им. Грибоедова была первой, потом его же, но уже другая «Ангелова кукла» шла на Малой сцене БДТ, теперь там же играют спектакль В. Фильштинского «Крещенные крестами», а на Каменноостровской сцене Е. Ибрагимов репетирует кочергинские рассказы про шишей).

После юбилея самого Эдуарда Степановича и перед журнальным юбилеем мы коротко увиделись, и я задала несколько вопросов Кочергину-писателю…

Марина Дмитревская Эдуард Степанович, вы всегда говорили, что ваше дело — переводить литературу и режиссуру в свои категории. Недавно издали про формальные категории книжку. А работают ли эти категории в литературе?

Эдуард Кочергин Для меня они практически одни и те же. Ритм в музыке и ритм в изобразительном искусстве и литературе — остается ритмом, но выражается по-разному. Пластика существует в изобразительном искусстве, в живописи, но она есть и в литературе, тут можно говорить о пластичности языка. Масштаб и сомасштабность важны не только в изобразиловке, но и в литературе, здесь тоже речь — о соотношениях. Я «не копенгаген» в литературных терминах и не знаю, как это назвать точно, но я это реально чувствую.

Дмитревская А есть в литературе вертикаль и горизонталь, о которых вы любите говорить? И что такое применительно к тексту такие категории, как «холодный» и «теплый»?

Кочергин Буквально такого нет, но по ощущению, по настроению, которое надо передать, есть текст более холодный, а есть более теплый. Но это немножко другое.

Дмитревская Сравнимы ли ощущения руки рисующей и руки пишущей?

Кочергин Любое искусство подчинено формальным категориям. Но процессы рисования и писания совершенно разные.

Дмитревская А есть связь того, что делает Кочергин-художник, с тем, что делает Кочергин-писатель? Вы переводите картинку в слова?

Кочергин Да, я перевожу зрительную память, у меня очень хорошая зрительная память.

Дмитревская Как вырабатывался язык героев ваших рассказов? Там нет мата, но это как будто реальный язык, и, я думаю, это язык литературный, во многом вами придуманный, а не реальная «феня». Что работало кроме юношеской памяти? Словари сленга?

Кочергин Это память. Я помню старую «феню», и по той, старой, словарей нет. В перестройку появились новые, но «феня» модернизируется, на нее влияют история, события, английский язык, который стал у нас уже «новой феней» (посмотрите на вывески). Время меняет «феню», но знаю я именно ту, моей юности…

Дмитревская Как вам кажется, «опущенный мир» сейчас так же широк, драматичен? Мне кажется, страна «опускает» все большее число своих граждан.

Кочергин Опущенные, конечно, как были, так и есть. Но я-то уже давно живу в другом слое, в другом мире и их не знаю. Законы — да, меняются. В блатном мире они были четкими, было опасно их нарушать, и воры в законе не признавали бандитизм. Во времена перестройки-перестрелки все рухнуло, не было никаких правил, но, по моим сведениям, воры в законе сейчас опять берут права в тюрьмах и вообще в мире.

Дмитревская В нашем, как будто не «опущенном» слое сейчас гораздо большее число людей ссучивается… А какой процент вымысла в ваших книжках? Это не было бы литературой, если бы там не было вымысла.

Кочергин Хорошие вопросы, между прочим, задаете. Все правильно. Я думаю, половина вымысла.

Дмитревская Зрительную память дополняете сюжетностью?

Кочергин Да, достраиваю…

Дмитревская Художник мыслит глазом. И глаз художника, как вы меня когда-то учили, видит в сто раз больше глаза простого человека. Раньше вы «мыслили глазом». А сейчас? Словами?

Кочергин Сейчас я начинаю думать словами, но и глаз никуда не делся, я по-прежнему замечаю то, что мало кто видит. Все-таки остаюсь художником. И сейчас, перед юбилейными выставками, бесконечно рисую три месяца, не отходя от верстака.

Дмитревская У вас была известность сценографическая. Сейчас — огромная литературная известность. Что она вам дала? Людей, сюжеты?

Кочергин Друзья стали со мною ближе. Друзья 1960-х, московские мои друзья, может быть, уже бы ушли, но в связи с литературой они вернулись и стали теплее ко мне относиться. Во всяком случае, начав заниматься литературой, я не потерял друзей. Но приобретать новых мне тяжело. Это ведь время, а я не могу распыляться. У меня мало времени.

Октябрь 2017 г.