П. Невежин, А. Н. Островский. «Блажь». Малый драматический театр. Режиссер Игорь Коняев

Не секрет, что в свободное от основной работы время многие артисты подрабатывают на стороне: снимаются в сериалах, проводят елки, выступают на корпоративных вечеринках. Одним словом, «халтурят». В МДТ с этим сложнее — репетиции с утра до вечера, да и на спектаклях не расслабишься. Прямо беда. Одним — сладкая жизнь, а другим — все «соль» да «боль». «Не годится так, — подумал, наверное, Игорь Коняев, — не те нынче времена! Хватит Малому драматическому в нужде сидеть! Не мы к вам, так вы — к нам!» И по­ставил «Блажь». Такой спектакль получился — загляденье! Музычки, правда, маловато. Хорошо бы — или куплетов на сцену, или Верку Сердючку в фойе. Только Чехова с Достоевским — прикрыть, что ли, чем-нибудь надо, чтобы тоску не наводили…

Этот спектакль хочется забыть сразу и навсегда. Вместе с овациями и криками «браво» одной части публики и скорбным молчанием другой. Не думать: «Какая-то в державе датской… блажь!» Не собирать слово «блажь» из слов «лажа» и другого, непечатного. Не получается. Встает перед глазами красный бархатный занавес как предвестие грядущих нелепостей этого массового мероприятия.

Хиленькую пьесу П. Невежина, облагороженную наличием в афише имени А. Н. Островского, играют замечательные, любимые, заслуженные артисты МДТ, которые просто не могут играть плохо. Пошлость сюжета потрясает. Все вместе производит дикое впечатление.

Помещица Сарытова полюбила молодого управляющего Баркалова — «блажь накатила». Спасти имение от стремительного разорения, учиняемого Баркаловым, призвана родня Сарытовой — сестра с мужем. Две дочери на выданье. Старшую сватает богатый сосед Лизгунов, младшей достается сын «уездной свахи и попрошайки, переносчицы вестей» Гурьевны. Непременные векселя, которые переходят из рук в руки. В финале Баркалова увозит к себе в имение сестра, история повторяется. Сарытова в безумии бродит, рвет цветы… Место действия — оранжерея в стиле модерн (художник А. Порай-Кошиц). В костюмах преобладает ядовитая гамма, «искусственный цвет на бумажных цветах».

Баркалов в исполнении В. Васильева начисто лишен хоть какой-нибудь привлекательности. Пожалуй, единственное достоинство молодого человека — неуемная прыть, с которой он носится по сцене, пожирает кислую капусту, демонстрирует голый зад из смачно разодранных штанов. Вполне оправданное отвращение испытывают к нему дочери Сарытовой: расчетливая рыжая бестия Оля (И. Степанова) и неврастеничная Настя (Е. Старателева). Хитроумная Оля затевает план переброски управляющего на другой объект — к тете Прасковье Антоновне, чья роскошная женская сущность (Т. Рассказова) поначалу скрыта под толстым слоем паутины семейной жизни.

Дядя Семен Гаврилыч (А. Ростовский), имеющийся при тете, режиссерски решен лаконично: чудеса грима являют на сцене… Эйнштейна, мирно покуривающего трубку, невозмутимого философа, чей покой в силах нарушить только оставленная без присмотра бутылочка коньячку. Зоркий глаз ученого вооружен фотоаппаратом, чтобы увековечивать прекрасные мгновения быстротекущей жизни, например любовную борьбу на полу представителей разных весовых категорий — Баркалова и Гурьевны (М. Никифорова). Мудрость и спокойствие пришли к Семену Гаврилычу по закону сохранения энергии, вместо бывшей когда-то мужской силы.

Потерявшая всякую надежду тетя в начале спектакля выглядит сильно запущенной, одета кое-как; при последующем обнажении взору предстают мощный корсет и трусы до колен. Стараниями племянницы (откуда только деньги взялись у разорившейся семьи?!) Прасковья Антоновна превращается в аппетитную женщину, способную соблазнить все, что движется, и даже такого неприятного типа, как Баркалов.

Не так удачно сплелись любовные кружева у Лизгунова (С. Мучеников) — холеного старца с манерами Виталия Вульфа. Необъяснимая в такой трактовке роли страсть к девушке Оле, щедро одариваемой бриллиантами, так ни к чему и не привела: от драгоценностей Оля не отказалась, но и на брак не согласилась. Есть над чем задуматься зрителям.

Сарытова в исполнении Н. Акимовой похожа на трагическую героиню, опоздавшую на «Федру» и случайно выскочившую на сцену в разгар водевиля. В исполнении актрисы нет и намека на пародию, а воспринимать «сильные чувства» серьезно было бы так же странно, как, собственно, и саму постановку в репертуаре МДТ.

В целом актерские работы, выросшие в этой оранжерее, как яркие плоды, но на вкус их пробовать как-то не хочется: садовник не внушает доверия. Того и гляди, отравишься…

Зато публика, которая храпит на «Чевенгуре» и искренне удивляется поворотам сюжета в «Чайке», наконец обрела свой спектакль.