* * * * *

Готовясь к 15-летию «Петербургского театрального журнала», мы задавали всем один и тот же вопрос: «Как изменилась наша социокультурная ситуация за эти годы? Что безвозвратно утеряно, что приобретено?» И они отвечали.

А. Праудин.
Фото М. Дмитревской

Во времена царя Гороха была такая присказка: «Кто куда, а я — в сберкассу».

Вот и я могу только про деньги.

4 ноября мой театр праздновал день рождения. Восемь лет назад, покинув ТЮЗ, я со товарищи сыграл «Крокодила» Чуковского в «Балтийском доме» — и Экспериментальная сцена началась. В упомянутый день этого года мы увлеченно сочиняли, как придать праздничную окраску последнему представлению в истории нашей студии, так как накануне были извещены об увольнении в полном составе (кроме двух актрис-матерей, за что большое спасибо сочинителям Трудового кодекса).

Волею судеб честь закрыть Экспериментальную сцену выпала спектаклю «Царь Piotr». Думали, как поставить финальную точку и что сказать друг другу и тем, кто придет к нам в этот торжественный день. Мы существовали 8 лет, сочинили 11 спектаклей. Невольно задаешься вопросом: зачем, про что и о чем? Думаю, что самым интересным изобретением нашей компании были детские спектакли. Экспериментальность этих работ заключается в том, что делались они в соответствии с эстетическим заветом Станиславского: «Как для взрослых, только лучше». Про «лучше», конечно, не знаю, а «как для взрослых» — это программа, язык, стиль. «Крокодил», «Золушка», «Винни-Пух», «Царь Piotr» — ни секунды примитивного бессодержательного развлечения. Мучительные размышления о смысле бытия, о жизни и смерти и, конечно, о любви.

Аналитический театр для детей нашел пристанище на Малой сцене театра «Балтийский дом», и мы благодарны ему за стол, кров и теплые батареи. В самом финале спектакля о Петре можно медленно занавесить светящийся на авансцене город белым полотном, а затем в тишине медленно потушить его. Мне всегда казалось странным, что сначала режиссер в тиши кабинета, один размышляет над пьесой, потом с художником сочиняет пространство, затем придумывает персонажей с художником по костюмам и только потом в процесс включается артист. Получается, что с каждым из своих соавторов режиссер сочиняет отдельный спектакль, и проблема художественной целостности становится неразрешимой. Мы опробовали метод одновременного старта, когда режиссер, художник, артисты вместе читают материал, и уже первоначальный замысел начинает формироваться в диалогах, спорах, пробах, показах, этюдах и в той же форме развивается до последнего дня.

В 2001 году весь мир праздновал 2000 лет со дня рождения Иисуса Христа. Мужская часть труппы, художник, драматург и я в ноябре уехали в деревню на реке Оредеж (спасибо Галине Тихоновне Любимовой, которая одолжила нам свой дом на все время экспедиции). Там, в аскезе и посте, 40 дней мы читали канонические Евангелия, послания апостолов, Апокалипсис и задавали друг другу детские вопросы по каждой строчке. Так родился спектакль «Урок первый. Воскресение». В следующем сезоне, взяв уже всю труппу, опять-таки в ноябре, чтобы жизнь была не сахар, я отправился в деревню Сахареж, что на Волге-реке раскинулась, где-то между Костромой и Ярославлем (спасибо директору Ярославского Камерного театра Юрию Михайловичу Ваксману, который продюсировал экспедицию), готовиться к «Бесприданнице» Островского. Здесь, помимо вполне оцененного нами метода одновременного старта, мы провели углубленное изучение среды, в которой жили и действовали персонажи пьесы. Во время поездки в Кострому нам показали дом, где вполне могла жить Лариса с Харитой Игнатьевной, мы бродили по комнатам, а художник играл этюд, как Лариса развлекала ночных гостей. Вернувшись в деревню, один артист показал свои рисунки, где в городских лужах отражалось золото Успенского собора. Я тогда подумал, как мало мы понимаем в профессии друг друга, а это значит, что мы не до конца слышим, что происходит во время репетиций. Сепаратность работы только усугубляет взаимонепонимание и еще больше отделяет нас от вожделенной гармонии. Нет, нельзя гасить город за занавеской, как будто с последним нашим спектаклем исчезнет город Петербург. Глупо. Не исчезнет. И не отнимут у «Зенита» золотые медали, и это правильно.

Я все время думаю, что скажу своим артистам в наш последний день, чем для нас были эти восемь лет — для меня, для Иры Соколовой, Саши Кабанова, Володи Баранова, Маргариты Лоскутниковой, Аллы Еминцевой, Сергея Андрейчука, Юры Елагина… Перед уведомлением об увольнении Сергей Григорьевич Шуб бросил мне не без злорадства, что, мол, кончится ваша лафа 1 января. Слово, конечно, вульгарное и несколько упрощенно интерпретирует наше житье-бытье, но по сути Шуб прав. С чем мы себя и поздравляем. А еще поздравляем с юбилеем «Петербургский театральный журнал», без которого сегодня невозможно представить российский театр.