Не могу сказать, что постановка «Екатерины Ивановны» — моя давняя мечта. Более того, я случайно наткнулся на эту пьесу, когда перечитывал Леонида Андреева. Перечитал и решил поставить. Я просто почувствовал, что это нужно сделать именно сегодня. Хотя понятие сегодняшнего дня для меня совершенно размыто, я не знаю, что значит «сегодняшний день».

«Екатерина Ивановна» — это история женщины, которая ищет свою вторую половину. Женщине дано реализовать себя в самом главном только через мужчину. Все остальное: карьера, интересы, знания — приложится, но главное — любовь, семья, дети. Во всяком случае, мне кажется, что сам Андреев считает именно так.

Андреев сталкивает мужчину и женщину. Сталкивает две совершенно разные жизненные задачи. Относительно образа Екатерины Ивановны существует некий стереотип. Принято считать, что это должна быть непременно роковая женщина. Ну что такое роковая женщина? Имеется ­в виду, что это дама эпохи модерна… Вроде бы должен быть некий излом, изгиб, этакая утонченная болезненная красота. Для меня это несколько поверхностно. История такова: девушка, воспитанная в имении, в Орловской губернии (вспомним Бунина, Тургенева), выросшая на воле среди красоты и гармонии, попадает в Петербург 1912 года… Немирович, ставивший эту пьесу, писал Андрееву о том, как он точно показал всю эту уродливую полубогему и чиновничью суету «гнилого города». Есть очень важный момент в сегодняшнем понимании пьесы. Андреев, говоря о Петербурге 1912 года, о среде, в которую окунулась Екатерина Ивановна, вовсе не имел в виду то, что мы сегодня называем «серебряным веком». Он не «Башню» Иванова описывал и не мастерскую Бенуа. Он сам грешил символизмом. Здесь речь о другом. Он берет два состояния России: город и деревню. Не просто город, а европеизированную столицу. Не просто деревню, а все в целом усадебное устройство жизни. Андреев намеренно, на мой взгляд, сталкивает эти два мира.

Главная героиня его пьесы не похожа на других женщин, она не кокетничает и не кривляется. Она личность. А женщина-личность — это патология в том мире, в котором ей приходится существовать, там это невозможно. И ее признание мужу: «Я падшая, я тебе изменила» — это высокий счет, по которому она судит себя. И все дальнейшее происходящее с ней (притом, что внешне может показаться: «загуляла барынька») тоже жестокий суд над собой. Так она сводит счеты с собой и миром. Не просто так: есть муж — и ладно, какой есть, такой и есть, люблю, и ладно, а не люблю — еще лучше. Эта женщина предельно честна с собой. А иначе она бы не затеяла всю эту заваруху и не хлопнула бы так громко дверью в финале. Женщина должна кому-то отдать свою любовь, свою нежность, свои силы, таково ее предназначение. И возникает естественное желание найти своего «пророка», свою вторую половину, обрести себя. Но такого мужчины нет, и поэтому она кричит в конце: «Где мой пророк?» Она взывает: «Где человек, который должен был быть мне послан Богом?»

В творчестве Л. Андреева эта пьеса совпала с выходом его известных «Писем о театре», в которых он пишет о «панпсихизме». «Панпсихизм» — это тотальный психологизм, тотальное исследование души. И «Екатерина Ивановна» для Андреева особая, новая в его творчестве пьеса. Она насквозь психологична. И мне как режиссеру было безумно интересно изучать человеческую душу. У Андреева, как у всякого большого художника, нет ответов — одни вопросы. Только мучительный поиск истины.