«Звучала музыка в саду». Молодежный театр на Фонтанке.
Режиссер Ефим Падве.

В общем ряду более и менее удачных спектаклей Молодёжного театра судьба этой постановки стоит особняком: за десять с лишним лет спектакль прошёл уже более пятисот раз… При том, что вообще-то редкий случай, когда срок жизни постановки Молодёжного переваливает за сотню представлений… Они — в разные времена, разными режиссёрами разных уровней дарования — почему-то все создаются «на живую нитку», выходят эфемерными созданиями. Не рассчитанными на долгожительство. Не стремящимися «из всех сухожилий» преодолеть текучую, улетучивающуюся природу сценического искусства.

Да ведь и при рождении этого спектакля никто — включая его создателя Ефима Падве — не поверил бы, расскажи им в 1984 году, сколько проживёт «Звучала музыка в саду», что будет она звучать десять лет спустя (и каких лет!), сменив едва ли не больше половины исполнителей, — но исполнители приходят и уходят, а музыка отчего-то звучит по- прежнему… Но не по прежнему. Сегодняшний спектакль, кажется, сохранив общий рисунок (правда, поредевший со временем: на премьере количество номеров, составляющих канву представления, достигало двух с половиной десятков — сегодня сократилось до семнадцати… впрочем, это не имеет большого значения), совершенно не напоминает то зрелище, которое предстало перед первыми зрителями «спектакля-концерта» «Звучала музыка в саду»…

Совсем не случайно тогда, десять лет назад, в ответ на довольно невинную забаву театра — представить репертуар своего предшественника, дореволюционного театра-буфф в Измайловском саду — последовали гневные филиппики: но предназначение искусства! но наличие вкуса! но уважение к собственной профессии! С одной стороны, Падве невольно перечёркивал непосредственно предшествующую историю — метафорическую публицистику Малыщицкого. Обращаясь к иным ценностям, иному зрителю, Падве прокламировал театр для отдыха, для развлечения, тем самым — совершенно невольно — солидаризировался с гонителями опального основателя, чьё место занимал теперь он сам. (Не стоит забывать и о том, что Падве вынужден был. растравляя незажившие раны театра, снять одни постановки Малыщицкого, искорёжить — здесь иного слова не подобрать — другие, рассчитанные на сцену-арену, втиснуть в плоскую двухъярусную «коробку»… Завести антракты и буфет, чего до него никогда не было…) С другой стороны, более чем сомнительно выглядела та история, которой «присягал на верность» Ефим Михайлович: вульгарные песенки, дурная «цыганщина», аккомпанемент для ресторации — на пьедестал актёрской профессии возводились герои Чехонте и Аверченко. «Цыгане под управлением Штейнберга», «негр Николай Васильев» и «метрдотель французской кухни Мартыненко» (персонажи реальной истории заведения купца второй гильдии Петра Вианоровича Тумпакова — из цитируемых в спектакле документов) — выглядели больше пародией на самоё себя и на того, кто решил с высокопарностью «приобщиться корней». Собственно, лучшими номерами программы и были те, где ирония в адрес объекта выходила на первый план («немая фильма», уникальный факир В. Кухарешина с неподражаемо-жизнерадостным «Пажаласта!» да неувядамые «Кирпичики» в исполнении квартета блатных «в законе») — эти номера не имели прообразов в репертуаре «Буффа». Зато остальные, вышедшие почти что оттуда, стирали границу остранения — и представали образцами дешёвой эстрады дурного вкуса, которой с избытком хватало и в 1902-м, и в 1984- м, и в 1995-м. Совсем уже неуместной была Нина Усатова с проникновенным, ни в малейшей степени не эстрадным исполнением народной песни «Как служил солдат службу ратную…» — непередаваема неловкость, вызванная появлением этого номера в череде остроумных пародий либо -неостроумных «шлягеров от „Буффа“ »…

(Всё это через некоторое время стало называться «Россия, которую мы потеряли». «И к лучшему» — подумалось бы в тот момент, когда мы ещё не знали этого «афоризма»…) Переводя на сегодняшний язык аргументы рецензентов десятилетней давности, я не хочу ни отделять себя от них (сам думал так же), ни упрекать их в недальновидности. Спектакль создавался для зрителей тех лет, а не для их потомков и наполнялся содержанием в том зале. Зал сегодняшний столь же несхож с залом премьеры в 1984-м, сколь несхожа тогдашняя «Музыка» с той, что звучит много лет спустя…

Мелодия та же — иные слушатели.

Иные, пережившие за эти годы много разного. В отношении спектакля — прежде всего — смерть Ефима Падве.

Мне кажется, именно с этого момента «Музыка в саду» зазвучала иначе! Трагический уход режиссёра — сначала из театра, и очень скоро, причём при невыясненных обстоятельствах — и жизни, стал водоразделом в отношении к спектаклю. «Слышите, господа поют…» — «Это на том берегу».

Совершенно не значит, что, например, заменившая ушедшую в БДТ Н. Усатову Алла Одинг адресует её песню памяти Падве. Но, отягощенный знанием того, что произошло за годы существования спектакля, сегодняшний зритель не может воспринять этот номер вне того факта, и его исполняет актриса того, ушедшего в нас театра — не «Буффа», но театра Падве — его Роксана, Бланш, вампиловская Вера… Оставшийся одиноким островком среди иного репертуара сегодняшнего Молодёжного театра, спектакль совершено сменил собственное содержание. Он рассказывает о самом себе, о своей десятилетней истории, при этом — к счастью — напрочь забыв о купце Тумпакове и его артистах. Сегодня они сами, артисты Молодёжного, хранящие, как память, как странный реквием, «Звучала музыка саду» — в центре внимания спектакля. Его место и время действия не принадлежат далёкой истории — они адекватны сами себе. Площадка театра изображает уже не дореволюционную эстраду — но саму себя, площадку театра. И горестный распев «Как служил солдат службу ратную» становится, как и исполняемый со дня премьеры Натальей Дмитриевой романс «Я помню вальса звук прелестный…», — лейтмотивом представления.

Поэтому и не имеет большого значения смена многих исполнителей. «Цыганские» и «негритянские» танцы, романсы и «немая фильма» рассказывают уже не о предшественниках из сада «Буфф» — а предшественниках из Молодёжного. Или о самих себе, моложе нынешних на десять лет. Спектакль стал образом самого ceбя. Нет больше натужного воспоминания том, чего никогда не знали артисты Молодёжного — есть воспоминания о дорогом им времени и человеке. О чём сегодня свидетельствуют цитируемые документы? Не об основании театра — о сыгранной десять лет назад премьере. Время уравняло в правах «пародийные» и «непародийные» номера: все они теперь принадлежат единому сюжету. Уже не очень весёлому. Совсем не «развлекательному! Довольно грустному сюжету о том, что уходят годы, уходят с ними люди, а река течёт по-прежнему и сад стоит, где стоял — и им — в отличие от нас — ничего не сделается… а музыка…

А музыка, казалось, обречена молкнуть вместе с уходом исполнителей — да только она продолжает звучать помимо нас. Клавиши отпущены — а звук ещё длится. И если создание пережило своего создателя, то кто чей инструмент?

«Музыка играет так весело, радостно, и кажется, что — ещё немного и мы узнаем, зачем…»

Это только кажется.