А. Островский. «Волки и овцы». Театр «Комедианты».
Режиссёр Михаил Левшин
«Глупая, иди, — говорили мне совершенно разные люди, — иди, смотри, это такой спектакль, такой спектакль!..» Я вяло отругивалась: «Да что я Островского не знаю? Про тёмное царство да про гнусный обман? Не хочу я!..»
Не знаю я Островского. Такого — не знаю. Чтобы Островский — да про любовь? Да про искреннюю веру? Чтобы у Купавиной были широко распахнутые глаза, и она пела бы под гитару с Беркутовым дуэт? Не знала я такого. А оно бывает. И суть его в том, что такую вот светлую и наивную Евлампию (Нина Мещанинова) сгубят, охмурят, из одних ежовых рукавиц в другие перехватят, а она и не заметит — слишком доверчива. Плачет, когда её обманывают. Зардеется, когда над ней посмеются. От души улыбнётся, когда у неё гости, любые, все — желанные. И ничего-то не понимает!.. И Анфуса при ней такая же, рада всему, даже простой сушке. Они к людям со всей душой, вот их и не ценит никто. Вокруг сплошные роковые герои. Что Глафира, что Мурзавецкая, что Чугунов, не говоря уж о Беркутове.
Беркутов — тема вообще особая. Не потому, что Беркутов, а потому, что Юрий Каменев. Он выходит, барственно-красивый, самоуверенный и улыбчивый, и начинаешь пугаться кто главнее: актёр или роль? Актёр так хорош собою, или это его герой такой роскошный? Зальчик в «Комедиантах» маленький, до сцены с любого ряда рукой подать, так вот, Каменев себя демонстрирует или своего Беркутова? Что-то неясно в этом месте. Хотя, безусловно, роль славная. Чего стоит изменение лица и манипуляции с сундучком — Лыняеву дружеская улыбка и коробка леденцов, Купавиной — несмелый взгляд и гвоздь, чтоб повесить на видном месте гитару, Мурзавецкой — благочестие и зажжённая свечка к иконе. А всё-таки остаётся нелепое ощущение, будто в зал шепчется: «И так могу, и так, и так…» Кто может-то, Беркутов или Каменев? Запутались.
Тогда вернёмся к началу. Вообще, в этом спектакле у всех на удивление открытые лица. Вы такое ещё где-нибудь видели? Чтоб у всех?! Я — нет. Даже Чугунов (Сергей Русскин) — и тот ясноглазый, несмотря на все гадости, которые учиняет. А учиняет он их по принципу: если иначе нельзя, приходится так…
От безвыходности всё, потому и глаза ясные. В своём, мол, праве. И все в своём праве. И устало-наивный Лыняев (Анатолий Насибулин) — подлость за подлость — перекупает тайну у Горецкого. А на самом деле он хороший, курочек любит, птичек. И сам Горецкий (Максим Сергеев) вяло бузит, меланхолично переворачивая стулья: время такое пришло, гулять пора, а сам ни при чём… О Глафире с Мурзавецкой уж не говорю. У всех своя цель и идут к ней за счёт других, по головам. У одной Купавиной цели нет, ей покоя хочется, согласия и мира. Её-то первую и обдурят все, кому не лень, и жить за её счёт будут — не Мурзавецкая, так Глафира, не Чугунов, так Беркутов.. Кто-нибудь найдётся всегда. Только твердят: волки да овцы, волки да овцы. А на самом деле овца только одна, даже не овца — ягнёнок, агнец. Она же не виновата, что верит в людей и никак этому не разучится…
Я вообще-то Островского не люблю. А на «Волков и овец» мне что-то хочется идти ещё и ещё раз. Очень не хватает в жизни светлого начала. «Aгa! — говорят мне совершенно разные люди. — Тебя предупреждали!»
Комментарии (0)