О СПЕКТАКЛЕ

Влас Дорошевич в знаменитом «фельетоне» о Ермоловой описывает эпизод, как однажды он попал на рядовой спектакль Малого театра «Ричард III», сидел далеко, скучал и вдруг в небольшой роли вышла актриса. Ба! Среди равнины возник Монблан! — примерно такой была реакция Власа Михайловича, который срочно полез в программку и увидел: Ермолова заменяет кого-то из заболевших коллег… И сказал себе: «Дуррак!»

Сидя на обычной — вне юбилейных торжеств — «Пристани» в 13-м ряду, поначалу я была тем самым скучающим Дорошевичем и грустно думала, что только праздник вызвал нервно-эмоциональное состояние зала, которое вылилось в столь бурные печатные восторги.

Да, элегантная идея с Вахтанговским храмом, построенным на сцене, да, чистота и благородство туминасовских мизансцен, да, прекрасная находка: каждого из мастеров в какой-то момент поднимают на руки, носят на руках. Браво!

…Но неважно играл Галилея В. Шалевич, восторг от Г. Коноваловой сменялся раздражением от пустого, напыщенного Пушкина у любующегося собой и вибрациями своего «оргaна» В. Ланового… В какой-то момент вышел артист. Не узнаю. Зал почему-то хлопает. Кто это? Артист в длинном черном пальто медленно, бессильно выходит, произносит первые слова. И по первым звукам неповторимого голоса понимаю: ну конечно, Яковлев. И — себе: «Дуррак! Как можно было не узнать!» (тем более что немало лет проведено на щелыковских дорожках, где Юрий Васильевич Яковлев — крупным планом).

«Темные аллеи» стали для меня пиком и потрясением. Не могу забыть их вот уже который месяц. Физический покой (Яковлев просто сидит), реальное отсутствие сил на какой-либо форсаж, на демонстрацию своей формы (все остальные так или иначе демонстрируют ее нам) дали потрясающую сосредоточенность, глубину, многослойную печаль об ушедшем, такую тишину, какая бывает именно в храме. А когда герой Яковлева удаляется, режиссер дает ему не только секундный поворот — взгляд в зал. У самого арьера он дает ему два движения, заставляющие вспомнить того лихого Юрия Яковлева, который фат-гусар-любовник. Под полами длинного пальто одна нога чуть приподнимается в воспоминании легкого канкана, другая… А сил-то уж нет… И трость с набалдашником описывает прощальный круг в воздухе! Туминас не ставит спектакль-прощание, он ставит воспоминание. Воспоминания и напоминания о прошлом сопровождают все роли, прежние персонажи просвечивают в нынешних. Старая дама Ю. Борисовой — настоящая Турандот. В. Этуш не может не общаться с залом — и Туминас дает ему право выйти и поговорить со зрителями не от лица Грегори Соломона, а от своего собственного. Е. Князев играет не столько Доменико Сориано, сколько, условно говоря, Рубена Симонова в роли. Но есть в этом храме и «прогноз погоды на завтра»: было бы обидно не превратить в спектакль «Филумену Мартурано» уже только потому, что такой озорной, лучезарной, пританцовывающей хулиганки Филумены не бывало никогда. И она, героиня, и актриса И. Купченко все больше страдали и утомлялись, а здесь фейерверк, брызги, веселый стоицизм.

В храме присутствуют, как известно, образа. Римас Туминас будто вошел в этот храм. Вслушался, вгляделся в окружающие «образа» и впустил людей, строивших этот храм. Он точно знает: когда-нибудь они будут здесь канонизированы. Но это дело будущего, а пока он велит каждому молиться своей роли, своей судьбе, дарованной богом, этому храму, давшему им жизнь. И они с поразительной верой и послушанием делают это.