Перед шестью режиссерами, приглашенными для участия в Шекспировской лаборатории в Саратовский ТЮЗ Киселева, стояла почти невыполнимая задача: освоить пьесу Шекспира за три дня. Кто-то пошел по пути наименьшего сопротивления и поставил один акт, кто-то сделал «выжимку» из пьесы, кто-то решился показать ее целиком. Самым любопытным был не конечный результат, а то, какими ключами режиссеры открывают Шекспира, какие задачи ставят перед собой, для чего они берутся за постановку.
Перед каждым показом зрители получали программку, к которой были прикреплены три разноцветных купона для голосования с надписями «продолжить работу» (зеленый), «оставить так» (желтый) и «забыть как кошмарный сон» (красный). Позволю себе нарушить тайну голосования: красный купон я отдала трем постановкам, но с различными оговорками.
«Отелло» француженки Резерки Бен Садья-Лаван поразил одним: работоспособностью саратовских актеров. За такой короткий срок они выучили практически полный текст пьесы. Режиссер предъявила нам отлаженный и добросовестный спектакль уровня любительского театра. Все началось со сцены из молодежного сериала: на большой постели юноша и девушка (Отелло и Дездемона) что-то разглядывают в ноутбуке, а затем занимаются сексом — пластический номер, не очень изобретательно поставленный. Вообще спектакль по стилистике и проблематике явно обращен к юной, истинно тюзовской аудитории. Все герои сами очень молоды, и отношения между ними по-тинейджерски однозначны. «Отелло» перегружен танцами и удивляет звуковой партитурой: тут и французский шансон, и музыка из кинофильмов, и отечественные популярные эстрадные исполнители, а в последней сцене переживания Дездемоны иллюстрирует песня Земфиры. И все же, несмотря на обилие режиссерских штампов и безвкусицу, эта проба имела смысл, поскольку мы смогли убедиться, что в труппе есть незаурядный Отелло — Владимир Егоров, идеальная Дездемона — Анастасия Бескровная и замечательный Яго Евгения Сафонова.
Режиссер из Франции Ян-Жоэль Колен поставил «Сон в летнюю ночь» так, словно это капустник-пародия на все русские театральные штампы. Труппа актеров-горожан состоит из гротескных персонажей «Городка» или «Камеди Клаба»: манерная учительница — старая дева, активистка-бухгалтерша, затюканная гардеробщица и т. д. И тот спектакль, который они ставят, создан в худших традициях провинциальной «тюзятины» прошлых лет (что к эстетике ТЮЗа Киселева не имеет никакого отношения). А спектакль, который разыгрывается в лесу среди эльфов и богов, — это уже бульварный театр наших дней.
Однозначно «забыть как кошмарный сон» мне хотелось только один эскиз: «Двенадцатую ночь» в постановке Елены Невежиной. Тут режиссер была занята тем, как сделать спектакль, и, кажется, совсем не задумывалась над тем, зачем и о чем она его делает.
Зеленый купон «продолжить работу» я отдала двум работам. Мне показалось, они попадают в диапазон художественных поисков ТЮЗа Киселева.
Жанр эскиза по пьесе «Два веронца» Полина Стружкова определила как «Шекспир для детей» и постаралась соблюсти заданные правила игры. Заглавные герои (Андрей Коренев и Александр Тремасов), юные лоботрясы, скорее подростки-старшеклассники, чем молодые люди, а также их прелестные подруги Джулия (Александра Карельских) и Сильвия (Мария Лучкова) смешно и трогательно влюбляются, обмениваются письмами, вздохами и поцелуями. Все это молодые актеры проделывают с юмором и чрезмерной энергией, но для режиссера любовные переживания подростков только материал для игры, его отношение к этим преувеличенным юным чувствам иронично. А главную тему спектакля несут двое шутов Оселок (Алексей Карабанов) и Ланс (Илья Володарский). Этот Шекспир для детей не о любви, а о дружбе: при расставании Оселок дарит Лансу самое дорогое — журнал комиксов про Супер-героя, тогда как молодые герои прощаются небрежно, расхождение интересов быстро охладило юношескую привязанность, дружба для них не ценность. Наиболее интересной в этом показе выглядела линия взрослых — шутов. Они помогали молодежи выпутываться из сложных ситуаций, с прекрасным юмором наставляли. Кульминация спектакля — монолог Ланса в духе Гришковца про собаку, с которой он в детстве дружил, проводя каникулы в деревне у бабушки. Эта собака открыла ему, что такое настоящая дружба: она долго бежала за уезжающим мальчиком. Однако пока этот прием с текстом «от себя» выглядит одиночной вставкой, а не законом эскиза.
Эскиз «Два веронца». Фото А. Белоусовой
На показе режиссера из Германии Андреаса Мерца «Титус Андроникус» ни разу не пришлось вспомнить, что на работу было отведено всего три дня. Мерц выбрал далеко не самую популярную у нас пьесу Шекспира, но в его постановке она оказалась удивительно актуальной именно для России. Режиссер разрабатывает три тесно переплетающиеся темы. Во-первых, тему насилия, которое порождает новое насилие и так до бесконечности: для того чтобы остановить череду убийств и злодеяний, Титусу приходится совершить еще более страшное убийство. Вторая тема — произвол власти и ничтожество правителей. Актер Артем Кузин, исполняющий роль Сатурнина, даже внешне похож на премьер-министра, и его фарсовый монолог «Ну чем я им не хорош, какого правителя им надо, я сделал то-то и то-то» — кульминация этой линии. Но все же основная тема, в которой режиссер объединяет две побочные, — предательство детей родителями. «Старшие» в спектакле борются за власть, желают мстить, стремятся к каким-то целям, но за все расплачиваются своими детьми, которые становятся разменной монетой в войне, затеянной родителями.
Спектакль Мерца визуально красив. Полумрак. Большой деревянный стол, перерезающий всю сцену по горизонтали и делающий ее плоской, как живописное полотно. Разноцветные пятна зелени и овощей на столе, складки одежд героев, тусклый желтый свет — ожившее полотно Рембрандта. Но эту классическую красоту и строгость разбивают фарсовые приемы, которых не боятся ни режиссер, ни актеры. Смех, который вызывает этот спектакль, не расслабляет, а угнетает. Режиссер прекрасно чувствует природу фарса: заставляет смеяться, когда становится невыносимо страшно.
В этой кровавой пьесе во время действия убивают более десятка персонажей. Если вначале Титус Андроникус бесстрастно, как профессионал, делающий свою работу, убивает сына Таморы (механическими движениями заправского повара он крошит зеленые листья салата, потому что этот юноша для него не более чем ингредиент на его «кухне»), то к финалу, сам потеряв сыновей, пережив измывательства над дочерью, Титус, убивая Тамору с Сатурнином, трагически переживает эти вынужденные последние злодеяния. Режиссер показывает эволюцию отношения к убийствам: вначале режут, рвут, мнут овощи, а кровь — томатный сок, не только потому, что это театральная условность, но и потому что она такая же дешевая; потом ломают кукол (они еще не люди, но очень похожи), а в финале умирают люди.
Титус Андроникус в исполнении Валерия Емельянова — герой трагический, он не просто убийца, диктатор, властитель-самодур, у него есть миссия, как он ее себе понимает, и все его поступки продиктованы ею, а не личными чувствами или желаниями. С Титусом связана трагическая линия спектакля. С Сатурнином — фарсовая. Карикатурная, ничтожная, вороватая власть, которая выдает за служение народу обстряпывание своих делишек. А Тамора Елены Вовненко смогла соединить в себе обе эти линии. Творческая биография Вовненко богата прекрасными ролями, но Тамора — из интереснейших заявок актрисы. История ее героини о том, как женщина, пережившая сильное страдание, становится ведьмой.
Эскиз «Титус Андроникус». Фото А. Тугарина
Желтый купон «оставить так» я отдала эскизу Дмитрия Волкострелова «Быть или не быть? Да не вопрос». На мой взгляд, молодой режиссер показал самодостаточный проект, который полностью состоялся на показе. Это не спектакль и не по Шекспиру. Это акция или проект, а монолог Гамлета — только повод для размышления. Действо состоит из трех частей: режиссер в трех ракурсах рассматривает то, как вопрос «быть или не быть» существует в современном мире. Первая часть — виртуальная, тут взят наиболее широкий срез: постановочная группа обратилась к интернету, и поисковая система Яндекс выдала все ссылки, в которых цитируется шекспировская фраза, давно ставшая расхожей. Актеры (Никита Безруков, Жанна Волошина, Евгения Кутенева, Антон Щедрин) читают различные сообщения безымянных авторов, «выловленные» в сети. Тут и размышления с дамского сайта («Выщипывать брови сверху или не выщипывать, это как вопрос „быть или не быть“»), и сетования школьника («Делать уроки или не делать, х. з.»), но постепенно в этот мусор вплетаются какие-то, пусть беспомощные, но все же попытки современных людей что-то про этот мир понять.
Во второй части «круг поисков» сужается, если в сети был весь русскоязычный мир, то здесь актеры с диктофонами вышли на улицы Саратова и записали монологи людей, встреченных на остановках, в магазинах, в очередях. Всем задавали два вопроса: помнят ли они монолог Гамлета и стоял ли когда-нибудь перед ними вопрос «быть или не быть». Гамлета с его монологом практически никто из саратовцев не помнил, и абсолютно все выбирали «быть» при любых обстоятельствах. Убогость, скудость сознания современного человека… Жутковатая панорама мира, лишенного какой-либо вертикали, предстала в спектакле Волкострелова. Частные истории производили не меньшее впечатление, чем ужасы шекспировских трагедий.
Способ подачи был выбран точно: актеры по очереди выходили в центр сцены, включали плеер и, надев наушники, сперва подробно, со всеми паузами, интонациями, мычанием, сопением, неправильными ударениями и матерными словечками, передавали речь говорившего. Но постепенно «магнитофонность» уходила, текст присваивался, и истории приобретали драматизм.
В заключительной части актеры провели собственную дискуссию на тему «Быть или не быть». Проект Дмитрия Волкострелова не дал ответов на гамлетовский вопрос, да и не стремился к этому, режиссер сделал как бы моментальную фотографию современного мира и человека в нем, и на этой «фотке» каждый увидит то, что увидит. Не знаю, есть ли смысл репетировать этот спектакль и превращать его во что-то принципиально иное, чем та форма, в которой он возник. Проект живет здесь и сейчас, но, может быть, уже будет не нужен завтра. Или же изменится до неузнаваемости его содержательная сторона, потому что форма предполагает живые изменения и реактивность. На Шекспировской лаборатории проект Дмитрия Волкострелова стал кульминацией, он поднял вопрос, важный, как «быть или не быть»: как живут в современном пространстве шекспировские тексты, как они отражаются в нашем сознании, как и для чего нам его сегодня ставить, играть, смотреть. Так или иначе, но каждый эскиз, и удачный и неудачный, в первую очередь дал нам понять, в какие взаимоотношения с шекспировскими текстами вступает сегодняшний театр. А Волкострелов подвел итог этим размышлениям.
Январь 2012 г.
P. S. В момент, когда верстается номер, эскиз Дмитрия Волкострелова уже стал спектаклем и вошел в репертуар театра.
Комментарии (0)