Петербургский театральный журнал
Блог «ПТЖ» — это отдельное СМИ, живущее в режиме общероссийской театральной газеты. Когда-то один из создателей журнала Леонид Попов делал в «ПТЖ» раздел «Фигаро» (Фигаро здесь, Фигаро там). Лене Попову мы и посвящаем наш блог.
16+

ПОЛЕТЫ ВО СНЕ И НАЯВУ?..

Дж. Верди. «Травиата». «Санктъ-Петербургъ-Опера».
Дирижер Михаил Виноградов, режиссер Юрий Александров, художник Вячеслав Окунев

Классику давно уже принято играть, снимая всякую дистанцию между произведением и реалиями современной жизни. Постановщики как бы реанимируют его, либо возвращают первоначальные смыслы, либо открывают новые, в любом случае вступают с ним в диалог, степень содержательности которого целиком зависит от автора создаваемого сценического опуса — режиссера.

А. Нечаева (Виолетта).
Фото из архива театра

А. Нечаева (Виолетта). Фото из архива театра

Виолетта Валери новой «Травиаты» «Санктъ-Петербургъ-Оперы» поначалу напоминает героиню Джулии Робертс из полюбившейся всем слоям публики «Красотки». Длинные черные лакированные сапоги на шпильках, блестящий темный плащ до пят, под которым крошечная люрексовая юбка, паричок а ля Мэрилин Монро и бойкое поведение в привычной попытке остановить пролетающие мимо автомобили… Так начинается вечный как мир миф о травиате. Она здесь — представительница древнейшей профессии, в самом последнем по времени варианте. Подобные ей встречаются на улицах любого города планеты сегодня и сейчас. Она присаживается на скамейку и в ожидании клиента листает потрепанную многими руками книжицу — дамский роман, «криминальное» чтиво. За спиной витрина с манекенами невест в белых платьях — салон мечты. Отраженные в ее стекле окна высоток — «огни большого города». Чуть выше типичные картинки расхожей печатной продукции — лица очередной роковой женщины и супермена, проглядывающие сквозь наворот каких-то труб и еще менее внятных предметов, коими украшают обложки самой популярной на свете «литературы» (сценография Вячеслава Окунева). Завязка истории дана до первых звуков увертюры и в ее процессе — девицу «снимает» пожилой господин во фраке и с тросточкой (оркестр под руководством Михаила Виноградова находится на самом последнем плане сцены за прозрачной стеной витрины, будто для озвучивания вживую немой фильмы — иногда, правда, и с тем же качеством). Поют по-итальянски, и театр намеренно не дает титров, ибо здесь важны не слова, а событийный ряд, выраженный сценически.

Режиссер Юрий Александров не изменяет себе и придумывает собственный сюжет, не трогая текста оригинала. История дамы с камелиями переведена на общеупотребительный язык кича и при этом не лишена многозначности. С одной стороны, все узнаваемо — по быту, атмосфере, по цитатам известных фильмов, которые, впрочем, не прямые цитаты, а те, из которых складывается «шум культуры». С другой — этот мир не утратил художественности, он фантазиен и фантасмагоричен, он рискованно, на грани вкуса, заострен. И он насквозь лиричен, ибо это мир глазами героини, мир ее чувств, иногда наивных, иногда пошлых мечтаний и глупых надежд, навеянных бульварной литературой с неизменным хэппи-эндом.

Анна Нечаева играет Виолетту с предельной искренностью, как-то очень лично, на едином дыхании. Играет лучше, чем поет, если судить с точки зрения классического вокала, но поет так свободно, раскованно, красиво, естественно, что даже не идеально исполненные пассажи и иногда чуть неточное интонирование входят в органику роли — точность человеческого высказывания важнее. Ведь и сама героиня — не эталон высокой культуры, а ровно наоборот. Но в ней есть душа и есть духовность, которые не могут быть отняты, в какой бы среде их обладательница ни обитала. А привычная для нее среда — Анина и друг-трансвестит, поданные Натальей Плешковой и Денисом Земцовым в красках гротеска (по утрированно ярким гриму и костюмам, пластике на грани клоунады). Два эти персонажа сквозные, друзья не оставляют свою товарку «ни в горе, ни в радости».

Д. Головин (Альфред), А. Пашиев (Жермон).
Фото из архива театра

Д. Головин (Альфред), А. Пашиев (Жермон). Фото из архива театра

Д. Головин (Альфред), А. Нечаева (Виолетта).
Фото из архива театра

Д. Головин (Альфред), А. Нечаева (Виолетта). Фото из архива театра

Чужая среда — участники вечеринки первого акта: мужчины во фраках и ожившие манекены-невесты, как вестницы смерти. Чужая среда во втором акте: где-то на отдыхе, может, на пляжном берегу, по которому разгуливает Альфред в рубашке с пальмами, появляется в коротком купальном халатике Виолетта и… в теплом коричневом пальто папа Жермон (Алексей Пашиев). Он что-то вроде символа рока, он перст судьбы, прямой и грозный. А в витрине вместо невест поигрывает теннисной ракеткой сестра Альфреда — длинноногая красотка в коротких шортах и маечке, ради которой почему- то должна принести себя в жертву героиня. И приносит. Потому, что чужая, потому что скорее поверит в грядущие несчастья, а не в случайную удачу, потому что любит Альфреда — того, которого увидела впервые со скрипкой в руках, одухотворенного, немного, казалось, не от мира сего. А Альфред (Дмитрий Головнин), став вскоре свидетелем уговоров отца покинуть его на благо семьи, не предпримет никаких попыток тяжелому решению помешать. Подслушает и скроется, фактически совершив предательство, не защитив, не прекратив пытку, не посочувствовав, с холодным расчетом решив посмотреть, что произойдет. А дальше будет вести себя «по тексту», пылать праведным гневом оттого, что возлюбленная покинула, изменила, явившись на вечеринку к Флоре с другим. Но публика уже посвящена в то, что это, возможно, всего лишь игра, а может, выплеск обиды на то, что Виолетта не прошла жестокую проверку на прочность, не оправдала его надежд быть вместе вопреки обстоятельствам. В любом случае эта краска нетривиальна. Здесь Альфред напрочь лишен ореола героя любовника с возвышенными чувствами, он избалованный сыночек богатого папы, ставший жертвой собственного цинизма.

Чужая среда — бал-маскарад у Флоры, где все в тяжелых черных с золотом одеждах времен романтизма и в масках, которые есть знак игры, двойничества, оборотничества. Они явно из другой оперы или просто из оперы, в которую ворвался день сегодняшний в виде неизменной парочки друзей Виолетты — с ними откровенно, не стыдясь, некрасиво забавляются по прямому назначению. Виолетта выведена из этой фантасмагории «за стекло», на котором пишет неизменное amor — губной помадой. И после объяснения с Альфредом, явившимся в черной «джинсе» и швыряющимся деньгами, героиня неудавшегося романа остается лежать в своей короткой блестящей юбчонке без сил. Вообще не похоже, что она больна, — в финале, надевая длинный вязаный свитер и толстые гетры, залезает под одеяло к спящей в той же кровати Анине. Промучившись без сна, хватается за книжку и вырывает потрепанные, зачитанные до дыр страницы. В книжках — красивые сказки про любовь девчонки с панели и миллионера, заканчивающиеся пышной свадьбой в финале. В ее грезах, а тем более наяву, — ничего не сходится, все путается, пестрые герои собственного сценария, так же как и реальные, не желают дарить ей счастье и любовь. И она расстается с ними, как с иллюзиями, устраивая вокруг прозаичной железной кровати карнавал белых невест и черных масок, а заодно и выпроваживая Альфреда в манекенном черном фраке с неправдоподобно огромной лилией в руках — в зал. Опять нацепляет свою серебристую юбочку и, как в прологе, голосует, стоя на оживленной магистрали. Конец истории. Из снов, фантазий, запойного чтения с глубоко искренними переживаниями — к грубой реальности. Было, не было ли? Могло быть. Что-то из состояния современного сознания здесь уловлено — обрывки, осколки дум и чувствований. Но в центре, неизменно, на протяжении всего спектакля — человеческая, женская драма. Настоящая.

Александров — мастер рассказывать истории из обыденной жизни и с точки зрения обыденного сознания — в сущности, по любому оперному материалу. И были бы они пошловатыми и примитивными, если бы не одно «но». Они придуманы, вычислены, извлечены из классики или современного сочинения режиссерским талантом, который от Бога, который расцвечивает сценический текст образностью, превращая порой недопроявленные логикой схемы в вибрирующие смыслами сценические решения. И еще — набран изощренный театральный опыт, наработано мастерство, а уж бьющей через край фантазии, причем исключительно музыкального свойства, ему не занимать. Отсюда спектакли — иногда перегруженные и пестрые по лексике, с недостаточно строгим по части вкуса отбором средств, но всегда притягательные, вызывающие споры. И всегда живые, в какую бы условную форму они ни были облечены.

Июль 2005 г.

В указателе спектаклей:

• 

В именном указателе:

• 
• 

Комментарии (0)

Добавить комментарий

Добавить комментарий
  • (required)
  • (required) (не будет опубликован)

Чтобы оставить комментарий, введите, пожалуйста,
код, указанный на картинке. Используйте только
латинские буквы и цифры, регистр не важен.