ДАРЬЯ РУМЯНЦЕВА: «Я НЕ АКТРИСА, Я — АКТРЁША»

БЕСЕДУ ВЕДЕТ АНАСТАСИЯ ЛАРИОНОВА

«Отсутствие умильности во взоре и льстивости в устах», — говорит о себе шекспировская Корделия. То же хочется сказать и про Дарью Румянцеву, внешняя строгость которой сочетается с душевной мягкостью, задумчивый и даже отчужденный взгляд — с непринужденностью в разговоре, искренностью и простотой.

Дарья Румянцева — молодая актриса МДТ — Театра Европы. Она дебютировала тут еще будучи студенткой СПбГАТИ (курс Л. А. Додина), исполнив роль Корделии в спектакле «Король Лир», за которую получила премию «Золотой софит». Сегодня играет Надю в «Жизни и судьбе», Настю в «Блажи», Принцессу Французскую в «Бесплодных усилиях любви», Герду в «Снежной королеве», Наташу в «Трех сестрах», Лену в «Портрете с дождем», заглавную героиню в «Невесомой принцессе».

Несмотря на большую занятость в родном театре, Дарья Румянцева активно участвует в разных проектах — снимается в кино, играет на других площадках: в 2010 году сыграла в спектакле «Запертая дверь» (режиссер Дмитрий Волкострелов, лаборатория «ON. ТЕАТР»), в 2011 году — в «Олесе» с актерами МДТ Алексеем Морозовым и Олегом Рязанцевым (режиссеры Николай Дрейден и Максим Диденко, «Приют Комедианта»). Недавно — в спектакле «Время и семья Конвей» (режиссер Александр Баргман, «Такой Театр»).

Л. А. Додин в одном интервью сказал про нее: «Мне кажется, что Даша сможет, взрослея, сохранить и юность, потому что это свойство ее индивидуальности… и свою серьезность. Серьезность не просто актрисы, а человека, который интересуется жизнью, думает о жизни и, безусловно, пытается связать это с тем, что она делает на сцене».

Анастасия Ларионова На сайте МДТ написано, что ты родилась в Веймаре. Это правда?

Дарья Румянцева Нет, в Веймаре меня только зарегистрировали, а родилась я в маленьком городе Галле. У меня папа военный, он там служил. Но Германию я, к сожалению, совершенно не помню и никаких родственных чувств к этой стране, к ее культуре у меня нет.

Ларионова А когда переехала в Петербург?

Румянцева В Питере я оказалась только в 7 лет. После Германии мы год жили в Казахстане, потом в Туркмении. Она в то время была довольно дикой страной. У нас там даже была война с туркменскими детьми. Еще недолго жили в Одессе и Минске, затем переехали в Москву и только потом в Питер.

Ларионова И как проснулся интерес к творчеству?

Румянцева Мама, несмотря на все трудности жизни, очень серьезно занималась нашим с братом образованием и развитием. Поэтому чем я только не занималась: музыкой, художественной гимнастикой, бальными танцами, каратэ… Еще мечтала стать балериной, но мама не захотела отдавать меня в Вагановское училище, видимо, чтобы уберечь от сцены.

Ларионова Расскажи, пожалуйста, как ты решила стать актрисой.

Румянцева В школе на уроке по мифологии мы делали инсценировку, в которой я играла египетскую богиню. Это мне очень нравилось. И вскоре учитель истории и по совместительству руководитель школьного театра, Денис Валерьевич Жуков, выбрал меня на небольшую роль в спектакль по О. Генри. Сыграв ее, я заинтересовалась сценой, мне тогда было 12 лет.

У Дениса Валерьевича был еще клуб «Рыцарство». Его участники собирались все вместе, выезжали на природу и «жили» по законам Средневековья. Для этого они шили себе костюмы, придумывали имя и биографию. Все было очень увлекательно, но, чтобы вступить в клуб, необходимо было сдать сложнейший экзамен по Средневековью, ради чего все, собственно говоря, и затевалось. Я его выдержала, но мама почему-то подумала, что у нас там какая-то секта и захотела вызволить меня оттуда, перебить мой огромный интерес чем-нибудь другим. Так она отвела меня в детский эстрадный театр «Розыгрыш». Там началось мое серьезное занятие профессией. Театр был эстрадный, но мы занимались и мастерством, и физической подготовкой. Это важный для меня этап.

Однажды во время поездки с театром в Минск у меня произошел, как я считаю, переломный момент в жизни. Мы должны были выступить в больнице перед детьми, родители которых пострадали при аварии на Чернобыльской АЭС. Я помню, как выбежала на сцену, увидела этих изувеченных болезнью детей и первый раз поняла, что знаю, зачем выхожу на сцену. Я подумала, что у них ничего нет в жизни кроме этих болезней, и захотела, чтобы они забыли о том, что как-то отличаются от меня, захотела подарить им счастье. Начала очень много работать, совершенствовать себя в том, в чем тогда могла: в мастерстве, в вокале, в танце.

Ларионова Как получилось, что ты экстерном окончила школу? Специально, чтобы поступить к Л. А. Додину?

Румянцева Когда мне было 15 лет, к нам в театр для постановки мюзикла пришел студент с курса Геннадия Рафаиловича Тростянецкого Роман Ильин. И как-то раз он отвел меня на занятие по сценической речи к Валерию Николаевичу Галендееву. Я была под сильнейшим впечатлением от будущих актеров и от педагога, которого сейчас я считаю поистине своей «мамой в искусстве». Рома мне тогда сказал, что в этом году набирает Додин, а так как в театры я не ходила, интересовалась в основном эстрадными вещами, то не знала даже, кто это такой, в чем сразу честно призналась. А он: «Да ты что! Этого набора 10 лет ждали! Это великий режиссер!» Я сходила в МДТ на «Чайку» и на «Клаустрофобию» и решила поступать на курс к Додину.

К тому же я не очень любила ходить в школу, всегда больше хотела заниматься самообразованием и творчеством. В итоге заявила родителям: «Я хочу поступать в театральную академию. Додин набирает! Вы не знаете, кто такой Додин?! Этого набора 10 лет ждали!» А родители, желая для дочери счастливого и обеспеченного будущего, планировали отправить меня учиться в Германию, где я могла бы получить гражданство, так как родилась там. Но они не стали запрещать мне пробовать поступать в театральную академию, думали, что все равно ничего у меня не выйдет. Нужно было в течение двух месяцев сдать экзамены за 10–11-й классы и подготовиться к прослушиванию. Но каким-то чудом все получилось. Я не думаю, что когда-либо в жизни еще буду способна на такие подвиги.

Ларионова Поступление оправдало ожидания?

Румянцева Да, учиться мне нравилось. Здорово, когда ты идешь на первую пару и у тебя не алгебра, химия или физика, а, например, танец. Каждую секунду ты занимаешься только тем, что любишь. При этом, так как я была самая маленькая на курсе и даже при всех жизненных сложностях смотрела на мир сквозь розовые очки, для меня открывались такие вещи, о которых я раньше не подозревала. Приходилось сталкиваться с очень серьезными разочарованиями в людях, в жизни. Я рыдала каждый день и в то же время была счастлива каждый день.

Ларионова Додин как педагог сразу понравился?

Румянцева Лев Абрамович начал плотно с нами работать со второго курса. Первое, что меня очень сильно потрясло, — это энергия, которой он обладает. Я никогда не видела, чтобы кто-то работал и репетировал с такой мерой увлеченности. Но я долгое время находилась в каком-то внутреннем конфликте с ним, пока не почувствовала, что он является важной, неотъемлемой частью моей жизни.

Ларионова Можно ли сказать, что у тебя есть свой актерский метод?

Румянцева Как показывает практика, у меня определенного метода нет. Потому что, сталкиваясь с новым материалом, новыми людьми, я понимаю, что мой прежний метод уже не очень работает. Я часто размышляю по этому поводу. Сейчас мне кажется, что за роль отвечает та или иная часть тела. За Олесю, например, помимо всего прочего, — низ живота. Это то, что ее ведет, ее женская природа. У Кей («Время и семья Конвей») самое главное — мозг, так как она писательница и все у нее происходит в голове, в воображении. Там нужно постоянно думать, причем по-настоящему, а не «играть», что думаешь. А у Герды главное — сердце, которое должно быть горячим, как ни крути.

Ларионова Что дает тебе первое знакомство с пьесой?

Румянцева У меня всегда первое ощущение от роли, как правило, самое верное. Потом оно уходит, возвращается, меняется, обогащается, но его нужно всегда помнить, так как для меня оно и есть «зерно» роли. Сейчас, во всяком случае, — так. Может быть, лет через десять будет по-другому.

Ларионова Для тебя важнее идея пьесы или отдельно взятая роль?

Румянцева Какова бы ни была роль, тема очень важна. Послание, смысл пьесы, ее гуманистическое и альтруистическое направление. И, соответственно, ищу в роли те же вещи.

Ларионова Ты пытаешься в себе найти какие-то черты образа?

Румянцева Так получается. По-другому пока не умею. И если я чего-то не понимаю в своей героине или не принимаю какие-то ее нравственные позиции, то никогда не сыграю ничего органично.

Ларионова А если персонаж, которого ты играешь, ребенок, как в «Невесомой принцессе» и в «Снежной королеве»?

Румянцева Вообще, понятие возраста — это очень интересная вещь и по самоощущению часто относительная. Например, иногда при серьезных столкновениях со взрослыми людьми я думаю: «Почему они со мной так разговаривают? Почему они себя со мной так ведут? Я ведь еще маленькая». Хотя мне 25 лет. А иногда чувствую, что наоборот — я их старше. Даже за короткое время можно побывать в разных возрастных отрезках. Проснуться шестилетней, а потом говорить со своей мамой, как будто ты все на свете знаешь и тебе уже лет 60.

Что касается Герды, то я возраст не играю. Про нее я рассказываю. Меня этому способу научил режиссер спектакля, Григорий Исаакович Дитятковский. Мне не 10 лет, мне 25. Я говорю про нее, потому что она лучше всех. Она абсолютная героиня, великодушная, милосердная. Я тянусь за ней, учусь любить, верить, относиться ко всему, как она. Если говорить абсолютно откровенно, то я еще не считаю, что сыграла ее. Даже был такой момент на гастролях в Москве: я почувствовала, что не могу идти играть. Насколько она лучше меня! Это ужасный страх. Я часто боюсь, что не смогу донести, что никто не поймет, не поверит…

А Невесомая Принцесса — это одна из моих любимейших ролей. Она очень веселая, смелая, беззаботная. Иногда я сама хочу вести себя так — смеяться, дурить, задираться, но со стороны это выглядело бы странно, потому что я взрослая и работаю в серьезном театре. А в спектакле можно все это делать абсолютно безнаказанно.

Ларионова Как ты готовишься к предстоящему спектаклю?

Румянцева Смотря к какому. Вот, например, чтобы искренне и честно сыграть Олесю, мне нужно в день спектакля не заниматься никакими другими делами и даже не обсуждать их с кем-то по телефону. Может быть, это преувеличение, но это мой способ, в который я верю. Мне нужны сутки, чтобы проанализировать те моменты, которые у меня сейчас провисают в роли, поразмышлять над тем, какие новые мысли я хочу провести, обдумать пластику и обязательно проверить говор Олеси, потому что он иногда пропадает.

Ларионова Ты воспринимаешь спектакль как что-то вроде экзамена?

Румянцева Нет. Наоборот. Как бы громко это ни звучало, я все равно считаю, что посредством этого я могу делать мир лучше. Сейчас, например, я играю спектакль в зале на 60 мест («Время и семья Конвей»). Но заряд позитива, заложенный во всех моих партнерах, ощущение любви, которое есть в этом спектакле, — это все очень важные вещи, транслирующиеся во время спектакля в мир.

Я не считаю то, чем я занимаюсь, работой. Мне, кстати, даже не нравится слово «актриса» или «артистка». Как-то пафосно звучит. С этим связана одна интересная история. Я во второй раз пошла на спектакль Александра Баргмана «Каин». Там очень смешное начало. Я смеялась и не могла остановиться. Повернулся мужчина, который, видимо, еще не увидел заложенной в спектакле иронии, и спросил: «А что здесь смешного?» Я говорю: «Ну, это же юмор. Давайте я вам в антракте объясню». Потом наступает момент, где становится понятно, что это все была шутка. Мужчина ко мне подошел и сказал: «Я понял, почему ты смеялась. Ты же актрёша». Мужчина оговорился, а я подумала, что это очень точное слово. Оно звучит по-доброму, сбивает лишнюю патетику и добавляет теплоты. Так что я — актрёша.

Ларионова Ты играешь у разных режиссеров, на разных сценических площадках. Как ты думаешь, это лучше, чем всю жизнь проработать в одном театре?

Румянцева Это прекрасная возможность попробовать какие-то новые формы, другой способ существования, что всегда интересно. А новые знакомства — это очень полезно. Работу над «Олесей» и «Временем и семьей Конвей» я считаю большим счастьем и удачей в смысле развития. Потому что, например, в «Таком Театре» все мои партнеры разных школ, с разным опытом, разными характерами. Полученное там я переношу и в спектакли МДТ, которые уже играю, не разрушая структуры, а просто обогащая и расширяя амплитуду своего персонажа. И оказывается, что именно это нужно было, просто я еще не знала, как это сделать. А поучив шись, посмотрев, поняла — и что-то там чуть-чуть расширила. И еще, когда ты приходишь в театр, а у тебя там своя гримерка, где все чисто, где тебе костюм погладили и повесили, подули на тебя, поцеловали и отправили на сцену, то это ужасно развращает. Так, наверно, должно быть, но 5 лет ты учишься все делать сам, а потом тут начинают с тебя пылинки сдувать, и, естественно, ты успокаиваешься, думаешь «Я — артист!», а надо помнить о том, что ты актрёша.

Ларионова Ты упомянула про партнеров, а насколько они важны для тебя?

Румянцева Партнеры — это чудо что такое! Это самое важное в любом спектакле. И у меня есть просто фантастические партнеры. Вот, например, Виталий Коваленко. Замечательный артист и невероятной широты души человек. Когда я с ним играю, то у меня такое ощущение, что он меня на руках носит. В спектакле «Время и семья Конвей» они с Оксаной Базилевич, зная, что в определенный момент у меня должен быть сильный всплеск, что-то такое делают, что он происходит. Как-то поднимают всю ситуацию интонационно, энергетически. Или Петр Михайлович Семак. Когда я пробовала Корделию, он все за меня сыграл, я только отвечала. Я вообще не понимаю, что такое моноспектакль и зачем он нужен. Не думаю, что когда-нибудь решусь на это.

Ларионова Как Лев Абрамович относится к тому, что ты работаешь «вне театра»?

Румянцева Почему-то все время все пугают, говорят «не отпустит». Мне кажется, что Лев Абрамович невероятно мудрый человек. Он неплохо меня знает и понимает, что я не ударюсь в какие-нибудь халявные штуки, что это в любом случае какое-то развитие, что я не буду ничего делать только ради денег. Чаще всего я работаю в проектах, которые деньги не приносят вообще, и очень этому рада, потому что тогда понимаю, что занимаюсь только творчеством, и все вокруг это понимают. Главное договориться, чтобы это никак не мешало процессу, который происходит в театре. Все четко планировать и предупреждать заранее.

Ларионова Додин смотрел твои спектакли в других театрах?

Румянцева Он видел «Олесю». «Время и семью Конвей» — нет. Там только еще недавно первые показы прошли. Я никогда не зову никого на первые спектакли. И сама не люблю на них ходить, потому что знаю, что это еще не спектакль, к сожалению, а только набросок.

Ларионова И как отреагировал на «Олесю»?

Румянцева Это было просто чудо какое-то. Он пришел, передал нам цветы. Похвалил, сказал, что ему было интересно, не стыдно за нас. Такие слова дорогого стоят. Еще — что во мне появились какие-то интересные ноты и в Олеге тоже. Конечно, у него много вопросов ко всему: к жанру, к рисунку роли, к самому спектаклю, — но я благодарна за его отношение.

Ларионова В интервью Татьяне Троянской ты говорила, что сама нашла Куприна для постановки. И, как я поняла, не только режиссеры — Николай Дрейден и Максим Диденко, — но и задействованные в спектакле актеры принимали активное участие в его создании. Чем полезен такой опыт?

Румянцева Не поработав самостоятельно, я никогда бы не узнала, что приходится выносить Льву Абрамовичу. Я бы продолжала сердиться на него за то, что он бывает иногда слишком резок, что он очень требователен ко всем. Но Лев Абрамович требователен и к самому себе. Пока ты самостоятельно это не попробуешь, никогда не поймешь.

Правда, тяжелее воспринимать критику. Я к ней уже научилась относиться спокойно, но все, что касается «Олеси», на физическом уровне причиняет мне боль. Я все понимаю. Рациональная Даша, которая, я надеюсь, все-таки есть, говорит, что всем может что-то нравиться или что-то не нравиться. Но на самом деле, особенно если спектакль раскритикует близкий для меня человек, то это все равно что у меня был бы ребенок и мне сказали: «Господи, какой он урод». И как бы я к этому относилась, интересно?

Ларионова Что для тебя самое трудное в профессии?

Румянцева Самое сложное — чтобы близкие тебе люди, друзья или любимые, относились к тому, чем ты занимаешься, так же серьезно, как ты относишься к этому сам. Сколько бы я ни пробовала относиться к профессии по-другому — это невозможно. Это самое важное, что есть сейчас в моей жизни. И я абсолютная фанатка, и сумасшедшая, и многим могу пожертвовать во имя работы, хотя работой это и не является. А, в общем-то, является моей жизнью.

Ларионова А как же, например, усталость, муки творчества?

Румянцева Что может быть лучше усталости от любимого дела? Я всем рассказываю про формулу, которую мы вывели с Александром Лушиным. Например, когда мы совершаем какой-нибудь маленький добрый поступок, на секундочку кому-то становится хорошо. И ты сам потом тоже начинаешь чувствовать себя лучше, потому что сделал что-то хорошее. То есть ты посеял добро и получил от этого удовольствие. Стало быть, когда мы удовольствия не получаем от чего-либо, значит, в этот момент мы добро не сеем. Можно делать и трудную работу с удовольствием, просто главное не делать ничего, от чего чувствуешь себя несчастным. Я считаю себя абсолютно счастливым человеком.

Январь 2012 г.