Скляревская И. Р. Тальони. Феномен и миф.
М.: Новое литературное обозрение, 2017.

Вышла в свет монография петербургского историка и критика балета Инны Скляревской «Тальони. Феномен и миф». Автор положила десять лет жизни на написание книги; ее кропотливый, дотошный (о чем свидетельствует качество текста) труд, смею уверить, состоялся. Исследование захватывает с первых строк: не только глубиной мысли, точностью формулировок, убедительностью метафор и разнообразием приведенного материала, но какой-то своей осязаемой фактурностью, «приятностью» на ощупь. Ни одной пустой фразы; ни одной банальной, избитой мысли: все, что раньше мы знали о Тальони, отрефлексировано, углублено, конкретизировано и выведено на новый уровень понимания. Литературная одаренность, воображение автора, сочетаемые с безупречной научной дисциплиной, придают исследованию счастливое сочетание поэтичности и теоретической значимости. Если здесь уместно привести заголовок известной статьи Барта «Удовольствие от текста», то это оно и есть.

Наверное, такая книга могла родиться только в Петербурге, городе, где почти триста лет назад началось развитие русского балета, где сложились мирового значения школа, репертуар и традиции. Для которого приезд эфемерной Сильфиды, неповторимой Марии Тальони в 1837 году, в период «межсезонья» (после взлета, связанного с творчеством и руководством петербургской труппой Шарлем Дидло и за десять лет до появления здесь главного «гения» русского балета — Мариуса Петипа), стал событием значительным, во многом — поворотным. Отправной точкой книги становится тонкая сентенция автора о том, что, появившись у нас в год гибели Пушкина, «Тальони для Петербурга стала продлением русского романтизма и русского века поэзии».

Для рассмотрения — скрупулезного, разностороннего, «многосюжетного» — того, кем была Тальони для искусства, что представлял собой ее танец и какой след она оставила не только в хореографическом искусстве, но, шире, в культуре, автор выбирает особую оптику. Она исследует миф Тальони, который сопутствовал почти всей ее карьере, стал одним из главных мифов романтизма и самого балета, понимая его не как некий «род лжи, подменяющей реальность», но как круг «образов и представлений, генерируемых реальным явлением», который в какой-то момент «начинает жить своей жизнью».

В высшей степени увлекательное повествование состоит из четырех частей, каждая из которых («Тальони: феномен и миф», «Тальони и Россия», «Миф и образ. Иконография Тальони как источник», «Тальони после Тальони») представляет все новые этапы присутствия этого мифа в культуре (причем не всегда его развития и расцвета, но порой — угасания и развенчания) во все новой историко-культурологической ситуации.

Исследуя этот миф, стремясь сквозь него разглядеть его основу — Тальони как реального персонажа живой истории, — автор использует разнообразные «инструменты». Помимо уместно цитируемых литературных источников (свидетельств и воспоминаний очевидцев, балетных либретто, критических рецензий, балетоведческих и культурологических исследований), сопоставляя которые, размышляя над которыми автор извлекает все новые знания, смыслы, оттенки интонаций, — она опирается также на тщательно подобранный и разнообразный иконографический материал: литографии, портреты, медальоны, иллюстрации, статуэтки, рисунки с изображениями Тальони — как бытовыми, так и в сценических образах (в первую очередь, конечно, в образе «Сильфиды»).

Уникальность книги, ее особый шарм — именно в этом разнообразии инструментов. Дело в том, что сама Инна Скляревская специалист и автор особый. Она — прекрасный историк и критик балета; ее статьи, публикуемые с конца 1980-х годов, отмечены и тонким пониманием природы классического балета, и стилем одухотворенного эссеиста. Ее учителя в профессии — главные мэтры отечественного балетоведения. Скляревская наследует высокий академизм теоретических штудий Веры Михайловны Красовской и всей петербургской балетоведческой школы; поэтическую одухотворенность, глубину прозрений (в том числе в связи с творчеством Марии Тальони и поэтикой «белого балета») на стыке искусствоведения и культурологии Вадима Моисеевича Гаевского. Но и не только наследует: талантливо и самобытно-авторски развивает. Именно в книге Инны Скляревской особую «осязательность», внятность, артикулированность приобретает, например, сюжет о произошедшем в балете в первой трети XIX века переходе от преромантизма — к романтизму. От отанцованной драмы — к содержательным чистым танцевальным композициям; от живописных, радующих глаз своей картинной изобразительностью групп — к подчиненным более абстрактной логике музыкально-архитектурных форм композициям кордебалета. От старинного спектакля, который мы можем лишь вообразить или реконструировать, до того, что известно и любимо нами как «классический балет».

Одновременно Инна Робертовна — художник, причем вполне состоявшийся (член СХ с 1994 года, 80 выставок в России и за границей). Это позволяет ей виртуозно применять и обогащать «завещанный» нам Любовью Дмитриевной Блок, автором, возможно, главной русской книги о классическом танце, метод «восстановления» хореографических раритетов, тонкостей и истин по косвенным и прямым изображениям той или иной эпохи. Острый и чувствительный глаз художника, понимание стиля тех или иных изображений и их сопоставление позволяют автору отделить явление — от мифа, факты — от вымысла, прийти к достоверным и важным с точки зрения науки заключениям. Например, о том, какова же действительно была техника, если хотите — механика и специфика — романтического пуантного танца, который именно Тальони вводит на сцену как художественный прием, а не трюк. Или же в чем принципиальное отличие преромантического балетного образа Флоры (из известного балета Дидло) и романтического — Сильфиды, лежащего в основании мифа Тальони. В этом смысле, конечно, не случайно, что серия, в которой вышла книга, — «Очерки визуальности». За скрупулезным, почти криминалистическим рассмотрением и сопоставлением изображений; логикой размышления на этой основе и выводами, к которым приходит автор, следовать чрезвычайно увлекательно: искусствоведческий анализ превращается чуть ли не в детектив.

Монография, посвященная Марии Тальони, таким образом, возникла словно на пересечении науки и поэзии, что, пожалуй, как нельзя лучше отвечает самому предмету рассмотрения. С одной стороны — это солидный, очень полезный, систематизирующий огромное количество фактов трактат, в котором, кроме всего прочего, не только приведены описания и подробный разбор практически всех спектаклей, в которых Тальони танцевала и которые были поставлены ее отцом, но и тех, которые были созданы по подобию «Сильфиды» или как рефлексия на нее в то же время («Сильфида» Бурнонвиля, «Па-де-катр» Жюля-Жозефа Перро), и тех, в сопоставлении с которыми «миф» Тальони приобретает все новые аспекты и смыслы («Зефир и Флора» Дидло, «Жизель» Коралли и Перро и т. п.), и многие другие.

Общую драматургию книги логично завершает рассмотрение выдающихся произведений хореографов уже XX века, созданных под влиянием «мифа» Тальони (в том числе Фокина, Баланчина, Якобсона), и, конечно, реконструкции тальониевской «Сильфиды» Пьера Лакотта. В то же время «Тальони. Феномен и миф» — это вдохновенное, изобилующее замечательными открытиями (иногда, казалось бы, в уже знакомых вещах) высказывание тонко чувствующего автора-художника. Автора, который и сам, находясь под очарованием «мифа» Тальони, силой эмпатии и воображения подходит очень близко к самой сути породившего этот миф явления.

Наталия КУРЮМОВА
Август 2017 г.