1. Что такое, с вашей точки зрения, политический театр?
Павел Руднев, театральный критик, менеджер, переводчик, Москва
Спектакль гражданского звучания, очевидно. Тот, что будит сознание гражданина. Все как в «Крыжовнике» Чехова: молоточек, напоминающий успокоенному человеку о том, что не все благополучно на земле. Любой спектакль, который уничтожает самодовольство и самодостаточность. Русской культуре и самосознанию русского человека так не хватает самоиронии. Мы до сих пор не разобрались, кто настоящий патриот: Чаадаев или Глазунов.
Николай Халезин, драматург, режиссер, создатель «Свободного театра», Белоруссия
Я практически не использую термин «политический театр» в жизни, поскольку он сегодня не несет того смысла, который в него вкладывался в первой половине XX века. Термин «актуальный театр» мне ближе и понятнее — это театр, не останавливающийся лишь на развлекательной функции; театр, который в состоянии рефлексировать и резонировать в поле социума.
Майя Мамаладзе, переводчик, театральный критик, Россия — Грузия
Театр, в котором играет существенную роль интерпретация политических событий, дается их оценка или есть какая-либо иная, более или менее определенная реакция, возможно, просто детальное освещение театром фактов, которые малоизвестны либо скрыты от глаз социума. Для начала, возможно, следовало бы оговорить, что такое политика. Но мне кажется, все знают, что это такое.
Важнее осознание зависимости от того, в каком обществе играется спектакль политического театра. Если в обществе власть авторитарна, в нем есть некая господствующая идеология, то политический театр возможен в двух ипостасях. Либо это пропагандистский мейнстрим (сразу скажу, такой театр мне лично малоинтересен, если только не привезен из такой экзотической страны, что узнать что-либо просто любопытно), либо политический театр дает точку зрения, расходящуюся с официальной, показывает настоящее положение вещей, в этом случае он самый разный и очень интересный. Политический театр может быть протестным, здесь опять же все зависит от степени тоталитарности общества.
И наконец, существует третий вид политического театра, который, отталкиваясь от политики, доходит до глубоких социально-философских и человеческих обобщений. Например, на советском пространстве этот вид политического театра культивировали три мастера — Юрий Любимов, Роберт Стуруа и Лев Додин (простите, если кого-то упустила, но речь именно о корифеях стиля). В рамках советской и наследующей ей школы именам этих трех в особенности мы обязаны процветанием феномена модернизации — театральной интерпретации, когда классическое произведение наполняется современными, в частности политическими, аллюзиями. И среди ныне действующих режиссеров есть их наследники. Рамки такого политического театра размыты, строго говоря, он уж не удерживается в пределах одного вида.
Григорий Заславский, театральный критик, создатель «Кабаре.doc», Москва
Политический — театр, за который можно «загреметь» по «политической»
статье. То есть когда-то давно — по, например,
Алексей Платунов, продюсер, театровед, руководитель проекта «Петербургская документальная сцена» в театре «Балтийский дом», Санкт-Петербург
Политический театр — это прежде всего театр, оперирующий идеологемами, а не театр, занимающийся острыми вопросами.
«Документальная сцена» — это не политический театр. И спектакль «Антитела» и уж тем более «Адин» политическими не являются.
Если дальнейшие ответы имеют смысл, то продолжу.
Если же мы говорим о театре, который в своих темах пересекается с политическими темами, то документальному театру, основанному на реальных интервью или журналистском расследовании, конечно же, проще достучаться до зрителя. Или это должны быть гиньоль, острая сатира — но тогда необходимо быть готовым к тому, что вы сразу обедняете свое высказывание, хотя, может, и охватываете более широкую аудиторию.
Олег Дмитриев, актер МДТ, режиссер, создатель «Авторского театра», СанктПетербург
Полагаю, это надуманное словосочетание, произвольно составленное из несочетаемых понятий.
Театр, как я его понимаю, есть способ познания окружающего мира и себя в нем.
То есть объектом, субъектом и одновременно инструментом исследования театр избирает человека. И в силу этой своей природы театр — занятие глубоко гуманистическое. Кроме того, психологический театр (на мой взгляд — вершина развития искусства театра) занят постижением строя мыслей и природы чувств человека. И хороший спектакль способен дать возможность зрителю — важнейшему и активнейшему участнику процесса познания себя и мира средствами театра — пережить чужие боль и радость как свои собственные. То есть театр способен пробудить сочувствие, сострадание и, мне кажется, всегда должен выступать в защиту человека, утверждать человека как высшую и абсолютную ценность нашей цивилизации. Другими словами, театр, помимо собственно эстетической сущности, характеризуется второй важнейшей составляющей — этической. Наконец, театр, будучи способом познания, устремлен к постижению истины, которая совершенна, а потому недостижима. Этот природный перфекционизм делает театр занятием сугубо идеалистическим.
Политика, какой мы ее знаем сегодня, хоть и продолжает именоваться словом, заимствованным из греческого словаря эпохи античной культуры, не имеет никакого отношения к идеализму Платона, исследовавшего существо политики в диалоге «Государство». С точки зрения Платона, государство опирается на власть мудрости и является выражением идеи справедливости. Современная политика генетически наследует постулатам трактата Никколо Макиавелли «Государь», где впервые в истории нашей цивилизации столь отчетливо и вполне безапелляционно выражено понимание, что эффективность политики определяется прежде всего ее полной свободой от этики. Этот сформулированный в эпоху Возрождения «имморализм» (проще говоря, аморальность) и воинствующий прагматизм — родовые признаки политики как рода деятельности. Кроме того, современная политика является не инструментом эффективного управления (по-гречески — мастерством самоуправления общины полиса), а практикой обретения власти, которая, в свою очередь, — универсальный инструмент давления и манипулирования людьми. В силу этого, мне кажется, антигуманная сущность этой деятельности очевидна. И это тоже родовое свойство политики.
Таким образом, этика, человечность и идеализм театра — с одной стороны. Антигуманность, прагматизм и аморальность политики — с другой.
Мне очень нравится название книги Джорджо Стрелера — «Театр для людей». Точнее не сказать. Театр именно таков — он глубоко демократичен по своей сути и всегда (если он — настоящий театр) адресован всем сразу и каждому из всех лично.
В то время как политика, и тоже всегда, выражает суть интересов одной, численно большей или меньшей, но ограниченной группы людей.
Что же касается собственно эстетики — главной категории, применимой в разговоре о театре, — то, в известном смысле, эксплуатируется эта категория и политикой. На утилитарном, потребительском уровне: хорошо сшитые костюмы, красивые автомобили… В целом же политическая эстетика с ее флагами, гимнами, трибунами, апартаментами и прочими «атрибутами власти» на меня производит удручающее впечатление, поскольку не имеет ничего общего с художественностью. Но ведь и не должна иметь. Политика — род нехудожественной деятельности. И по этому признаку она тоже абсолютно противоположна театру — занятию прежде всего художественному.
В силу вышесказанного я не вижу никакой возможности соединить в одном словосочетании «политику» и «театр». На мой взгляд, «политический театр» — это оксюморон: жареный лед, сушеная вода, твердый пар.
Тем не менее театр, в силу своего пристального и зачарованного внимания к жизни, способен говорить в том числе — и о политике как значительной, увы, ее части. Но театр говорит на сложном синтетическом языке. Сценический текст — категория невербальная. Он никогда не бывает тождественным тексту литературному и пусть в значительной мере, но все же лишь отчасти определяется словом, звучащим со сцены. Условно говоря, реплика Фердинанда «я расскажу всей столице о том, как становятся президентами» не делает Фридриха Шиллера «политическим драматургом», «Коварство и любовь» — «политической пьесой», автора спектакля по этой пьесе — «политическим режиссером », а сам спектакль — принадлежностью некоего направления «политический театр», на мой взгляд, выдуманного, реально не существующего.
Мне определение «политический театр» представляется чем-то обидным для спектакля и театра. Мы говорим иногда: «молодежная культура», «поп-культура», «контркультура», «интернет-культура» — и зачастую готовы объединить все эти классификации одной более общей — «субкультура», проще говоря — «недокультура». Так и обозначение «политический театр», на мой слух, звучит как «недотеатр». Потому что спектакль как произведение искусства должен оцениваться в категориях эстетических. Если спектакль очень плох, то и говорить особо не о чем. Но если он обладает той или иной степенью художественного достоинства, то, мне кажется, и рассматривать его следует как художественное целое.
Кроме того, всякий спектакль представляется мне концентрированным выражением мировоззрения его автора (это предмет и свободы, и личной ответственности) и проекцией мира на сцену. Сужение этой проекции до понятия «политический театр», на мой взгляд, означает не только уплощение и вульгаризацию мировоззрения автора, но и ведет ко многим другим искажениям, в том числе — зрительского восприятия. Как должен быть настроен зритель, идущий смотреть спектакль, про который ему заранее известно, что это произведение «политического театра»? Скорее всего, во мне говорит недостаточная зрительская компетентность, но я просто не знаю, к счастью, примеров спектаклей, понимание которых можно было бы сузить до определения «политический театр».
Вообще, мне кажется, любая попытка классификации театра по тому или иному формальному признаку (жанр, форма, стиль, тема, идеология, автор пьесы) в лучшем случае условна, в худшем — искусственна и всегда является чем-то сугубо временным. Да, имеет смысл, например, организовать и провести фестиваль спектаклей по произведениям Достоевского, как некую разовую акцию. Но уже системный разговор о направлении «театр Достоевского» мне кажется надуманным. Есть «Бесы» Анджея Вайды и «Бесы» Льва Додина. Каждый из этих спектаклей если и представляет какое-либо направление театра, то исключительно — театр Анджея Вайды и театр Льва Додина. Мне кажется, это единственная правомерная классификация театра — по автору спектакля. Группирование же театров или спектаклей по каким-либо иным выдуманным признакам — нечто сродни отмершей давным-давно системе актерских амплуа в драматическом театре. Только в случае с «политическим театром», видимо, предполагается наличие амплуа режиссерских.
«Политический театр» — клише. И для меня оно обозначает нечто вроде предвыборного съезда «Единой России». Вот это политический театр в чистом виде.
Мне кажется, не стоит театру уподобляться отраслям жизни, которые функционируют вне поля этики, гуманизма, художественного поиска, и заимствовать у них расхожие оксюмороны. Оставим «политический театр» политике. Себе — просто театр.
2. Какие театральные формы и жанры вы считаете наиболее адекватными для политического театра?
Павел Руднев
Любые. Вопрос не формы, вопрос содержания.
Николай Халезин
Начало XXI века продемонстрировало очень яркий тренд — в авангарде современной театральной мысли оказались проекты, созданные на стыках жанров, стилей и видов искусств. Актуальный театр в принципе не имеет права на табу, поскольку эти самые табу он призван разрушать. Поэтому ответ очевиден — любые формы и жанры.
Майя Мамаладзе
Любые, какие только заблагорассудится использовать авторам для своего политического высказывания. Очень уместна и хорошо показывает себя в политическом театре техника вербатим, театр документальный. Вообще всегда, когда в стране остро назревает необходимость реформ, но каких, еще не определились, нужна не столько трибуна, сколько дискуссия. Разговор граждан, собрание — много голов лучше, чем одна. Природа театра, как никакого другого вида искусства, тому соответствует.
Я далека от призыва театру выходить на улицы, устраивать на площадях балаганы, мистерии и буффонады, разъезжать по городам и весям в фургончике на колесиках, подобно героям революционной сказки Юрия Олеши (хотя почему бы и нет?). В этом нет необходимости, потому что везде есть если не театр, то хотя бы дом культуры, но гастроли по стране хороших, именно что далеких от дурной самодеятельности спектаклей на социально насущные темы были бы сейчас весьма уместны.
Знаете, когда мне довелось увидеть на сцене оригинальную политическую форму и жанр? Когда в московском Театре.doc представлен был так называемый «Свидетельский театр». Несколько задержанных после митинга на Чистых прудах «давали показания» о том, какие совершили действия, каким образом были препровождены в автозак, как их судили, где, с кем и как проводили сутки ареста… Ведущая от театра писала на стене мелом «суд», «задержание» и так далее, обозначая тем самым главки. А в остальном драматургию представления составили рассказы участников.
Григорий Заславский
Любые. Политическим может стать любое театральное высказывание, но чаще все же — прямое, высказывание прямого действия, то есть максимально не закамуфлированное. Но это не означает, что это высказывание без искусства.
Владимир Агеев, режиссер, Москва
Антиутопия, фарс, реконструкция (док)… трагедия.
3. Художественность vs высказывание. Возможно ли гармоничное соотношение этих начал в политическом театре? Важна ли для вас художественность в политическом театре?
Павел Руднев
Да, так же, как и везде. Если под художественностью не понимать непременно витиеватость и сложность метафоры. У Цоя пачка сигарет и кухонный газ оказывались в той же мере художественным образом, как и многоформатная французская булка у Дали или лилии в руках Богородицы у художников высокого Ренессанса.
Николай Халезин
Для меня в любом театре важна художественная компонента, независимо от его направленности. Даже нарочитое пренебрежение художественностью в пользу высказывания в театре обязано быть художественно оправданно. В театр зритель приходит смотреть спектакль, и пренебрежение законами восприятия ничего, кроме ущерба, спектаклю не несет. Спектакли-высказывания, лишенные художественности, легко заменяются листовкой с кратким изложением содержания.
Майя Мамаладзе
Да, для меня важна. Лучше бы между этими двумя понятиями не возникал никакой «версус»! В какой-то степени это вопрос о долговечности подобного рода театра. Ведь когда чаще всего в политическом театре возникает необходимость? Когда в гражданском обществе кипят эмоции, связанные с определенными событиями. Что будет с этими произведениями, когда политический градус спадет?
Ну, сценические постановки вообще вещь хронически невечная, но что интересно, в том виде театра, о котором я говорила выше как о политико-философском, созданы самые что ни на есть спектакли-долгожители: речь, конечно, о «Братьях и сестрах» Додина и «Кавказском меловом круге» Стуруа.
Мы не можем не заметить, насколько театрализованы сейчас формы политического протеста. Ни один из крупных декабрьских митингов не обошелся без сцены, не трибуны, а именно сцены, на которую один за другим выходили выступающие. Были ведущие, со своим текстом, знавшие, кого после кого на сцену вызывать, когда выкрикнуть лозунг и услышать в ответ продолжение знаменитых речевок, плодов народного творчества. Иначе говоря, у митингов была драматургия, и она была структурирована как организаторами, так и массами стихийно.
Я не говорю уж о белой ленте, в целом о выборе белого цвета для костюма митингующего и его атрибутики. Или, к примеру, на проспекте Сахарова группа митингующих была в карнавальных костюмах разных животных (тигра помню, например), а плакат «Мы не бараны!» намекал на известный пассаж из телевизионного общения с народом премьер-министра, намеревающегося стать президентом. Или немой флешмоб в масках, у которых на месте рта крест, я знаю, такой был в петербургском метро — абсолютно театрализованное выступление против лишения права голоса на выборах. Уже и ораторов на митинге стали оценивать не с точки зрения эффективности выдвинутых предложений и соображений, а с точки зрения эффектности выступления: что сказал, неважно, зато какое театрально безукоризненное выступление! Но последним, мне кажется, не стоит чересчур увлекаться.
Григорий Заславский
Художественность — важна, хотя очень часто политическое содержание вытесняет прочие заботы и упрощает, но опыт Театра на Таганке как раз опровергает эту мысль — это очень часто были высказывания чрезвычайно изощренные в формальном отношении.
Владимир Агеев
Без художественности в политическом театре делать нечего!
Алексей Платунов
Художественность важна всегда. Если вы пытаетесь донести мысль в голом виде, такой публицистический театр, оперирующий напрямую текстом, фактами, идеологемами, то будьте готовы к тому, что ваша аудитория ограничится десятком-другим интеллектуалов или просто людей, жаждущих кухонных разговоров. Без театрального языка, то есть без метафорического ряда, невербальных приемов и т. д. разговор возможен, но невозможен театр. Другое дело, что мы не должны оперировать узкоспециальными кодами, которые понятны лишь «избранным». Одна из самых больших проблем современного театра в том, что он очень часто не может найти общий язык со зрителем — иногда ставя себя выше зрителя, что приводит к «элитаризации» театра, иногда просто считая зрителя тупым быдлом, что приводит к «аншлагизации» театра, но чаще всего просто не подозревая о том, что волнует и интересует людей за пределами театральной среды.
4. Человек-трибун, материал, тема, сильный в художественном отношении спектакль — что сегодня наиболее действенно в политическом театре?
Павел Руднев
Энергия мысли. Энергозатратность артиста. Чувство боли, что не эксплуатируется, а передается зрителю, как вирус.
Николай Халезин
В разные периоды на авансцену выходили разные лидеры: в пору Брехта — человек-трибун; в период расцвета британского new wrighting — тема; у Любимова — мощность художественного высказывания. Актуальный театр живет в социуме и остро реагирует на изменения в нем. Сегодня, на мой взгляд, «тема» и «человек-трибун» — элементы не самые востребованные актуальным театром. Сегодня идет активный поиск новых художественных форм, способных помочь в освоении динамично меняющихся тем и смыслов. Театр, как один из самых архаичных видов искусств, пытается эту самую архаику преодолеть, выходя в «смежные зоны» и обращаясь за помощью к хореографии, фотографии, кинематографу, мультипликации… Нынешний тренд до конца не сформирован — впервые в истории театра поиск идет достаточно широко. Сработала, на мой взгляд, «прививка постмодернизма» — она дала театральным деятелям право на радикализм, которого они были лишены на протяжении многих веков.
Майя Мамаладзе
Кстати, человека-трибуна мне тоже довелось видеть на театральной сцене лишь однажды, когда в московском Театре.doc представили «Свидетельский театр». Среди участников был Илья Яшин, без пламенных речей которого (если он не в заключении) не обходится ни одна трибуна московских митингов объединенной оппозиции.
Что может дать театр? Театр откликается на политический материал, тему, зовет свидетелей, устраивает диалог с залом в виде дискуссии во время или после спектакля, оживляет на сцене документ — материал и перечень фактов, возможно, с привлечением звезд и в любом случае при помощи хорошей, не грешащей против естественности актерской игры.
Алексей Платунов
Сильный художественный спектакль всегда наиболее действенен. Человек-трибун, мне кажется, не очень возможен, потому что необходим такой неоспоримый авторитет, которого днем с огнем не сыщешь. «Анонимус» загрызет любого трибуна. Материал, тема очень важны, но если они обработаны и поставлены бездарно, то результата не будет. Тема дает только PR-эффект. Можно возводить вокруг темы вавилонские башни смыслов, но это уже другие методики воздействия — не театральные.
Владимир Агеев
Материал и тема.
5. Что для вас политический театр — способ разговаривать с публикой о наболевшем, тренд, который может неплохо продаваться, полноценное художественное произведение?
Павел Руднев
Конечно, тренд, который очень неплохо продается! Все, кто занимается политическим театром, а также вообще все, кто успешен, живут за деньги Госдепа, финансируются «из одного источника» и осуществляют хитроумный план Аллена Даллеса. Это же очевидные вещи — стыдно спрашивать.
Николай Халезин
Актуальный театр — это единственный вид театра, который мне интересен. В его поле легко экспериментировать; он предполагает самый плотный контакт с аудиторией; в нем есть динамика, которая не свойственна традиционному театру.
Майя Мамаладзе
Мне кажется, из моих ответов выше мое предпочтение уже понятно. Да, я выбираю театр как способ разговора с публикой о наболевшем. Политический театр как своего рода соборный театр, где речь идет не о театре-храме, а о народном соборе, собрании.
До недавнего времени трендом политического театра зрителя можно было скорее напугать, чем заманить в зал. Как уже говорилось, спрос появляется с ростом гражданских настроений, в частности, у нас так в целом с появлением гражданского общества. На упомянутом мной «Свидетельском театре» зал был переполнен, зрители уселись на полу и на подоконниках, но представление, по понятной причине, прошло раз и более не повторилось.
Однако театру надо как-то и деньги зарабатывать, поэтому если речь идет не о политической спекуляции, а о полноценном художественном произведении или, скажем так, об искреннем с гражданской позиции театральном акте, я совсем не против, если он станет у публики модным. Актера-трибуна на политической сцене видеть не доводилось, подозреваю, здесь речь идет об Алексее Девотченко, чья гражданская позиция вызывает у меня колоссальное уважение.
С другой стороны, я всячески приветствую театрализацию форм народных протестных выступлений. Это не только повышает эффективность, но и цивилизирует уровень гражданского протеста.
Григорий Заславский
Может быть и трендом, в том числе коммерчески успешным, но все-таки — способ разговаривать с публикой. О наболевшем.
Владимир Агеев
Полноценное художественное произведение и способ разговаривать с публикой о наболевшем.
Алексей Платунов
Политический театр — это высказывание позиции автора, или театра, или группы единомышленников по поводу сиюминутных «трендов» с возможностью влияния на эти тренды.
Но если вы спросите о театре, которым мы пытаемся заниматься, — то для меня это в первую очередь художественное произведение, которое позволяет прорвать «театральную блокаду» и выйти на прямой диалог со зрителем.
6. Лучший пример политического спектакля.
Павел Руднев
«Липсинк» Робера Лепажа. В русском театре — «Док.тор» Владимира Панкова в Театре.doc.
Николай Халезин
«Lipsynch» Робера Лепажа, «Десять дней, которые потрясли мир» Юрия Любимова, «Лед» Алвиса Херманиса, «Blackland» Арпада Шиллинга, многие спектакли Пины Бауш, Арианы Мнушкиной…
Майя Мамаладзе
Мне очень повезло, я в последнее время их видела много. Поэтому хотелось бы назвать несколько.
Это «Мера за меру» режиссера Юрия Бутусова в Театре Вахтангова, где на материале классической пьесы Шекспира предпринят разговор о правительственном тандеме и о свойствах отношений народа с властью. Природа тандема опять же классическая, мягкий и строгий, господ двое, одно правительство, метла которого метет то мягко, то жестко.
Это «Час восемнадцать» в Театре.doc, режиссер-постановщик Михаил Угаров, режиссеры Алексей Жиряков, Георг Жено, сбор документального материала — Зоси Родкевич, Анастасии Патлай, Екатерины Бондаренко, сценическая композиция — Елены Греминой. Вот отличный пример вербатимного спектакля. О деле Магнитского, ставшем ныне символом неправедного правосудия, без которого не обходится ни один разговор о назревшей реформе судебного делопроизводства в России. И названный выше не раз «Свидетельский театр» в том же театре.
Далее речь пойдет о западных гастролерах. Опера Вайля/Брехта «Взлет и падение города Махагони» в оперном доме Мадрида в постановке каталонской театральной группы La Fura dels Baus, утопающая в грудах декорационного мусора и с совершенно феерической финальной сценой митинга с плакатами, заботливо переведенными на русский язык. Рецензенты с недоумением писали о главном из них, гигантском транспаранте «За величие мусора!», а все дело-то было в том, что незадолго до того в столице Каталонии Барселоне произошел жестокий разгон мирно разлегшейся на главной площади многодневной, обросшей палатками демонстрации. В следующие дни вся Испания высыпала на улицы с митингами в защиту демонстрантов. И причина разгона была в том, что полиция требовала временно покинуть площадь, дабы очистить ее от мусора. Смысл финала был в утверждении святого права народа на собрания где угодно, с какими бы то ни было, пусть даже самыми бредовыми лозунгами.
Напоследок назову спектакль Роберта Стуруа «Ричард III», слава богу, запечатленный на пленке (хотя и не лучшим образом), со временем поворачивающийся к зрителю с разных сторон своих множественных смыслов. Там все: и о технологии прихода к власти, о том, какими ухищрениями пользуется ее будущий узурпатор, об ответственности и расплате интеллигента за участие в диктаторских интригах и о том, что каждого последующего избавителя от действующего узурпатора народ ожидает как мессию… Я хорошо помню, как мы смотрим его в Москве, на гастролях Театра Руставели в 1980 году, и мой гитисовский сокурсник, хорошо начитанный в запрещенной литературе, потрясенно шепчет мне на ухо: «Это он про дело Бухарина, да?», имея в виду линию Бэкингема, которого играл невероятный, психологически тонко организованный артист Георгий Гегечкори. Ричарда — Рамаз Чхиквадзе, оба актера ныне покойные. Используя категории теории «общества спектакля» Ги Дебора, именно «Ричарда III» я назвала бы главным спектаклем грузинского общества, такого же постсоветского, как российское, но с соответствующими поправками на историю.
Григорий Заславский
Ну, конечно, те «Зори», после которых разгоряченная публика рванула с мест на улицу. По-моему, это случилось как раз после «Зорь»…
Владимир Агеев
Такого пока нет. А пьеса — «Борис Годунов».
Алексей Платунов
Если говорить опять же именно о политическом театре, то лучший проект политического театра — проект «Единая Эстония» эстонского театра № 99.
Комментарии (0)