А. Вампилов. «Утиная охота». Норильский заполярный театр драмы.
Режиссер Егор Чернышов, художник Николай Слободяник
Вампиловской «Утиной охоте» чуть больше сорока лет, режиссеру Егору Чернышову — чуть меньше. История Виктора Зилова, «алика», охотника, неслучившегося самоубийцы и героя своего времени (термин «эпоха застоя» уж очень затаскан, но, с другой стороны, и наиболее внятен), для Чернышова именно что история, не его времени случай. Разбираться со временем и даже просто воссоздавать его приметы совершенно не входит в намерения постановщика норильской «Утиной охоты». А все виденные мною ранее (впрочем, уже довольно давно) спектакли по этой вампиловской драме не в последнюю очередь занимались именно этим. И их режиссеры были знакомы с вампиловским временем и его приметами, что называется, на физиологическом уровне. Вспоминается, как полтора десятилетия назад на фестивале «Реальный театр» обсуждали «Утиную охоту» Владимира Рубанова, привезенную из Омска. Критик попыталась упрекнуть спектакль в неточности исторической детали: мол, водочные бутылки не из того времени. Режиссер поднялся, как скала: «Ты! Мне! Будешь рассказывать про водочные бутылки!» Было очевидно, что мы имеем дело с экспертом.
Надо сказать, что в пространствах из множества столов, стульев, белоснежных крахмальных скатертей, бокалов и тарелок, ножей и вилок, которые художник Николай Слободяник затейливо компонует для каждого из трех актов (так, что зрительно это пространство все более работает на идею тотального одиночества Зилова), водочные бутылки тоже представлены во множестве (для чего Заполярной драме даже пришлось искать особого спонсора). Но это уж точно не конкретные водочные бутылки, в некотором роде — идея алкоголя, а не его живая плоть. У Вампилова-то вполне узнаваемое и отнюдь не фешенебельное кафе «Незабудка», а здесь целая инсталляция ослепительно-белого и зловеще-стального цветов, столы под белыми скатертями, окружающие, как льдины, страдающего от похмельного синдрома и невнятного раскаяния главного героя.
И все же «ресторанная инсталляция», почему-то вызывающая в памяти строчки Бродского («Итак — улыбка, сумерки, графин. Вдали буфетчик, стискивая руки, дает круги, как молодой дельфин…»), не самая значительная составляющая внешнего пространства этого спектакля. Главное — дождь. «Льет как из ведра» (одна из первых реплик Зилова), тонны воды обрушиваются на сцену, главный герой, проходя сквозь дождевые «стены», обозначает этим перемены не только времени и пространства, но и душевного состояния, а остальные персонажи периодически собираются в живописные группы наблюдателей-комментаторов под большими зонтами. В конце концов воды наберется на целое озеро, по которому на лодке с веслами по неведомому маршруту отправится Зилов (ощущение, что, вопреки автору, по маршруту Харона). Примерно так отправился в свое последнее плавание по Байкалу Александр Вампилов.
Сцена из спектакля. Фото А. Харитонова
Разумеется, можно сказать, что дождь — это только дождь и что для многих на сцене он уже стал поднадоевшим аттракционом. Но здесь дождь — действительно образ, состояние, настроение именно этого спектакля. Разверзшиеся хляби небесные вполне абстрактны, как и тоска именно этого Зилова. Некая экзистенциальная драма вообще, тоска по универсальному смыслу бытия, которому очень идет черно-белый колорит в сценографии и костюмах. Егор Чернышов не меняет вампиловского текста, но все то, что у драматурга вполне конкретно и для своего времени совершенно типично (к примеру, то самое бюро технической информации, в котором имитируют деятельность Зилов с коллегами), становится символом: служебная синекура как символ бессмысленности, на которую тем не менее тратятся силы, время, утекающее, как вода меж пальцев. Имитация труда, имитация дружбы, имитация страсти, имитация смысла… Надо признать, что Александр Вампилов — все же не Леонид Андреев, и текст, и сам способ актерского существования сопротивляются этому эффектному, но достаточно абстрактному томлению по поводу несовершенства бытия. К примеру, помню по другим спектаклям, что у актрис Заполярной драмы чрезвычайно убедительно получается играть порок (в северных городах это, кстати, всегда очень востребовано зрителем). Вот и в «Утиной охоте» Юлия Новикова (Вера) и Варвара Бабаянц (Валерия) изображают это с привычной сочностью и точностью, конкретностью характеров и обстоятельств. Кстати, в который раз подумалось, что шутка Веры про «аликов» («Может, это твоя первая любовь — Алик? — Угадал. Первая — алик. И вторая алик. И третья. Все алики») переживет века и саму вампиловскую пьесу. Вполне конкретна и драма жены Зилова Галины (Галина Савина) — по глубине проживания, внутренней сосредоточенности и внешней точности, пожалуй, самая серьезная актерская работа спектакля. Она играет «ярость без взрыва» (слова Теннесси Уильямса), то, что еще только предстоит освоить героине Виктории Никитенко (Ирина), ее первая любовь и отчаяние после первого предательства очень непосредственны и наивны.
Вообще женский ансамбль этого спектакля переигрывает мужской, хотя нельзя не признать, что работы Дениса Чайникова (Кушак), Николая Каверина (Кузаков), Павла Авдеева (Саяпин), Романа Лесика (официант Дима) достаточно профессиональны и точны. Но как-то не очень запоминаются. В отличие от самого юного участника спектакля — мальчика (его играет Эдик Лященко), невольного свидетеля зиловской драмы и его своеобразного «аккомпаниатора» (режиссер придумывает мальчику особый «номер», усаживает за фортепиано, и, надо сказать, юный актер справляется с задачей вдохновенно и абсолютно убедительно).
Д. Ганин (Зилов). Фото А. Харитонова
Зилова играет молодой актер Денис Ганин (насколько мне известно, это его первая столь значительная роль). Гибкий внешне и эмоционально подвижный, способный к разительным трансформациям: домашний, рефлексирующий, мучающийся Зилов в черной толстовке из стены дождя выходит публичным, то есть лживым, но и своеобразно обаятельным персонажем в белой рубашке, а порой и в галстуке. Мне кажется, у режиссера и актера была попытка обнаружить в этом Зилове натуру художественную, порывистую (недаром в программке спектакля появилась реплика Треплева из чеховской «Чайки»: «Начну с того, как героя разбудил шум дождя, а остальное все вон»), но это осталось не более чем заявкой о намерениях (Вампилов опять же сопротивляется). А вот что-то родственное другому чеховскому герою, Андрею Прозорову из «Трех сестер», с его мучительными «как стыдно!» и «как странно меняется, как обманывает жизнь!», пожалуй, сыграно, хотя лишь отчасти. Вообще роль, что называется, пока на вырост, но резервы для этого актерского роста, несомненно, есть.
«Утиная охота» — первая работа Егора Чернышова на сцене Норильской драмы. Возможно, не последняя, когда в декабре прошлого года я был на премьере, режиссер и театр вели серьезные переговоры о продолжении сотрудничества, о возможности для Егора стать главным режиссером Заполярного театра. Когда этот номер увидит свет, уже будет известно, чем завершились эти переговоры.
Январь 2012 г.
Комментарии (0)