День 20 ноября был пасмурным, несмотря на то, что в городе ликовали сатирики, проводившие фестиваль «Золотой Остап», и на этот день было назначено открытие памятника Чижику-Пыжику на Фонтанке.
Образ Чижика, несомненно, давно близок Резо Габриадзе — автору памятника (не только самой по себе «оригинальной идеи», как теперь пишут в титрах фильмов, но и «оригинального воплощения»). Так же, как эта птичка, он всю жизнь не давал поймать себя и посадить в клетку одного, отдельно взятого вида искусства. «Чу-чу, не хочу!» — периодически сообщал он то деятелям кино, то театральным людям, то литераторам, то живописцам, покидая пределы их владений. Пожалуй, пожизненную верность Габриадзе хранил именно скульптуре, всегда помня своего учителя, кутаисского скульптора Валериана Мизандари (см. № 3 нашего журнала). Он летал по миру вольно (идея Свободы, замечу в скобках, несколько фетишизировалась поколением тех, кому сейчас около 60), и вольные птицы и птички давно кружили по его графическим листам, иногда превращаясь в классиков — Пушкина и Гёте, иногда обретая театральную форму птички Бори Гадая — великой птицы малень-кого марионеточного мира. И вот — Чижик…
С жизнью и творчеством Резо Габриадзе часто связаны события невероятные. Опаздывая в музей Ахматовой на закрытие выставки «мелкой пластики» Габриадзе (она завершалась в тот же день) и проезжая по Инженерному мосту, тому самому, возле которого предстояло возникнуть Чижику, — я увидела не Чижика, а огромный, в три человеческих роста, золотой крест, стоявший посреди моста… И группу людей возле него.
Сюжет был неясен. Резо справедливо занервничал и стал рассказывать об истории христианства в Грузии — гораздо более ранней христианской державы…
Еще более неясной оказалась картина, открывшаяся взору тех, кто вышел час спустя из музея Ахматовой, чтобы проследовать на место открытия скульптуры. Гудя, летали вертолеты, набережная была полна людей… Свершалось что-то значительное. Было странно думать, что и крест, и авиация связаны с Пыжиком… И в самом деле, в пасмурный день 20 ноября шел монтаж шпиля церкви Св. Симеона Богоприимца и Св. Анны Пророчицы. Так что вся процедура открытия памятника заглушалась гудением носившихся вертолетов, в котором тонули голоса ораторов.
Андрей Битов: Дамы и господа! (Гудят вертолёты) Дамы и господа! Со всем почтением к сатире и юмору, к фестивалю, к телевидению, должен сказать: это очень серьёзное событие выдающегося культурного значения. Это вовсе не эстрада, это действительно сокровенное, что было придумано между друзьями, и открыть его надо было вдвоем-втроём. Спасибо, что вы пришли…
Я не имею возможности объяснить здесь, насколько это серьезно, но подумаем хотя бы, что это, наконец, не конная статуя, а первая пешая… ну, в общем, что-то человеческое… Не на броневике, не на коне — всё время человек на что-то громоздится… Может быть, это первая птица в Советском Союзе, удостоенная памятника, а, может быть, и в мире. И птица эта гораздо важнее конного человека.
Происхождение Чижика — петербургское. Я задавал вопросы некоторым фольклористам, но теряются, теряются следы Чижика. Вы можете найти песенку «Чижик, чижик, где ты был? На канавке воду пил.» Таким образом, петербургское приобретение — и Чижик, и Фонтанка, и водка. Открытие памятника происходит, между прочим, под серьёзным лозунгом: «За экологически чистую Фонтанку!» И нам удалось создать проект экологически чистой водки «Чижик-Пыжик». Чижик должен помочь нам выжить.
Для меня памятник Чижику-Пыжику — это памятник Пушкину, потому что для меня всё живое — это памятник Пушкину. Буквально в первых стихотворениях мы встречаем нетленный образ Чижика. Чижик сопутствует творчеству Александра Сергеевича на всём его протяжении:
Скоро, скоро холод зимний
Рощу, поле посетит;
Огонёк в лачужке дымной
Скоро ярко заблестит;
Не увижу я прелестной
И, как чижик в клетке тесной,
Дома буду горевать
И Наташу вспоминать.
Вадим Жук: Сегодня в нашем городе — торжественное открытие. Через несколько минут появится бронзовая птица, о которой мечтают многие поколения петербуржцев. Знаменитый и прекрасный грузинский мастер Резо Габриадзе в вольной своей голове придумал эту глубоко петербургскую, глубоко народную мысль и воплотил её в бронзе. Сейчас наступит самый торжественный момент, я попрошу камеру — чуть ближе, а народ — чуть дальше. Сейчас мы увидим, как впервые вдохнет петербургский воздух Чижик-Пыжик. Оркестр, пожалуйста, Глиэра!
(Заглушая шум вертолётов, играет оркестр пожарной охраны, а В.Жук просит выступить «уважаемых и благородных людей» и «сказать важные птичьи слова»)
Это Пушкину 15 лет. Потом он скрывает под псевдонимом светлый образ Чижика, подряд идёт «птичка, птичка». Она проходит как главный мотив — свобода. И если где-то в «Цыганах» он ещё легкомысленно перекладывает библейский мотив «Птичка Божия не знает ни заботы, ни труда», то впоследствии Пушкин выпускает Чижика из клетки:
В чужбине свято наблюдаю
Родной обычай старины:
На волю птичку выпускаю…
Птичка и клетка — лейтмотив всего его творчества. И я думаю, что Пушкин себя с этой птичкой солидаризировал, а то и олицетворял. Одно из последних его стихотворений 1836 года —
Забыв и рощу, и свободу,
Любезный чижик надо мной
Зерно клюёт, и брызжет воду,
И песнью тешится живой.
Без большой натяжки — это поздний автопортрет Пушкина. Тоска тут есть. И нешуточное это дело — открытие памятника Чижику-Пыжику. Это улыбка свободы, но свобода — такая грустная вещь.
Всё венчается благодаря удивительной авантюрной голове нашего кукольного императора Резо Габриадзе (по выражению не присутствующего, к сожалению, здесь Юза Алешковского — «без минуты Челлини»). В общем — радуйтесь. Если мы можем улыбаться — значит, мы еще живы.
(Снова гудят вертолёты, ничего не слышно, на эту естественную «подзвучку» спишем отсутствие на наших страницах некоторых речей. Но не всех.)
Борис Асварищ: Как представитель академической науки, я глубоко возмущен речью писателя. Дело в том, что много лет назад директор Императорского музея Академии художеств предложил на берегах Невы напротив Горного и Морского корпусов установить статуи животных. «Чтобы было красиво», — сказал он. И вот мы видим, как эта идея блестяще реализуется. Есть несколько важных моментов в этой церемонии. Первый: действительно, идея, овладевшая массами, становится решающей материальной силой. Второе: сегодня закончилась борьба с космополитизмом, ибо на смену сфинксам, грифонам, многочисленным львам и так далее прилетел наш отечественный чижик. И дело не в том, кто сделал этот памятник. Известно, что история искусств — это не история художников, а история художеств, и так же, как мы не знаем, кто сделал сфинксов, нам совершенно не важно, кто сделал Чижика. И последнее, самое важное. Мы знаем, что город должен быть наполнен неким сором. Его много лет выметали и сделали слишком чистым. Где «Собака», куда можно было зайти? Где Острова, куда можно было поехать? Где Башня, где можно было поговорить? Где, в конце концов, Брод, на котором многие из нас прошвыривались в своём детстве? Где «Сайгон»? Где весь тот сор, из которого вырастали замечательные цветы? И вот в этой маленькой птичке я вижу первые соринки, из них вырастут цветы, которые составят пышный букет нашего города.
Вадим Жук: Чижиками-Пыжиками дразнили учеников Училища правоведения, синий купол которого виднеется неподалёку. Там учились талантливые ребята: Петя Чайковский, будущий чемпион мира Алёхин, поэт Апухтин. Не все они стали правоведами, поскольку с правом в России всегда было хуже, чем с искусством… Прошу заметить, что музыка Чижика-Пыжика была использована достаточно способным Римским-Корсаковым в «Сказке о золотом петушке»: «Буду век тебя любить, постараюсь не забыть».
Потом В.Жук прочел стихи собственного сочинения — о Чижике, а потом скомандовал: «Всем рассредоточиться по берегам! Степан! Скажите 15-му, что скоро пора. Оркестр, гряньте то, что вы приготовили!»
Заглушая вертолёты, грянул оркестр, а из ледяных вод Фонтанки, вынырнул водолаз и с большим усилием разбил о гранит набережной возле Чижика бутылку водки — как шампанское при спуске на воду корабля.
Чижик, тихо съёжившись, сидел над волнами… Бронзовая птичка, величиной 13 сантиметров, отмеченная лёгкой жёлтой полоской краски — очевидно, чтобы даже в пасмурную погоду (такую, как была 20 ноября) Чижик выглядел солнечной птичкой. «Друзья! Мы пьём!» — этой репликой В.Жука оборвалась запись на моём диктофоне. По странному стечению обстоятельств (общаясь с Резо Габриадзе, часто сталкиваешься с этим: случайности и закономерности необъяснимым образом сходятся в его жизни и творчестве), запись митинга на открытии Чижика прервалась на том месте, где старая кассета сохранила голос Резо двухлетней давности. Встык, абсолютно встык с шумом-гамом, приветствиями водолаза тихий голос объяснял: «Кутаисцы очень лёгкие, легко улыбаются, легко плачут, легки в чувствах, в отношениях…» А дальше шли старые записи кутаисских рассказов Резо Габриадзе (см. персональную рубрику в нашем журнале).
Комментарии (0)