Олег Борисов: Иное измерение / Сост. Ю. А. Борисов. СПб., 2004.

Из дневника Олега Борисова:

«Павел Луспекаев учил:

— Олег, работай и обязательно в люди выйдешь!

Работаю, Паша, и часто тебя вспоминаю. И в люди выхожу, но только к ним приближаюсь, такая тоска одолевает, что разворачиваю оглобли и возвращаюсь к „своим“, которые на полках…»

Олег Борисов ушел «из людей» десять лет назад, и стараниями его сына, Юрия Борисова, он снова и снова возвращается к «своим», которые на полках… Лет пять назад вышла первая его книга «Без знаков препинания», еще раньше «Петербургский театральный журнал» публиковал ее фрагменты, выдержки из дневников. Теперь вот — новая книга его памяти «Иное измерение». Он теперь надежно среди «своих»… Можно снять с полки и прочитать. Вот вопрос: кому адресовано? Приближается ли он к нам? Возвращается ли? Расслышим ли его голос? Или ему снова, уже из иного измерения «разворачивать оглобли»?..

Раньше подобные издания бодро анонсировались: «книга адресована широкому кругу любителей театра». Но широкий круг и при жизни-то актера мало им интересовался, в книге это сформулировано жестко и прямо: великий актер не был властителем дум. Как сам Борисов отшучивался, его любила узкая кучка психов и вредных интеллигентов. Боюсь, эта узкая кучка сузилась с тех пор еще безнадежнее. Может, тогда для специалистов? Но те замечательные специалисты в области театра, которые участвовали в создании этой книги, и так все всё понимают. И замечательно про него написали.

«Олег Борисов. Иное измерение». На черно-белой обложке у Борисова пол-лица срезано. Смотрит не на нас, читателей, но — «зрачками в душу». Читаем в его дневниковых записях: «Лик — это результат: или работы, или безделья». С обложки его книги смотрит лик. Результат мощнейшей духовной работы. Пусть и рассеченный художником надвое. Будто невидимый театральный занавес опустился, не успев перекрыть его целиком. Или кинопленка порвалась посреди кадра.

Книга — притом что выпущена к юбилею — совершенно, слава богу, не юбилейная. Серьезная книга, замечательная. Без пафоса, елея, лирических придыханий и прочих вредных примесей… Взят чистый тон, как в музыке. Видать, камертон в чьих-то надежных руках находился. Про него пишут критики, актеры, режиссеры, художники… Затем — интервью (которые он не любил, и это видно, и не потому что, как нынешним, нечего сказать, а потому что уровень вопросов был ему по щиколотку, скучно…). Под занавес — выдержки из его дневника. Все тексты — отменные, высшего класса. Достойные памяти того, кто знал толк в текстах.

Не знаю, кому счастливо пришло в голову это название — ИНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ. Дело не в том, что сегодня он с нами говорит из той страны, «откуда ни один не возвращался». Дело в том, что и при земной жизни он говорил с нами из иного измерения. Спускался по шатким темным лестницам внутрь человека, проходил, как Вергилий, круги ада. Поднимался наверх, к «своим» — Пушкину, Гоголю, Достоевскому. И подавал нам оттуда голос.

Таким он запечатлен в статьях критиков Алек­сандра Свободина, Натальи Казьминой, Марины Дмитревской, Татьяны Москвиной и других.

Критики, замечательные и разные, пишут его портрет, пытаясь объяснить: почему, когда Борисов был на сцене или экране, замирало сердце. Почему «сходу расшибаешь лоб о масштаб таланта, об уровень человеческих притязаний»? Почему иногда, по признанию А. Свободина, хотелось отвернуться от сцены, не глядеть, такой силы душевное содрогание исходило от его героя (сегодня как часто хочется тоскливо отвернуться от сцены и не глядеть совсем по другой причине). Разные люди об одном говорят: таких, как Олег Борисов, больше нет. И не будет. Каких?

Бесстрашных, одаренных «слишком, чересчур, пугающе», ходивших «по теневой стороне улицы и заглядывавших в бездны человеческой природы», гнувших свою «жесткую, злую линию», играющих «веселье как старт печали», носивших в себе «тлеющие уголья неверия в человека»…

У критиков ключевые слова: страдание, содрогание, теневая сторона, бездны… Что поразительно — у партнеров, коллег, замечательных артистов — совсем другой тон, и говорят они совсем про другое.

В их воспоминаниях о Борисове самое главное слово: МУЗЫКА. Наталья Тенякова пишет: у них с Борисовым был краткий танец в давнем спектакле БДТ «Выпьем за Колумба», «Борисов был легким.пластичным, с сильным элементом музыки и в душе и в теле…».

Про то же — у Олега Меньшикова: «У людей, открытых музыке, — другая речь, другое молчание. Тон жизни другой, высший». Меньшиков называет это борисовским камертоном. «За вашу музыку. Которую уже никто повторить здесь не может».

Кто прав? И те и другие, и никакого противоречия здесь нет. В книге есть контрастная, полная драматизма светотень, присущая подлинным портретам. Критики, как им и положено, зафиксировали ТЕМУ, мучительное, темное вещество жизни, из которого Борисов лепил человека. Актеры же — безошибочно и благодарно зафиксировали радостное, сверкающее вещество искусства Борисова, радость, идущую от его партнерства, его равно высоких дара и мастерства…

Когда пишут: «он не возвышал человека на радость людям» — в этом есть точный диагноз его героям, но при этом — Борисов все-таки возвышал! Тем, как жил, как играл, — это и было самым настоящим возвышением человека на территории отдельно взятой личности. В результате. В сухом остатке. Который остается по прочтении книги.

Разве не радость читать, как он ­посылал всех к чертовой матери, отказывался играть Досто­евского в плохом кино, не хотел быть опереточным Достоевским?! Представляю, если бы он сегодня прошелся по Владимирскому и увидел ресторан «Ф. М. Достоевский» с пошлым сверканием рекламы. Не знаю, может, этот ресторан и не устоял бы, провалился бы в тартарары на глазах у изумленных ­прохожих.

Разве не на «радость людям» сегодня прочесть, как он мог послать мэтра режиссуры: «Вы не готовы к репетиции, я ухожу!» Вот и вся цена молве о его неуживчивом характере. Тает, как снег, когда понимаешь причины его неуживчивости. А еще точнее это определила Н. Казьмина, когда написала о его гордости. «Гордые мешают, раздражают. Сами того не желая, демонстрируют другим их обыденность и обыкновенность». Сам того уж точно теперь не желая — Борисов демонстрирует многим другим их обыденность и обыкновенность до сих пор. Теперь — со страниц книги.

Разве не радость, что Анастасия Вертинская назвала свой текст о Борисове «Несколько слов в защиту актерской чести». Что он эту честь защищает до сих пор из своего иного измерения?

И разве не возвышает актерскую честь борисовское требование «строгой дирижерской дисциплины»? И — при всем драматизме его отношений с Товстоноговым — признание в дневнике, что режиссер дал ему какую-то сверхсилу «двигать недвижимое»? «После его репетиций три рубахи выжимал — от волнения, страха, что не поднять — надорвусь…» Читая дневники выдающегося актера, начинаешь сомневаться в крахе режиссерского театра, объявленном в новом тысячелетии…

Замечательно, что в издании, посвященном артисту, не весь мир театр и не все люди в нем… Бесценно присутствие в этой книжке великого футбольного тренера Валерия Лобановского. Тоже ведь легенда — конфликтный, гордый, яростно неуживчивый. Сегодня читаешь, будто фантастический роман, как в семидесятые Лобановский привел в полном составе киевское «Динамо» на «Три мешка сорной пшеницы». «Чтобы футболисты посмотрели, что пережила страна». У нынешних футболистов — другие мотивации в игре. Если бы они соображали, как мечтал Лобановский, что пережила и переживает страна, может, они не проигрывали бы на мировых стадионах с позорным счетом? Сам Лобановский глядел глубже: когда смотрел на игру Борисова, хотел понять: «Откуда ты берешь на сцене такую чистую энергию? В футболе выработать ее пока не удается!» Он верил: в футбол придут лет через пятьдесят мыслящие интеллигентные люди. Уверял Борисова: «Это и артистов коснется. Людям надоест когда-нибудь на идиотов смотреть».

Но в жизни, и в футболе, и, увы, пугающе часто на сцене все идет в противоположно-печальную сторону по не зависящим ни от Борисова, ни от Лобановского причинам. Куда ни глянь — на каждом пятачке нашей жизни сонмы идиотов. Видать, людям не надоело смертельно на них смотреть, если они бегают и даже процветают.

Наверное, пятьдесят лет маловато. Как сказал бы Олег Борисов — «еще маленько обождать надо».

А эти… гордые психи… вредные интеллигенты… по главной улице с оркестром… пройдут… может, лет через двести-триста… на радость людям… С их музыкой, и гордостью, и свободой, которых никто здесь повторить не может!

Пока что не меньшую радость кому-то, даст Бог, принесет эта книга. Возвышающая человека-читателя — настолько, насколько хватит душевных сил.

Февраль 2005 г.