«Хорошо ли вам тут живется? — спрашиваю я даму. — Хорошо, да вот только комары».
«Угрюмый матрос, который как будто догадался, о чем мне хочется спросить его, вздохнул и сказал: „По доброй воле сюда не заедешь!“»
«Когда приблизительно идет здесь последний снег? — спросил я. — В мае, — ответил Л. — Неправда, в июне, — сказал доктор, похожий на Ибсена».
«Не они, а мы тут каторжные, — сказал с раздражением командир. — Теперь здесь тихо, но посмотрели бы вы осенью: ветер, пурга, холод, волны валяют через борт — хоть пропадай!»
Это цитаты из книги А. П. Чехова «Остров Сахалин». Наугад открывая страницы начала книги (потом Чехову уже не до сбора впечатлений), я выбрала его первые знакомства. Мрачная картина, не правда ли? Сейчас на Сахалине все по-другому, кроме погоды. Она переменчива, как при Чехове и японцах. Город Южно-Сахалинск напоминает все небольшие советские города. О каторге нигде, кроме музея, не услышишь, люди приветливы и полны внутреннего достоинства, а ощущение огромного простора не покидает ни на минуту.
…Заснув после девятичасового перелета мертвым сном в отеле, я подскочила от страшных, нечеловеческих криков за окном: казалось, кого-то убивали. Хотелось немедленно помочь, спасти, на худой конец, хоть выследить убийц или насильников. Высунувшись по пояс в окно, я поняла, что крики действительно нечеловеческие — огромные черные птицы носились по воздуху и страшно орали. Артисты театра потом буднично отмахнулись: «А, это наши вороны…». Ну какие же вороны? Это вoроны, с обязательным ударением на первом слоге. Потом мне рассказали, что они и лягушек передразнивают, и водку на кладбище пьют, и на человека могут напасть, «торбозок» с обедом отобрать. А на моих глазах ворон передразнил сварливую собаку. Конечно, вещая птица ворон, парящая над городом, — это самое первое, просто сшибающее с ног жизненное впечатление от Сахалина. Хотя летела я туда вовсе не за орнитологическими наблюдениями.
О. Лоевский и Д. Безносов. Фото из архива фестиваля
Впервые в Южно-Сахалинске, столице острова, проходил театральный фестиваль «Сахалинская рампа», совмещенный с лабораторией современной драматургии Олега Лоевского. Инициатором и организатором его стал Сахалинский международный театральный центр им. А. П. Чехова, называемый в просторечье «Чехов-центр». Оговорюсь сразу — задачу по объединению театров Дальнего Востока первому фестивалю, по разным причинам, выполнить пока не удалось. Фестиваль замышлялся еще прежней дирекцией во главе с худруком Никитой Гриншпуном.
Но худрук неожиданно ушел, директор, пригласив на работу нового художественного руководителя, выпускника мастерской С. Женовача (РАТИ) Даниила Безносова, ушла тоже. Даниил же не только решил остаться и «взять» театр, он отважился и фестиваль провести, пригласив арт-директором опытного менеджера Олега Кленина.
Какие-то театры не приехали, не найдя денег, какие-то — из осторожности. И кроме спектаклей самого «Чехов-центра» и спектаклей из Москвы и Петербурга удалось посмотреть только спектакль из Благовещенска. Хочется, чтобы следующий фестиваль состоялся, чтобы талантливый Даниил Безносов не «сорвал спину», взвалив на себя непосильное. Итак, по порядку…
«Про коров». Сцена из спектакля. Фото из архива фестиваля
Театральная труппа «Чехов-центра» порадовала разнообразием талантов, умением легко идти на контакт, чуткостью к новым формам. Удивительно, впервые встретилась с этим театром, ничего про него не знала, кроме диска со спектаклем «Остров Сахалин» (который стоило бы восстановить и постоянно держать в репертуаре как визитную карточку), а запомнила всю труппу. Такое бывает редко.
Лаборатория под руководством Олега Лоевского проводится в театре второй раз. В течение двух дней четыре молодых режиссера показали театральные эскизы по разным пьесам.
Семен Александровский выбрал пьесу Вадима Леванова «Про коров». Леванов ушел из жизни под конец прошедшего года. Вся театральная Россия знает, какую огромную человеческую и культуртрегерскую роль он сыграл в возникновении феномена «тольяттинского гнезда» драматургов. Почему Семен выбрал эту его пьесу, было непонятно. Но — выбрал. И угадал что-то важное. Пьеса написана на материале работы провинциального телевидения, существующего в режиме выживания почти во всех регионах России. Телесюжет, вокруг которого строится действие, посвящен тому, что коровы в деревне Колывань дохнут одна за другой из-за арестованных счетов обанкротившегося хозяйства. В общем, о том, что в нашей жизни всегда страдает либо человек, либо скотина, до которых никому нет дела. (Причем дело вовсе не в проклятом капитализме. Сюжет этот в России вечен. Много лет назад при развитом социализме я отдыхала в деревне Старики. Там доярки запивали на неделю после зарплаты. Коровы на ферме мычали так, что можно было сойти с ума. По вечерам несколько не совсем пьяных старух собирались, чтобы их подоить. Но рук не хватало, старухи с горя пили, а коров потом забивали, потому что молоко у них пропадало.)
«Прекрасное Далёко». Сцена из спектакля. Фото из архива фестиваля
Текст пьесы построен как цепь монологов и диалогов и хорош точностью наблюдений, узнаваемостью. Это удалось и в показе. Артисты органичны в ролях журналистов, телеведущих, фермеров. Все десять героев запомнились, и в следующие дни фестиваля я путала настоящих тележурналистов с артистами. В показе была и изрядная доля иронии, ведь наивность телевизионщиков, которые верят в могущество «ящика» и собственное право влиять на события, не поддается описанию. В принципе это был почти готовый спектакль. Но обычно директора театров после таких показов говорят: «Ну, как же готовый? Нужны же декорации, костюмы…». Надеюсь, что в «Чехов-центре» будет иначе. Даниил Безносов прекрасно знает спектакли Театра.doc и «Практики». «Про коров», пожалуй, поталантливее будет.
Павел Зобнин, ученик Сергея Женовача, предъявил пьесу Данилы Привалова «Прекрасное Далёко» тоже как почти готовый спектакль. Пьеса решена режиссером лирически точно и остроумно. Эскиз был показан в репетиционном зале на фоне зеркальной стены. Это оказалось замечательной находкой. В какие-то моменты, порой импровизационно, герои вглядывались в свои отражения, иногда казалось, что там появляется какой-то параллельный мир. Артисты боялись только одного, что если до марта спектакль не выйдет, то театр уйдет на реконструкцию и тогда — все. (Но только что узнала, что спектакль, слава богу, уже готов.) В показе были хороши все, но особенно запомнилась Клара Кисенкова в роли тети Тани. Удивительно, как легко и изящно народная артистка «присвоила» текст, полный юмора, внутреннего драматизма и даже сарказма.
Тимур Насиров поставил киноповесть Володина «Происшествие, которого никто не заметил», заняв в эскизе шестнадцать человек. Сложно за три дня репетиций проработать такой материал. Тем не менее и режиссерский ход был найден, и актерски показ оказался очень обеспеченным. Эскиз создан легкими акварельными красками, и артисты выбраны по типажному сходству. Героиня, скромная девушка Настя, которая, как чеховская Соня, остро чувствует свою невзрачность, встречается с самыми разными людьми. Они проходят перед нами чередой, как в жизни. Кто-то более заметен, кто-то менее. Общий хор персонажей в начале и в финале как бы обрамляет эту историю, переводя ее из бытового в театральный ряд. Удивительно: со времени написания киноповести жизнь, поведение людей, их разговоры поменялись вроде бы кардинально, но герои Володина оказались нашими современниками. Запоминаешь всех этих неловких незаметных людей. Мария Шарапова в роли Насти сыграла важную тему — испытание красотой, примерку чужой жизни, в которой героиня выстояла перед опасным искушением. Завмагазином Яков Алексеевич (Андрей Кошелев) оказался совершенно володинским героем, мучающимся от непонятной ему самому странности жизни. Елена Бастрыгина в роли пятнадцатилетней Ирины сумела передать сумрачное трагическое мироощущение девочки-подростка. Теперь очень хочется увидеть этот эскиз в виде полноценного спектакля.
«Быть или не быть» («Самоубийца»). Сцена из спектакля. Фото из архива фестиваля
Даниил Безносов выбрал пьесу Матвея Вишняка «История медведей панда, рассказанная саксофонистом, у которого есть подружка во Франкфурте». Этот текст, предлагающий абсолютно нелинейную экзистенциальную драму о Смерти, заключенную в девять встреч-эпизодов со странной девушкой, мало кому удается, даже в читках. (Пожалуй, самым интересным был эскиз, поставленный девятью молодыми режиссерами в разных углах пермского Театра-Театра на позапрошлогоднем фестивале «Пространство режиссуры».) В сахалинском эскизе особенно удачна роль навещающей саксофониста странной «подружки» в исполнении Натальи Наумовой. В ее игре всех поразили точная звукопись роли, легкое дыхание и умение держать дистанцию по отношению к тексту, дающее остраненность. Герой, которого она навещает в течение девяти ночей (его сыграл Владимир Байдалов), был обаятелен, весел, просто «живее всех живых» и умер тоже весело и радостно. Не знаю, как поступит Безносов со своим эскизом. Мой совет — предлагать его именно в таком качестве университетской публике.
Наумова стала и автором видеоряда (у нее два высших образования — кинематографическое и театральное). Наталья периодически приезжает на Сахалин из Москвы. Я предложила кардинальное решение: отобрать у нее паспорт и в Москву не отпускать.
В рамках лаборатории прошли и читки пьес. На фестиваль приехала Ярослава Пулинович, ее пьесы «За линией», «Птица Феникс возвращается» и киносценарий «Я не вернусь» вызвали большой интерес у труппы театра. Артисты очень быстро включились в авторские читки, так что «Я не вернусь» треть труппы читала, а остальные слушали. Но как обидно, что в зале было мало молодежи, как жаль, что ни к лаборатории, ни к читкам не удалось привлечь студенчество города. Ведь в Южно-Сахалинске есть и университет, и колледж культуры и искусства.
Из девяти фестивальных спектаклей три принадлежали Театральному центру им. Чехова, три были гостевыми и три — из театров дальневосточного региона. Конечно, гостевые спектакли этому фестивалю остро необходимы, прежде всего — чтобы разомкнуть театральное пространство. Вовсе не обязательно приглашать дорогостоящие спектакли из Москвы, можно собрать хорошие российские театры.
Пока же все три гостевые постановки были выбраны вполне разумно. «Сахалинская жена» Е. Греминой, шестнадцатилетней давности работа Гарольда Стрелкова в московском театре «Апарте», за эти годы, к сожалению, превратилась в антрепризный спектакль, где артисты обслуживают «звезду». Кроме того, поменялись почти все исполнители и не все помнят, про что играют. Но история о сахалинской каторге, куда вот-вот должен приехать литератор Чехов, именно на Сахалине воспринимается как часть живой истории. Гилячка Марина в исполнении Инги Оболдиной вызывает разные чувства — от почти физиологического омерзения до смущения за собственное неуважение к человеку, ведь она все-таки человек. Но поверх всего этого — восхищение театральным лицедейством, которое преодолевает и оправдывает все. Конечно, такая дерзкая, на грани клоунады игра позволена лишь «звезде», уверенной в том, что зрители пришли «на нее». Однако стоит вспомнить, что Инга Оболдина именно в этой роли совершила когда-то прорыв и получила звание лауреата на фестивале «Московские дебюты», соответственно, «звездой» тогда не была, но играла так же блистательно и бесстрашно.
Для детей был привезен балет «Щелкунчик» Московского детского музыкального театра им. Н. И. Сац. Балет был явно адаптирован, невозможно же привезти по воздуху все декорации, да и сцена «Чехов-центра» мала и явно травматична для артистов. Но тут не о художественных достоинствах идет речь — многие зрители, не только дети, но и взрослые, впервые в своей жизни увидели балет. Рядом со мной сидела девочка лет десяти с прямой «балетной» спиной. Подавшись вперед, она, не отрываясь, смотрела на сцену, как смотрят профессионалы. Мама ее шепнула, что дочь занимается в хореографической студии и мечтала увидеть настоящий балет. Что тут можно еще добавить?
Порадовал приезд молодого петербургского «Этюдтеатра» с пьесой Я. Пулинович «Наташины мечты» в постановке Дмитрия Егорова. В монологах трех Наташ (обычно исполняется только первая часть) еще чувствуется ученическая старательность. Но это очень хорошо обученные ученицы. Правда, сильно мешало то, что им уже не по шестнадцать лет, а сыграть этот недавний свой возраст они пока не могут. Дистанция еще не выработалась. Хорошо, что они показали этот спектакль на Сахалине. Одно дело — петербургская нежность «к своим», придыхание критиков: «они пришли!», скрупулезный анализ каждого момента (см. «ПТЖ» № 66). Другое дело — приехать на край земли, где никто не знает, что это «ученицы Фильшинского», да и о существовании самого Вениамина Михайловича тоже не подозревают. Какой-то «Этюд-театр», правда, из Петербурга (!). Это единственное, что могло помочь. И текст — не для зрительской радости. Но три молодые актрисы — Вера Параничева, Анна Донченко и Карина Медведева — суровое испытание театральной действительностью выдержали достойно. Их приняли и запомнили. Несмотря на то, что у некоторых зрительниц спектакль вызвал если не культурный, то человеческий шок. Думаю, что и актрисы свою поездку на Сахалин не забудут никогда.
Гости гостями, но главное внимание всех, кто работал на фестивале, было сосредоточено на спектаклях самого «Чехов-центра». Два из трех показанных на фестивале родились из прежней лаборатории современной драматургии: «Свет-Луна» Даниила Безносова и «Остров Рикоту» Дмитрия Егорова. «Самоубийца» поставлен Безносовым к юбилею исполнителя главной роли.
«Свет-Луна». Сцена из спектакля. Фото из архива фестиваля
Заслуженный артист России Андрей Кошелев в роли Подсекальникова большой, даже очень большой и добрый. Роль эта ему пришлась впору. В нем есть простодушие, хотя он явно не простак по амплуа, в нем чувствуется внутренний лиризм, который проявлялся не только здесь, но и в показе. Словом, артист, про которого хочется думать, что он мягкий, как глина (хотя, судя по всему, это не так). Еще видно, что он из породы самоедов, что все актерские переживания он возводит в огромную степень страдания. То есть просто чистой воды Подсекальников.
Под стать ему и Мария Шарапова в роли его жены Марьи Лукьяновны, которую она сыграла на чистой лирической ноте. И, наверное, надо было ставить спектакль про эту трогательную, бедно живущую супружескую пару, которая растерялась в новой действительности и хватается за любые безумные надежды вроде игры на бейном басе. Но Даниил Безносов и художник Михаил Кукушкин придумали для них стильную вертикальную квартиру в белокрасной цветовой гамме, в которой совмещены идеи конструктивизма и хай-тека. Чете Подсекальниковых она явно не по средствам. Да и вообще непонятно, как они очутились в этом нечеловеческом пространстве. Пытаясь актуализировать пьесу, которая точно привязана к эпохе и быту, режиссер нарушил внутреннюю логику действия, в результате жанр, обозначенный как «размышления на тему жизни и смерти», вошел в противоречие с миром, выстроенным драматургом. Тем не менее в спектакле было много юмора, хорошо придуманных сцен. Но все вместе не очень сложилось.
Зато «Свет-Луна», сочиненная Безносовым на первой лаборатории по мотивам русских сказочных сюжетов и им же поставленная, раскрыла богатые актерские возможности труппы. В спектакле нет никакого сказочного «гламура», ни одной фальшивой ноты. Артисты азартно и талантливо разыгрывают историю, знакомую всем с детства, — папа-царь, три сына со стрелами, два умных, один недотепа. Все трое хороши по-разному. Роман Татарчук, Антон Ещиганов и Владимир Байдалов составляют чудесное актерское трио, они ловкие, пластичные, тела их настроены на игру. Соответственно, есть и три невесты, две — полные дуры (Елена Бастрыгина и Мария Картамакова), а одна вообще «старушечка» (будущая Свет-Луна), которую остроумно и изящно играет Лидия Шипилова. И целая цепь приключений, изобретательно придуманных, которые трудно описать, но очень хочется еще раз увидеть. Этот спектакль продемонстрировал школу Сергея Женовача, который проводит своих студентов через суровые испытания Проппом и воспитывает в них абсолютную свободу владения фольклором, сказочным сюжетосложением, музыкой. Все вроде бы свалено в одну кучу: бабки-ежки, лесная нечисть, злой волшебник, сказочные старички — все они окружают главных героев и не дают им шагу ступить без приключений. А создается ощущение цельной смешной театральной игры. Этот спектакль надо приглашать на все детские фестивали. Не везти же детей и внуков на Сахалин.
Из предыдущей лаборатории возник и «Остров Рикоту» Н. Мошиной в постановке Дмитрия Егорова. Как и «Сахалинская жена», пьеса как будто создана для этого места. Конечно, Сахалин — вовсе не забытый богом и родиной остров Рикоту. Но все-таки остров, хотя и очень большой. Это чувствуешь, находясь не в самом Южно-Сахалинске, а на берегу Охотского моря или на берегу залива Анива, когда понимаешь, что ты действительно на краю земли, а дальше — Тихий океан.
Режиссер и художник Фемистокл Атмадзас поместили зрителей на сцену, а на зрительный зал была дана видеопроекция океанского простора. Егорову удалось создать странный мир острова Рикоту, который живет своей тайной жизнью. Эти люди не брошены. Они сами отказались от прошлого, переступили через свои проблемы и обрели здесь своеобразную гармонию, став новыми язычниками. Внешне у них все как у людей — обрабатывают морского зверя, охраняют радар, изучают жизнь водорослей. Но в тайной своей жизни, которую не показывают приезжему журналисту, они поклоняются Матери-Морю, у них есть властная и грозная жрица, скромная девушка Аня, специалист по альгологии. Наталье Красиловой прекрасно удается эта двойственность. Застенчивые тихие интонации вдруг перебиваются властной иронией, перед которой теряется приезжий. У жителей Рикоту свои молитвы, свои тайные знаки, которыми они обмениваются. Они застывают на берегу океана, как молчаливые изваяния острова Пасхи. Они создают какую-то свою цивилизацию, отгородившись от мира и почти сводя с ума московского журналиста тем, что Москвы нет, да и ничего вообще нет. А есть только остров Рикоту, который и земля и родина.
Н. Красилова (Аня). «Остров Рикоту». Фото из архива фестиваля
«Остров Рикоту». Сцена из спектакля. Фото из архива фестиваля
В общем, после спектакля думаешь: может, они и правы. Ведь каждый создает вокруг себя свой мир, отгораживаясь от чужих, непонятных пространств и обмениваясь со своими людьми тайными знаками. И разве сам театр не остров Рикоту? Погружаясь в него, разве замечаешь жизнь, которая вдруг дает о себе знать какими-то враждебными выбросами? А люди театра в разговорах с нормальными людьми не вступают разве в пространство комедии абсурда, как вступили в это пространство два человека разных миров — обработчик морского зверя Степанова в исполнении Клары Кисенковой и московский журналист в исполнении Константина Вогачева? Блестящая актерская ирония чувствуется в тех простых ответах, которые Степанова дает на стандартные вопросы журналиста. Это лучшая сцена спектакля: два человека, говоря на русском языке, абсолютно не понимают друг друга. К сожалению, в спектакле есть недостаток, который в какой-то мере обусловлен самой пьесой, но и режиссер чего-то недодумал. Непонятно, когда происходит перелом, когда журналист Игорь отказывается от прошлой жизни? Или он тайно думает о ней? Второй части спектакля явно не хватает перспективы. Но сама его атмосфера очевидно навеяна пребыванием молодого режиссера на острове. Он ушел от темы брошенности людей государством и уловил экзистенциальное одиночество и в то же время самодостаточность человека.
Попытку рассказать о малоизвестных трагических
страницах истории русской эмиграции предпринял
старейший театр Дальнего Востока, Амурский областной
театр драмы из Благовещенска в спектакле «Мадама,
или Сага о Восточном Париже», созданном Игорем
Афанасьевым по книге очерков о Харбине А. Ярошенко.
История нескольких семей русских эмигрантов, которые
оказались в Харбине и которым пришлось скитаться
по миру, тоскуя о родине, представляет собой
бесценный материал. Прослежена жизнь несколько
поколений — от революции и гражданской войны до
Если бы пригласить на Сахалин драматургов, которые могли бы написать пьесу-вербатим об этой земле… А еще ждет своего автора история южно-сахалинского театра, того самого «Чехов-центра». Какой спектакль можно было бы создать на эту тему! Сколько потрясающих человеческих судеб, которые будут забыты навсегда, если о них не расскажет театр!
На «круглом столе» речь шла о том, каким быть будущему фестивалю. Говорили артисты театра, преподаватели университета, чиновники, критики. Важно, чтобы все понимали: каким будет театр, таким будет и фестиваль. Если театр — живой, жаждущий работы и контактов, экспериментов и новых идей, тогда и фестиваль будет таким же.
Январь 2012 г.
Комментарии (0)