Так — деловито и прозаично — называется одна из композиций, представленных на выставке Сергея Параджанова. Вообще-то у выставки совсем другое название, возвышенно-романтическое: «Моя ворожба не напрасна…». «Не напрасна!» — подтвердят счастливые зрители его фантастических кукол, коллажей, ассамбляжей, графики.
Среди кукол есть автопортрет: «Сергей Параджанов в раю». Маленькая кукла-Параджанов с бородой из белого пластмассового ершика, в широкополой шляпе на бедовой кукольной голове и с праздничным букетом цветов в руках устремляется куда-то ввысь, в какую-то ей одной известную свободу, от земных примет и земного притяжения. Оставляя внизу то, что сочинено, нарисовано, разукрашено, слеплено, сделано, — «перечень описанного имущества». В этом названии есть ведь не только судебно-тюремный оттенок, печально знакомый художнику при жизни. В этом перечне последняя и воздушная свобода расставания с земным пространством — чудесными, прекрасными, ужасными, сияющими и разбитыми реалиями, осколками, камушками, картинками, ракушками, цветами, из которых он творил свой художественный мир, единственный и неповторимый. У многих ведь перед последней дорогой нечего и «описывать». У Параджанова — нашлось, и этим летом его работы прилетели из Еревана в Петербург. Так что кукла «Параджанов в раю» может беспечно лететь ввысь и прекраснодушно радоваться дальше — ее художественное «имущество» цело и невредимо, и даже путешествует… Оно путешествует не только в пространстве когда-то единой империи (как он сам писал: «У меня три родины. Родился в Грузии, работал на Украине, собираюсь умирать в Армении»). Оно путешествует во времени. Что гораздо драматичнее, как оказалось.
Лет тридцать назад Этнографическому музею было бы не сдобровать, его атаковали бы любители изящного, а конная милиция отбивала бы их атаки. Чтобы попасть на эту выставку, живущим в «года глухие» надо было бы стоять ночами… Сегодня в залах Этнографического музея — дремотный покой и тишина. Вот уж не знаешь, какие года глуше? Новая эпоха ленива и нелюбопытна. Или ее любители прекрасного носятся по каким-то другим траекториям? Как будто не величайший художник, гений поэтического кино, сумевший оставить на хрупкой кинопленке и магические «тени забытых предков», и «цвет граната», способный в своих коллажах и инсталляциях волшебно и гротескно соединить несоединимое, представлен на выставке, а так, заштатный маляр развесил свои картинки…
Выставка работ Сергея Параджанова из его дома-музея в Ереване попала в Петербург усилиями Завена Саркисяна и Рубена Ангаладяна. В том ереванском доме ему самому жить не пришлось — но именно он приютил его работы, стал их хранилищем. Можно увидеть интерьеры этого дома в буклете, который продавался на выставке. Не дом — старинный замок с каменными сводами. «Пещера Волшебника» (если воспользоваться образом Николая Павловича Акимова). Гораздо более знаменит при жизни Параджанова был его тбилисский дом, и отблески этого дома тоже присутствуют на выставке. Праздничный коллаж с будничным названием «Я продал дачу» — старый тбилисский дворик с террасой, окна, двери и душа нараспашку, сам художник стоит в центре под зонтиком, вот-вот взлетит на нем, как на воздушном шаре… Пространство картины заселено друзьями и прохожими, ангелами и влюбленными: всем до одного щедро приделаны крылья бабочек, оперенье птиц или просто морские ракушки, на головах венки из цветов, в руках букеты — кажется, все дружной стаей вот-вот взлетят и будут навеки счастливы, благодаренье снимку, вернее, коллажу… Как будто не продал дачу, а получил в дар от Всевышнего в вечное владение… Как будто не коллаж сделал, а сочинил театральный спектакль…
Странно, на этой выставке совсем не думаешь о коллаже как любимом детище соц-арта 1960-х. Вообще как-то беспечно не думаешь о таких профессиональных вещах, как культурно-исторический контекст, школы и направления…
«Я непрофессионал и запрещаю критикам считать меня профессиональным художником. Я любитель искусства и режиссер». Грозный голос с неба. Сердитый голос Сергея Параджанова из рая, надо полагать.
Раз запретил — не станем. Я тоже не критик профессиональных художников. Я любитель искусства и театральный критик. И как театральному критику мне так хотелось увидеть на этой выставке как минимум всех наших режиссеров. И театральных художников. Постановщиков и технологов. По костюмам и не только.
Потому что это такой заоблачный мастер-класс, который не получить ни в одной академии мира. Параджанов, советский кинорежиссер и заключенный брежневских тюрем, теперь, когда его не стало, выглядит как великан на берегу океана. Играющий с драгоценными камушками культуры, пересыпающий зыбкий песок времени и отыскивающий в нем все свои гранаты, жемчуга, рубины… Все его пластические творения — не забавы капризного гения, не игрушки праздного инсталлятора, не модель, которую можно до дурной бесконечности тиражировать на компьютере, беря оттуда образы, символы, знаки… Скажем прямо — бездна жизни, сияющей, поющей, взлетающей, танцующей, горюющей, разлетающейся на обломки и снова восстанавливающейся… Скрещение тем, мотивов, красок, фактур, материй…
Вавилонское столпотворение мировых культур, Армения и Грузия, Древняя Персия и Византия, поп-арт и сюрреализм, пожелтевшие журнальные репродукции и древние иконы, старинное грузинское серебро и совковые ржавые железки…
Вдруг с изумлением узнаешь, что в юности он работал на тбилисской фабрике «Советская игрушка». Небось, выпускал какие-нибудь трогательные пластмассовые чурбаны. Которые потом уйдут на свалку времени, а он не даст им провалиться в эту щель, подберет и приладит. Две пластмассовые, безумно «советские» и трогательные игрушки участвуют в его ассамбляже «Ромул и Рем с аксессуарами». На старинных металлических ржавых весах — две круглые кукольные головы с выколотыми глазами. Ромул и Рем. Вечный город, дрожащий своими великолепными руинами, кукольными головами, на весах истории…
В мире Параджанова дерзко и нежно стыкуется все: перламутр, дерево, высохшие растения, бархат, замша, ржавый металл, фоторепродукции из старых журналов, вязанье, ткани, лепестки цветов, битый фарфор, ракушки, цветное стекло, скорлупа грецкого ореха… Он «стыкует» образы, которые по-хорошему надо бы держать на разных этажах. Высоцкий, Пушкин, Тарковский, Иисус Христос, Дева Мария, лагерные друзья-уголовники, Мэрилин Монро и пахан с зоны, рублевская троица — кремлевская кровавая троица Ленин-Троцкий-Сталин… Ветры Дании с кружевными героями Андерсена — и орущие (кажется, вывернуты глотки на плакатах) горлопаны съезда народных депутатов… Лиля Брик — кукла из грубых ниток с черными глазами-бусинами, элегантная старуха из мешковины с дамской шляпкой и цветами на платье… «Шляпы памяти несыгранных ролей Нато Вачнадзе» — прелестные, парящие, пышные и невесомые. Словно райские птицы: шелк, перья, капрон, бусы, солома, ракушки, перо неведомой жар-птицы, жемчуг… Как застывшая слезинка по не только несыгранным ролям, но и трагической судьбе… Не менее пронзителен и другой образ — «Банный день в зоне»: голый растерянный человечек на фоне колючей проволоки, всех богатств — бумага и карандаш, черно-белый рисунок, тюремный слепок человеческого сиротства…
Из этих «стыковок» вырастает его мир: прекрасный, жалкий, неповторимый, чудесный, убогий, временами вульгарный… Все образы и фактуры уравнены здесь в правах быть частью художественного чуда.
Он сам как-то сказал в интервью совершенно трезво и определенно: «Никакого чуда не происходит. Я это ищу. Это лежит в природе. Это она мне помогает взять, зафиксировать, создать пластику и благоговеть перед этим». Дел-то! Никаких секретов. Берите! Фиксируйте! И благоговейте, если сможете…
«Надо уметь выражать страсти, видеть, любить и благоговеть». Вот, собственно, и все немудреные секреты его ворожбы.
Мэрилин Монро он возвращает ее природное существо: прикрывает груди птичьими перышками, а знаменитую родинку на щеке заклеивает крошечной золотой звездой. Трепетная Дева Мария, и никакого целлулоидного Голливуда. «Марки из зоны»: на крошечных квадратиках — Адам и Ева, Дон Кихот и Санчо Пансо. Бумага и шариковая ручка. Это когда подручных средств совсем вокруг не осталось.
«Биография… Я не очень-то помню мою биографию. ?Дард» — вот вечная ее форма«. «Дард» по-армянски — горе, печаль. Но его личный дар состоял в том, чтобы подпрыгнуть над «дардом» и состыковать фактуры так, чтобы за всем этим лицедейством, вечной игрой, кошмаром, наваждением, ворожбой, ликами уголовников и поэтов, актеров и политиков, роскошью и нищетой — вдруг проглянула жизнь, сияющая утренним перламутром и вечерними жемчугами… Победа судьбы над биографией.
«Муза, посетившая Михайловское». Среди снегов и неведомых равнин — обязательно крошечный домик. Там горит вечерний свет, и мраморная муза ковыляет туда сквозь сугробы.
«Ночная птица Тарковского» — устроил поминальный стол Тарковскому, посадив ему на голову птицу, и сам присел рядом. Тарковскому на грудь повесил неведомый орден — вылепил простодушно из фольги. Выглядит так, словно из серебра отчеканено. Так могут награждать только дети и Боги. Плюс художники, конечно…
«Перечень описанного имущества»: старинный кинжал, серебряный подсвечник, чемодан, кофейник, икона. Плюс 58 работ, перечисленных в каталоге выставки. Петербургская выставка прошла в рамках музыкального фестиваля «Дворцы Санкт-Петербурга». Спасибо музыкантам! Они знают, какими звуками и видениями лучше всего заселить миражное пространство белых ночей. Но поражает, что не было видно театральных людей: им было бы чем профессионально заняться. Изумляет вообще, что это была не театральная выставка: театральных конструктивных идей, грез и видений там разбросано щедро, будто ракушек на берегу моря, — собирай сколько хочешь, не убудет…
От старой и уже ставшей художественным мифом тифлисской жизни осталась фотокарточка в каталоге: пожилой, уже в возрасте и с серебряной головой, Параджанов на горбатой тифлисской улочке подпрыгнул, да так высоко, нелепо и прекрасно, словно «черная птица с белой отметиной». Одно из его несметных перевоплощений. Так и хочется спросить эту черную птицу: где теперь твои шутки? Твои чудачества? Твои несметные богатства? Твое серебро, капрон, гранаты, жемчуга, солома, камушки, дерево?…
Жалко, что из нашего пространства все исчезают и исчезают люди с «прыгающей походкой».
Июль 2005 г.
Комментарии (0)