Кто герои нашего времени?

Они герои нашего времени за последний отчетный период!

Они могли бы стать Атосом, Портосом и Арамисом, но время сделало из них ответственных за рубежи искусства агентов национальной безопасности, ночных дозорщиков, ток-шоуменов, одновременно — Гамлетов, Клавдиев и Полониев. Груз нелегкий. Выпускники курса В. М. Фильштинского, приславшие на его юбилей три кресла из партера МХТ им. Чехова с надписями «Хабенский», «Трухин», «Пореченков», и в самом деле занимают центральное место на карте «звездного неба», спросите у любого «театрального астронома». Сознание звезд — это всегда интересно. На небо поднялась Ольга Варганова, чтобы побеседовать со всеми троими.

Ольга Варганова. Тебе не странно приезжать в Петербург на гастроли?

Константин Хабенский. Есть такой момент. Особенно поначалу было действительно как-то непонятно, что происходит. Вообще приезжать в Питер — это нечто особенное. Я не могу все разложить по полочкам, но это связано с тем, что в этом городе я родился и провел лучшую часть своей жизни.

О. В. А как ты себя чувствуешь на главной драматической сцене страны?

К. Х. Нельзя зацикливаться на том, на какой ты сцене находишься. Больше внимания отдается материалу и партнерам. А если замкнуться на мысли, главная сцена или не главная, то тогда уже — все, считай, что приплыли.

О. В. Нет, я имела в виду великую историю МХТ, больших артистов, которые там играли. Их наверняка помнит мхатовская сцена…

К. Х. Нет, даже не задумываюсь об этом. Если начнешь задумываться, то нужно уходить в другую профессию, в театральные критики, например. Наша профессия диктует только один способ выживания: здесь и сейчас, без каких-либо китайских церемоний.

О. В. Бытует мнение, что МХТ сегодня — фабрика по производству спектаклей, что там нет человеческих связей между людьми.

К. Х. Ну, человеческие связи между людьми еще никто в театре не отменял, какой бы он ни был, какого бы режима ни придерживался — будь он фабрика, будь он студия-лаборатория. А по поводу фабрики по производству спектаклей… в принципе почти все театры являются такой фабрикой, их задача сделать спектакль, чтобы на него пришел зритель, чтобы получить за это деньги и продолжать дальше как-то существовать.

О. В. Ну, почему? У Фоменко, например, не фабрика, у Додина, у Захарова, Любимова тоже не фабрика.

К. Х. Ты говоришь про авторский театр. Таких театров единицы, даже десятка не наберется. А остальные четыреста государственных театров в стране — это же фабрика. Ничего страшного в этом нет.

О. В. А после театра им. Ленсовета, где все-таки была более семейная обстановка, ты уютно себя чувствовал во МХТ?

К. Х. Для меня Театр-дом или Театр-студия были только в институте. Все остальное — место работы. Что театр Ленсовета, что МХТ.

О. В. Почему ты до сих пор Калигулу играешь?

К. Х. Хороший вопрос. Почему ты до сих пор живешь?

О. В. Ну, спектаклю все-таки уже девять лет.

К. Х. Потому что тема не исчерпана. Этот материал дает возможность покопаться в себе, в профессии и так далее. Просто интересно.

О. В. Скажи, а почему ты в спектакле «Войцек» ползал под театральным станком и перышки выдувал, ведь это мог делать любой рабочий сцены? Что за механизм в тебе работал?

К. Х. Там места не хватало для рабочего сцены (смеется). Просто не хватало места. А если серьезно, я думаю, это то, чему нас научили, — отношение к профессии. И больше ничего.

О. В. Когда Юрий Бутусов сделал распределение ролей в «Гамлете», тебе не было обидно, что ты Клавдия получил, а не Гамлета?

К. Х. Нет. Мне кажется, что роль Клавдия…

О. В. Нет, это интересная роль, но просто сам факт, что в «Гамлете» ты не Гамлет, тебя никак не задел?

К. Х. Ты же не дослушала. Если хочешь, ты задай все вопросы сразу, я потом буду отвечать. Я не гамлетовед, но я не видел еще ни одной постановки, где Клавдий был бы не функцией, а нормальным, достойным оппонентом Гамлету. Против чего тогда борется Гамлет, кого ненавидит? Функцию? Тогда неинтересен сам Гамлет. А если создается внятный, местами переигрывающий самого Гамлета образ, то за этим просто интересно следить. По поводу роли Гамлета — я не очень понимаю, что сегодня можно сказать в этой роли, не очень понимаю тему высказывания этого человека. У меня есть Калигула, вот и весь ответ. Поэтому было не обидно.

О. В. Зилов в спектакле «Утиная охота» абсолютно твоя роль, но чего-то главного там не произошло, так мне показалось. Правда, я смотрела спектакль, когда его только выпустили. А сейчас та главная песенка, которую ты хотел спеть, спелась?

К. Х. Я боюсь так говорить: спелась или не спелась. Наверное, что-то меняется вместе с духовным и физическим развитием моего организма. Когда мы выпускали спектакль, реально прожитого физического времени для меня было недостаточно, чтобы вскрыть эту роль. Сегодня я тоже не готов говорить, вскрыта она или нет, но у меня есть ощущение, что она потихонечку открывается для меня. Вот, наверное, так.

О. В. Когда Миша Трухин ушел из спектакля «В ожидании Годо», ты сказал: жаль, что Миша ушел, нам было о чем помолчать с ним на сцене. В МХТ тебе есть с кем помолчать на сцене?

К. Х. Трудно так говорить. Понимаешь, с Мишей меня связывают годы… Ты хочешь по фамилиям? Я забуду кого-нибудь, и потом будет неудобно.

О. В. Тебя спросили в одном интервью, чем ты хотел бы удивить зрителей? Ты ответил: мне бы хотелось удивлять себя. Чем ты сегодня себя удивляешь?

К. Х. В последнее время это все-таки территория киноплощадки. Второй год снимаем историю о конце белого движения, второй год идет тяжелейшая работа. Там я столкнулся с другими мыслями, с другой выправкой, с другим пониманием жизни. В современном материале можно как-то отшутиться, между струй пройти и так далее… А тут мы говорим о людях, которые более категорично придерживаются своего мнения, своих взглядов на жизнь. Мне это интересно.

О. В. В тебя это переходит, ты на сегодняшнюю жизнь это как-то проецируешь?

К. Х. Ну, наверное. Не буду говорить, что с меня как с гуся вода все слетает, наверное, что-то просачивается.

О. В. Расскажи о киноработах, которые в тебе оставили след, которые тебе интересны сегодня.

К. Х. Я не отношусь к тем людям, которые каждый день просматривают свои фильмы. Не знаю, спрашивай конкретно.

О. В. «Дозоры», например, тебе интересны или интереснее было работать в фильме «В движении»?

К. Х. Форматы и жанры фильмов разные, поэтому говорить о том, что что-то более интересно, что-то менее — неправильно. Говорить можно о творческой команде. В «Дозоре» и «В движении» были заняты люди не последние в профессии. Поэтому и там и там было интересно.

О. В. Просто «Дозоры» к кино как искусству имеют очень опосредованное отношение.

К. Х. Это просто не твой фильм, не твоя история. Фильмы должны быть разные, неплохо, чтобы была какая-то мысль, но, как говорит Михаил Евгеньевич Пореченков, зритель голосует рублем. Нужно реально смотреть на вещи и понимать, что есть кино прокатное, кассовое, а есть другое, чтобы проводить какие-то исследования, опыты, лабораторное кино. Это не кассовое кино, но оно вскрывает какие-то интересные человеческие вещи. Наверняка ты не являешься фанатом «Властелина колец», тебе ближе фильм «Летят журавли». А ведь и то и другое имеет право на существование. Ведь нельзя же все время показывать фильмы, которые, на наш взгляд, интересны и правильны для развития киноискусства. Человек имеет право сам выбирать, какое кино ему смотреть. Что же касается меня, то, когда мы снимали первый «Дозор», вообще было непонятно, что происходит. Я совсем не представлял, как существовать в этом жанре. Когда фильм вышел на экраны и мы увидели материал, вот тогда, на втором «Дозоре», начались какие-то актерские фантазии и поиски.

О. В. Расскажи о голливудской компании, в которой ты снимался.

К. Х. Режиссер Тимур Бекмамбетов, компания Юнивесал пикчерс, фильм «Разыскиваются» («Wanted»), в главных ролях снимались Морган Фрейн, Анжелина Джоли и Джеймс Макэвой. У меня там было не так много съемочных дней, я просто получал удовольствие от общения с этими ребятами и от очередной встречи с Бекмамбетовым.

О. В. А снимали где?

К. Х. В Чехии, в Праге.

О. В. С кем из театральных режиссеров тебе хотелось бы встретиться в работе?

К. Х. Хотелось бы попробовать что-то сделать с Кириллом Серебренниковым.

О. В. А ты видел спектакль «Человек-подушка»?

К. Х. Да, я считаю, что это интересный спектакль. Я не знаю, как он прозвучит на большой сцене БДТ им. Г. А. Товстоногова, в МХТ им. А. П. Чехова спектакль идет на Малой сцене. Спектакль, его тема очень жесткие, и я думаю, что много народа будет просто уходить из зрительного зала. Я считаю, что Серебренникову и артистам, занятым в спектакле, удалось взлететь над жестокостью автора и рассказать историю многогранную.

О. В. Что тебя больше всего раздражает в театре сегодня?

К. Х. Ну, о мобильных телефонах мы не будем говорить…

О. В. Я имела в виду Театр как художественное пространство.

К. Х. Последнее время я редко хожу в театр, поэтому меня особенно ничего не раздражает.

О. В. Твои самые сильные художественные впечатления за последнее время.

К. Х. Я испытал художественное потрясение на спектакле «Человек-подушка». Порадовался за коллег, которые просто очень хорошо работают, и работают не зря.

О. В. Тебе предлагали участвовать в телевизионных проектах «Звезды на льду», «Танцы со звездами» и т. д.?

К. Х. Да, предлагали. Пока я думаю, что у меня другая профессия и она предполагает другие вещи. Я как-то не очень вижу себя на коньках. Если бы это было связано с кино или театром, то это одна история. А когда телевизионное шоу… я как-то не вижу себя в таких проектах. У меня очень много сил уходит на то, чтобы заниматься своим делом. Поэтому тренироваться ночами, чтобы лишний раз мелькнуть на первом или втором каналах, не вижу никакого смысла, у меня нет в этом нужды.

О. В. У тебя есть любимые роли в театре?

К. Х. Все роли, которые играл и играю, кроме роли шведского полицейского в спектакле театра им. Ленсовета «Лицо».

О. В. Я этого не помню. Помню, ты Петухом выходил у Г. Р. Тростянецкого в спектакле «Мнимый больной».

К. Х. Мы же все там выходили театральным горошком арестовывать Сергея Мигицко. А в «Мнимом больном» была вменяемая роль, от которой я получал удовольствие, а может быть, просто ничего не оставалось другого делать, как получать удовольствие от роли Петушка. Ну, а если серьезно, это просто отношение к профессии. Вот, например, роль Алексея Турбина мне интересна, но она у меня не получается. Может быть, потому, что я по сути не военный человек. Но мне интересно в ней копаться, хочется, чтобы она получилась. Или «Утиная охота». Роль Зилова — очень тяжелая, но мне каждый раз интересно и страшно — получится или не получится сегодня. Поэтому нелюбимых ролей нет. На сегодня мне интересно то, что я делаю.

О. В. Михаил Чехов говорил: нам есть что сказать на сцене только тогда, когда мы страдаем. Если мы просто счастливы, нам нечего сказать. Тебе это близко?

К. Х. Знаешь, когда человек делится своим счастьем, это тоже хорошо. Загрузить людей своими страданиями, болячками — это, по большому счету, не так сложно. Если скажешь со сцены слово «смерть», оно уже воздействует на людей. А заставить смеяться или радоваться людей в зрительном зале намного тяжелее. По-настоящему смеяться, а не глупо хихикать из-за того, что кто-то в носу поковырял. Поэтому делиться радостью тоже нужно. Вот так вот взял и внаглую дополнил Михаила Чехова.

Сентябрь 2007 г.