Дж. Голдмэн. «Лев зимой». Театр им. В. Ф. Комиссаржевской.
Режиссер Валерий Гришко.

Не желаете ли, добрые люди, послушать старинную повесть о королях былых времён? Сядем же рядом, пустим по кругу чашу, и пусть нам расскажут о грозном короле Генри Плантагенете, о своенравной королеве Элинор Аквитанской и доблестных рыцарях, — их сыновьях, старший из которых был прозван в народе за свои бесчисленные подвиги Ричардом Львиное Сердце. Рассказывают также, что «львиное сердце» сей благородный рыцарь унаследовал от отца. Генри II Английский, известный в молодые годы по пьесе Ж. Ануя как убийца Томаса Беккета, к старости превратился в «Льва зимой» из пьесы Дж. Голдмэна. Добавьте в свою кружку со старым добрым английским элем немного пепси-колы — и вы получите приятный, хотя и сладковатый вкус этой по-настоящему хорошо сделанной пьесы.

Теперь уже все знают, что именно находится «от Бродвея немного в сторону». Там находится Театр имени Комиссаржевской. Основу репертуара театра составляют пьесы различной степени «сделанности», и в каждой — внятная человеческая история, симпатичные персонажи (роли — «с ниточкой»), неутомительный, не приводящий к «разрушительной работе мысли» юмор, а главное — крепкий диалог. И зрители, что характерно, всё это любят. До такой степени, что ходят в театр.

Ориентация на «простого зрителя» не довела, к счастью, этот театр до состояния перманентного гиньоля, в котором пребывают Комедия и Открытый. (Хотя такая опасность всегда существует.) Есть разница, видимо, между театром заискивающим, лебезящим перед публикой, и театром вежливым, добродушным Конечно, если все петербургские театры начнут воспринимать себя как вечернее развлечение для почтеннейшей буржуазной публики и утреннее — для славных буржуазных деток, то осуществится в реальности «Страшный Сон Театроведа» № 3. (№ 1 — тотальное отсутствие режиссуры, № 2 — все уехали в Москву.) Но пока у «Комиссаржевки» есть своё собственное место в театральном (не только общекультурном, но и художественном) процессе. Более того, если сосредоточиться именно на художественном аспекте, то может даже покаяться, что на спектакле «Лев зимой» почтеннейшая публика — важный, но далеко не единственный элемент театрального зрелища. И что вообще зрители присутствуют здесь «по старинному праву котов при дворе». Потому что «Лев зимой» — спектакль для актёров. В самоигральной пьесе Голдмэна так много удачных репризных реплик, что вспоминается анекдот о великой Раневской, которая требовала у партнёра понравившуюся ей фразу: «Это я скажу!». Функции режиссёра Валерия Гришко при постановке «Льва зимой» в основном состояли в том, чтобы поделить по справедливости между актёрами лакомые кусочки пьесы. Или внести какую-нибудь эффектную деталь — вроде бесконечно длинного алого плаща, который тянется за королём по ступенькам. (Ну и что, что я знаю, из какого это спектакля?!) Скупая сценография Александра Горенштейна — «чёрный кабинет», в котором — королевский мебельный гарнитур, состоящий из одних чёрных тронов (любители замковой архитектуры могут дофантазировать остальное). Всё это — чтобы как можно крупнее подать королевское семейство. Если в «Идиоте» режиссёр Гришко, намереваясь «раствориться в актёрах», как-то незаметно растворился, не дойдя до них, то в этом спектакле, несомненно, он достиг своей цели и «умер в актёре» так, что любо-дорого.

Режиссёр пренебрёг средневековой экзотикой и превратил «королевскую сагу» в семейную драму, не исказив, а, напротив, обнажив тем самым сущность пьесы. («Лев зимой» — это не шекспировская трагедия.) Действительно, эта история могла бы начинаться так: «Каждый год под Рождество папа имел обыкновение выпускать маму из тюрьмы…» И нас не собьют с толку ни королевские одеяния, ни царственные угрозы: вызвать войска из Пуатье к завтраку, разорить Аквитанию к обеду или попросить поддержки у Папы римского за ужином. Это у них внутрисемейный юмор такой своеобразный. И скандал в благородном семействе Плантагенетов разгорелся из-за пары милых фамильных пустяков — английской короны и французской принцессы. Семейные склоки из-за семейных реликвий. А вот и семейный фотоальбом.

Генри II, король Англии (М. Матвеев). Старая фотография XII века — здесь он молодой, на коне, с мечом. Вот в обнимку с Беккетом… С копьём под мышкой… А вот постаревший, но опять на коне… Старый солдат, ветеран крестовых походов, он и страной управляет, как своей конницей, мудрость политика ему заменяет львиная хватка. А с семейными делами не справляется. И в диалоге всегда уступает королеве Элинор, даже когда сила на его стороне — это ему, солдафону, не копьём махать. Ну и пусть король Генри М. Матвеева напоминает, скорее, советского полковника в отставке, чем могущественного монарха. И пусть некоторые провокации в отношении своих домочадцев он устраивает просто чтобы им, как говорил наш покойный военрук, «жизнь малиной не казалась». (Может быть, М. Матвеев меньше похож на английского короля, чем Питер О’Тул. Зато наверняка больше, чем принц Чарльз.) «Лев» постарел, он одинок, три сына — а корону передать некому, и страна вываливается, как меч из ослабевших рук…

Вот здесь на фото Генри с сыновьями — он в центре, на троне, они — вокруг. Ричард (В. Летенков) — недаром папаша его терпеть не может, ведь он — его копия. Солдат, которому ничего не нужно, кроме войны, прямой и грубый. Младшенький — Джон (К. Демидов) — папочкин любимчик, слабенький, трусливый, плаксивый. Развитие душевных качеств застряло где-то в промежутке между детской вредностью и взрослой подлостью. К. Демидову удалось сыграть настолько противного, пакостного мальчишку, что зрители не выдерживали и громко возмущались. А если бы они ещё идентифицировали этого Джонни с тем самым принцем Джоном, который нашего Айвенго притеснял… Страшно подумать!..

Средний брат, Джефри (Г. Корольчук) — несчастное создание с несносным характером. Ни папе, ни маме он не нужен, «нелюбимое дитя в семье родной», он «выпал из гнезда». И голова уже поседела, а вопрос всё ещё мучает детский: «Почему?» Когда кто-нибудь из родителей «промахивается» мимо него, идя навстречу — он каждый раз переживает это заново, ждёт чуда, не может привыкнуть к равнодушию. Безразличие уже не потрясает его, но уколы эти всегда очень болезненны. (В какой-то миг кажется, что мука Джефри стала непереносимой, — и тогда понимаешь, что Г. Корольчуку, тонкому, серьёзному актёру, должно быть, тесно в узких рамках этого забавного, легкомысленного — и легковесного репертуара. Всё-таки. Но это уже другая история. Вернёмся к нашим Плантагенетам.) «Маму-у-уля!» — издевательски тянул Джефри, глумясь над собственным несчастьем и дразня королеву-мать.

Т. Абросимова (Элинор).
Фото Ф. Титова

Её фотографий нет в семейном альбоме — она изгнанница, пленница. Её снимки, перевязанные ленточкой, Генри хранит тайно и изредка рассматривает — то ли с ненавистью, то ли с любовью. Королева Элинор (Тамара Абросимова) — «львица» на фоне ранней осени средневековья. С каким великолепным презрением и едва скрытым восхищением смотрела она на своего любимого врага! Высоко держала голову, задирала вверх упрямый подбородок, прищуривалась — и её «хищный глазомер» позволял безошибочно разглядеть слабые места противника. Её безупречная женственность была женственностью особого рода. Не XII, разумеется, — XX века. Снимок — чёрно-белый, но кажется почему-то, что волосы королевы — рыжие. Ниточка ассоциаций позволяет восстановить «генеалогическое древо» образа и вспомнить, что это XIX век обожал любвеобильную дурочку Марию Стюарт, а в XX симпатии склонились в сторону «рыжей Бесс».

«Ге-е-е-нри!» — звенел голос королевы Элинор, «колокольчики» для которого были выкованы из того же металла, что и меч её супруга. Где-то в верхней ноте интонация совпадала со знаменитым «Сэр Пи-и-и-тер!» Андровской — леди Тизл из «Школы злословия». Какая фонетика! Молодые актрисы так уже не говорят — и я понимаю почему, и оправдываю их, но всё равно ужасно жаль. Жаль, потому что без этой великолепной фонетики старой театральной школы пропадает почти вся соль в диалогах.

Загнанная в угол, отражая натиск разбушевавшегося Ричарда — мальчик совсем вырос — в самый разгар борьбы, «железная леди» Элинор коротко и деловито бросала через плечо, успокаивая хнычущего Джона: «Мама сражается!» То есть, «спокойно, мой маленький Джонни, сейчас мамочка разберётся с твоим орущим братцем, а потом займётся тобой». И сразу видно, что никакие они не грозные рыцари — а просто беспомощные львята. Об одной этой интонации можно написать столько… В общем, благодаря игре Т. Абросимовой, эту сцену в спектакле предлагаю считать элитарной, а информацию о ней — эксклюзивной. Только для тех, кто знает, как умеют сражаться мамы.

Весь спектакль меня преследовало ощущение: что-то он напоминает. Всё стало ясно в сцене королевы Элинор с принцессой Элис (А. Фатхи). Зрелая женщина, уставшая от реальных поражений и мнимых побед — и юная бесцветная дебютантка. Сомерсет Моэм, «Театр»: «и тогда Джулия Ламберт вдруг достала откуда-то красный платок…» Абросимова обошлась без платка — львица нападает без предупреждения: внимание зрителей и так безраздельно принадлежало ей…

Всё это было очень похоже на театр… Старая пьеса, немолодые актёры, неавангардная режиссура, сюжет — вообще средневековый. «Запах кулис» — особые духи — устойчивый, терпкий аромат. Это напоминало театр, потому что и было театром.