Что там говорить — сердце вздрогнуло и забилось сильнее, когда я увидела анонс в Интернете: фестиваль «Театральная паутина». Живой театр в виртуальном пространстве. В режиме прямой трансляции из Москвы. «В Москву! В Москву!» — чеховским трем сестрам и не снилось, что Москва может сама прийти в их дом. Семь вечеров — девять спектаклей. Уселся за компьютером с чашкой кофе — и смотри. Если браки, совершавшиеся на небесах, теперь ­устраиваются по Интернету — почему же театру нельзя? Еще на ум немедленно приходит булгаковская волшебная камера, населенная чудесными существами, танцующими, играющими, поющими… «Я убедился, что это картинка. Как бы коробочка… горит свет, и движутся фигурки. С течением времени камера зазвучала…»

Все знают, что лучше ходить в живой театр, когда на улицах загораются фонари и у прохожих, как писал Достоевский, становятся бледные и зеленые лица. Лучше войти в сияющее фойе, а потом в зал, где люстры уже гаснут, и вдыхать эфир сцены, и замирать просто от того, как актер держит паузу, как смотрит и какие иногда разряды молний случаются меж партнерами или, напротив, какая божественная гармония устанавливается на сцене между людьми. Я могу написать огромный трактат в защиту живого театра и на корню оспорить идею интернетного фестиваля. Потому что театр — это не то, что на сцене, а то, что происходит между сценой и залом… И голос актера тревожит, еще звучащий за кулисами… И человеческое тело лучше видеть в реальных пропорциях, а не в кукольных, сжатых до мультипликационной кариктурности. В общем, я могла бы написать тысячу пламенных строк в защиту живого театра, но он не нуждается в моей защите. И устроители фестиваля (ГОУ «Интерстудио», Центр информационных технологий для театров России, ФАКК, СТД Российской Федерации, Интернет-проект Theatre.ru) не хуже меня понимают про магию живого творчества, о чем они честно предупредили виртуальных зрителей: дескать, все равно лучше ­ходить в театр живьем… Что не остановило, к счастью, их решимости провести этот фестиваль.

«PS. Грезы...». Сцена из спектакля. Театр песни Елены Камбуровой. Фото из архива театра

Былое нельзя воротить, и печалиться не о чем. Каждая эпоха чего-нибудь да непременно лишена по сравнению с предыдущей и последующей. В. Силюнас замечательно описал в своей книге про испанский театр, как испанцы в былые времена целые сутки проводили в театре, с раннего утра до ночи, — что же нам теперь всем, повеситься? Нет, лучше зарегистрироваться и подключиться к видео­потокам через Real One Player.

Отменный выбор спектаклей. Драма, ­куклы, опера, современный танец, мюзикл, авангард… «Семейное счастье» П. Фоменко, московский театр «Тень», Театр песни Е. Камбуровой, Балет Е. Панфилова, «Реанимация дадаизма» из далекого даже для Москвы Комсомольска-на-Амуре, «Лулу» в Геликон-опере, «Белая история» петербургского «Комик-треста» В. Фиссона.

Организаторы так определили аудиторию фестиваля: «для наших соотечественников, живущих за рубежом и в отдаленных поселках». Насчет далеких поселков они погорячились, конечно. Будем честны: вряд ли там, где веками не платят зарплату, у людей есть возможность для Интернет-просмотров. Неотдаленные же поселки где-нибудь на Николиной горе вряд ли станут смотреть. Для них важнейшим из всех искусств давно является теннис. Зарубеж активно зарегистрировался, особенно активно — США, Германия и Израиль (как пел Высоцкий, «там на четверть наш народ»). Заглядываю в раздел «Общение». «Это просто супер!» — пишет Сева из Нью-Йорка. «Душа эмигранта тоскует по русскому театру», — сообщает Афоня из Торонто. Сидя в Дании по другую от Родины сторону Балтийского моря, я не могу не согласиться с Афоней.

Россия представлена «до самых до окраин» — Поволжье, Урал, Сибирь, но абсолютным чемпионом по количеству зарегистрированных почему-то оказалась Бурятия. Зарегистрировалась даже Ставропольская библиотека для слепых. Наверное, трансляции будет смотреть персонал. Но в связи с этой библиотекой я подумала: все живущие далеко от Садового кольца, Невского проспекта и ряда других театральных улиц России — в каком-то смысле тоже «слепые». Вот Интернет-фестиваль и придумал такие контактные линзы. Пользуется же человечество линзами, очками, если зрение никуда не годно.

«Конечно же, отсутствует непосредственная духовная связь между актерами и зрителем, — пишет в гостевой книге Алекс из США, — одно из главных чудес театра». Вот по поводу «духовной связи» и «главного чуда театра» стоило бы договориться сразу, на берегу. Тут же не мистики собрались и не тарелку крутят, вызывая духов. Выйдет на связь дух театра или не выйдет? Нашелся, правда, один счастливчик: «Хоть и связь у меня слабая, но ауру спектакля прочувствовал в полном объеме». С чем его и позд­равляем. Но напрасно, по-моему, и организаторы фестиваля смотрят туда же. «Как попытаться передать ауру спектакля?» — на полном серьезе озабочены они. Я бы исключила эту задачу как некорректно и ­непрофессионально ­поставленную. Аура ­принципиально нетрансилируема. Рассуждения о ней — чистое шарлатанство. С этим — к Алану Чумаку. Или к телевизионной программе «Трансляция Рождества Христова». Но художественные впечатления держатся не только на ауре. Как показал мой зрительский опыт на этом фестивале, несмотря на то, что видеопотоки периодически вырубались, картинки вдруг глючили, превращались в цветные квадратики, а иногда и вовсе исчезали в голубой нирване. Такой сон наркомана. Притом, что я заранее зарегистрировалась и компьютер у меня довольно мощный. Поэтому, когда организаторы говорят об эффективности Интернет-трансляций, им на самом деле надо решать задачи, гораздо более банальные, чем передача ауры. Цвет, свет, звук. Именно в этом хочется пожелать им большой творческой и технологической удачи.

«Семейное счастье» — дебютный спектакль фестиваля — сразу же безнадежно провалился в черный квадрат Интернета. Если быть точным — в синий квадрат. Не пожелал, видимо, быть транслируемым. Такое театральное непослушание информационным технологиям. Я видела несколько лет назад этот спектакль вживую и подумала: но ведь «про это» он и поставлен! Про капризную и трагическую ненадежность семейного счастья. Герои на наших глазах теряют его, оно ускользает куда-то, улетучивается… Они аукаются, но его больше нет, было — и нет, как изумленно и горестно поймут они в финале. Так и со спектаклем — театральным счастьем: улетучился. Зови не зови.

Но если серьезно, организаторы выбрали один из самых атмосферных спектаклей, с тончайшим плетением психологически-музыкально-инотанационных кружев. Может, лучше бы выбирать спектакли с более твердым рисунком и определенной динамикой? Возможно, тут больше подходит тот тип театра, о котором пишет мой коллега Н. Песочинский в связи с режиссурой А. Жолдака: «быстрый монтаж видений». Возможно, это больше созвучно природе Интернета и его трансляционным возможностям, чем перепады атмосферного давления и ломкость психологического театра?..

Хотя спектакль «PS. Грезы…», ­поставленный Иваном Поповски в Театре песни Елены Кам­буровой — концерт-фантазия по песням Шумана и Шуберта, — был транслирован замечательно. Про ауру рассуждать не стану, очевидно, что она в этом спектакле присутствует, но художественный рисунок спектакля читается прекрасно. Может быть, оттого что он сочинен по принципу «монтажа видений». На авансцене — маленький оркестрик (клавишные, гитара, ударные, флейта), это мир мужчин, они в современных костюмах. За ними четыре женщины в старинных светлых блузках (будто явившиеся из чеховских спектаклей Питера Штайна) — четыре восхитительные певицы. Они исполняют Шумана и Шуберта то соло, то все вместе, движутся и играют необычайно легко и грациозно для филармонических певиц. Шуман ­и Шуберт в их исполнении — блистательный воздушный поцелуй в сторону германского романтизма, который в этом спектакле совсем не выглядит как филармонический раритет. Я никогда не слышала Шуберта и Шумана, исполненных так драматически, так остроумно, так артистично. Здесь перекличка — борьба мужского и женского, классической музыки и джаза (певицы уводят слушателя и зрителя в классику, в ее чистые строгие линии — мужской оркестр то и дело провоцирует на джаз, на музыкальное хулиганство). Поначалу певицы застыли фарфоровыми куклами в светящейся золотой арке окна, потом постепенно оживают и ими овладевают нешуточные страсти, они то божественны, непредсказуемы, то коварны и победительны. То парят мадоннами со старинных гравюр, то ведьмами «нависают» над клавишником. «Аве Мария» вдруг перекликается со свингом. Небесный голос ангела оборачивается грозным голосом судьбы. Они дразнят мужчин-музыкантов, наступают на них, пугают, околдовывают… То вдруг разбрасывают по сцене ноты, устраивая хаос, то вытесняют музыкантов и сами садятся за инструменты, то скрываются за прозрачным тюлевым занавесом, словно видения… Они не только грезят на немецком языке, исполняя немецкую музыку. Они и сами есть ГРЕЗЫ о безвозвратно ушедшем романтизме, о свечах, кружевных воротничках, магических превращениях…

Я для того даю блиц-портрет спектакля, чтобы показать: Интернет вполне способен транслировать его художественый рисунок, а зритель — прочесть его, то есть получить художественные впечатления. Хотя гораздо более краткую рецензию-отклик на этот спектакль можно найти в гостевой книге: «Я смотрела с бутербродом в руке, но ведь сердце-то у меня замирало по-настоящему!»

«PS. Грезы...». Сцена из спектакля. Театр песни Елены Камбуровой. Фото из архива театра

Бедняжке «Лулу» из «Геликон-оперы» повезло чуть меньше. Редкая опера А. Берга сначала ни в какую не хотела появляться в «волшебной камере» компьютера, а когда появилась, было ощущение, что она состоит из разных видеопотоков, которые в моем мозгу не желали соединяться. Картинка отдельно — действие и звук отдельно. По сцене, словно афиши, — фрагменты женского тела. Груди-бедра-живот-колени. Дама с перьями на голове и мужчина во фраке ведут вполне оперный светский диалог. Но дама то и дело вполне прогрессивно и авангардно забрасывает кавалеру ноги на плечи. Еще по сцене бродит некто в противогазе, словно носорог. Понятно: ХХI век на дворе, мы же не в Большом театре Союза ССР.

«Звук странный, плохо слышно сцену, и оркестр как-то приглушенно звучит», — чей-то отклик в гостевой книге. Могу подтвердить. С другой стороны, а как еще может звучать оркестр по Интернету? С чего вдруг ожидать полнокровного звучания? Но, как оказалось, было лучше, покуда не работали субтитры. Только я позвала мужа, чтобы он перевел мне с немецкого как минимум на английский, как Интернет-трансляция словно бы испугалась и субтитры появились. Они никак не соотносились с авангардным действием на сцене. «Вы помолвлены уже три года. Почему вы не женитесь?» «Ты, кажется, завидуешь счастью мужа, которое ты ему даешь…» «Я взываю к жалости. Я еще молода. Я буду верна тебе всю жизнь», — и так далее в таком же духе. Лучше бы пели без перевода, гораздо увлекательнее. В общем, у меня «Лулу» в единое художественное целое не собралась. Смотреть было забавно — не более.

В трансляции балетов Е. Панфилова («Восемь русских песен» и «Болеро») странности происходили с движением. Фигуры иногда подпрыгивали и надолго застывали в воздухе. Неправдоподобно на­долго. Я понимаю, что, видимо, видеопоток «глючило». Движение дробилось — но к балету это не имело отношения. Тем не менее художественное послание было внятным и ясно, что сочинение это замечательное. Тяжелый мужской танец (танцовщики задрапированы в алые шальвары, шали, будто в коконы, руки безвольно опущены вниз, земное притяжение приковывает их к полу, словно рабов к галере). Мой компьютер транслировал их танец словно в детской игре: замри-умри-воскресни! Но постепенно танцовщики сбрасывали, словно ненужную ветошь, все эти шали-юбки-шальвары, и прекрасные атлетические тела в упругом танце демонстрировали победное преодоление земного притяжения. Их танец наполнялся полетом и грозной силой… и был бы совсем прекрасен, если бы то и дело не «зависал» по вине компьютера.

Я понимаю, что смотрела чертежи. Но это были чертежи чудесного творения.

«Восемь русских песен». Сцена из спектакля. Театр «Балет Евгения Панфилова». Фото из архива театра

Видимо, безусловной удачей — творческой и технологической (а эти две субстанции на таком фестивале неразрывны) — был показ двух спектаклей кукольного театра «Тень». Шансов попасть туда и у живущих в Москве немного — так невозможно крошечен их зал.

В «Мизантропе» мы очутились в старинном многоярусном театре с балкончиками, ложами, колоннами (просто «наш ответ» Мандельштаму на его «Я не увижу знаменитой Федры…»!). Движутся фигурки-куколки в камзолах и париках, люстры сияют в зале — все как у людей в этом кукольном королевстве, и — о, Боги! — сам Анатолий Васильев озвучивает Альцеста. Нервный правдолюбец отечественного театра озвучивает мольеровского нервного правдолюбца.

«Мизантроп». Сцена из спектакля. Театр «Тень» (Москва).
Фото из архива театра

В финале ему подана кукольная лошадь с каретой, но этого ему мало — он огромной человеческой рукой сметает со сцены все это кукольно-театральное королевство, рушит колонны, стены, дом горит, полыхает огонь — в общем, катастрофа. Кукольный Альцест стоит перед горящим домом, подобно тому, как сам Васильев много лет стоит перед огромным и неповоротливым домом русского драматического театра, не в силах докричаться до него со своей колокольни.

Второй крошечный шедевр «Дождь после потопа» — авторский спектакль легендарного Тонино Гуэрры. Компьютерная картинка опять «заглючила», но, может, так и надо? Как бы дождь размывает изображение? В любом случае очень красиво и поэтично. Голос Гуэрры, напевающий какую-то старинную печальную мелодию, музыка Нино Роты, прекраснее которой нет ничего на свете. Когда в спектакле возникают символы разных городов — Рим, Париж, Москва, Нью-Йорк, вертикали соборов и небоскребов, Кремль с рубиновыми звездами, — они озвучены то песнями Высоцкого, то голосом Эдит Пиаф, то вдруг музыкой Чайковского или Вивальди. В общем, такое поэтическое сочинение-полубред, «жизнь есть сон», прекрасный и заканчивающийся словами из Библии: «И лишилась жизни всякая плоть. Все, что имело дыхание, все, что имело дух жизни».

Чего я не могу сказать об этом фестивале. Духа жизни и дыхания он театра не лишил. Как ни странно. И плоть оставил. Только слегка урезал. Подсократил. Иногда — проглотил с концами. А так — большое человеческое спасибо.

Конечно, куда лучше ходить вечерами в живой театр. Если выпало в империи родиться. Но если живешь в чужой провинции у моря… Хорошо увидеть отечественный театр хотя бы по Интернету. Хотя бы ТЕНЬ театра. Отсвет. Отблеск. Живому театру — никакого вреда, от него не убудет. Что с ним станется? Людям, сидящим у компьютеров, — явная радость и культурная прибыль.

Будем надеяться, что на следующем Интернет-фестивале администрации не придется объясняться со зрителями в подобном духе: «В зале, откуда идет трансляция, кончился Интернет. Причины пока неизвестны». Интернет — не аура, и причины должны быть известны.

Как в том же «Театральном романе»: «А как бы фиксировать эти фигурки? Так, чтобы они не ушли уже более никуда?»

Чтобы в гостевой книге не было растерянных записей: «Похоже, кина не будет». Кино — было. Правда, пленка периодически «рвалась». Даст Бог, к следующему фестивалю склеится. Не без помощи Центра информационных технологий.

P. S. Почта духов: «Все детство я смотрела по телевизору „Клуб кинопутешествий“. И была счастлива следовать за Юрием Сенкевичем на какие-нибудь диковинные острова в океане или на берега Нила. Теперь, когда путешествия стали реальностью и я увидела другие берега, смотрю с чужого берега русский театр по Интернету. Волнуюсь. Радуюсь. Чертыхаюсь. И сердце иногда замирает по-настоящему. Как в живом театре. Но только, конечно, в живом театре оно замирает все равно по-другому. Неисповедимы пути твои, Господи».

Ноябрь 2004 г.