А. Дюма-сын. «Дама с камелиями».
Театр им. В. Ф. Комиссаржевской. Режиссёр Владислав Пази
С непримиримой резкостью разошлись мнения вокруг «Дамы с камелиями» Владислава Пази. Правда, успех у зрителей спектакль сразу же снискал грандиозный. Не замедлили и доброжелательные суждения Ольги Скорочкиной и режиссёра Александра Белинского, уважительное размышление Евгения Калмановского, которого никак не уличить в склонности к прекраснодушию. Мера их критичности была неравной. Но интерес к спектаклю живейший. Не говоря уже о восприятии прелестного образа главной героини, созданного Татьяной Кузнецовой. Образа, который напомнил мне о леонардовской «Мадонне Бенуа».
Вскоре, однако, начался обвал отрицания. Одних шокировал сам факт обращения к мелодраматическому и вроде бы отыгранному сюжету. Другие исчерпывали свою оценку спектакля однозначным — «кич». Иных оскорбляла красота оформления и то, как прихотливо обыгрываются роскошные туалеты. Будто дамы парижского полусвета середины прошлого века непременно должны изображаться в джинсах, обвислых свитерах и с угловатой по-современному пластикой. Впрочем, вполне возможно, кто-нибудь представит героев старинной мелодрамы в подобном виде. И слава Богу. Пусть живёт и благородный аскетизм, и радующая глаз и душу красота. Было бы что сказать… Судить же о спектакле, как известно, стоит по законам, поставленным над собою его создателями…
Начну, не без робости, с признания: мелодраму, как жанр, не отвергаю. Особенно, когда речь идёт о театре. Да ещё в пору всеобщего безлюбия. Люблю мелодраму. За душевность, за открытость чувств её нехитрых героев, милую традиционность сюжетов, обостряющую генетическую память о прошлом театра. Люблю, как одну из возможных альтернатив современным боевикам. Жестоким полицейским историям, кровавым триллерам, изощрённым сексуальным действам, которые зазывают в пустующие кинозалы, рвутся в дом с голубых экранов.
…«Дама с камелиями» на сцене Театра Комиссаржевской — спектакль, впитавший традиции классической мелодрамы. Спектакль о любви, очищающей, возвышающей душу, жертвенной и обречённой. Мотив обречённости, вплетаясь в действие спектакля, прозвучит в однотонном голосе аукциониста, ведущего распродажу имущества умершей Маргариты Готье (прекрасная актёрская работа Александра Горина).
Красота оформления, роскошь костюмов, оскорбившая иных, тоже подчёркивает эту щемящую обречённость. Обречённость любви деревенской девушки, волею судьбы оказавшейся в кругу парижских куртизанок высокого полёта. Владислав Пази и художник Алла Коженкова — одна из самых одарённых учениц Николая Павловича Акимова — несомненно имели в виду этот контраст. А не только стремились ошеломить великолепием сценографии, нарядов, музыкой красок.
В своей открытой и даже вызывающей увлечённости эстетизмом Коженкова обращается к мотивам импрессионистов, русского «серебряного века». Тут и парафраз суперзанавеса Александра Головина к мейерхольдовскому «Маскараду». И напоминание о знаменитой лестнице из «Дамы с камелиями» — самой эстетизированной постановки позднего Мейерхольда — широкие белые ступени, искусно обыгрываемые Пази в спектакле комиссаржевцев.
Режиссёр и художник выходят за рамки стиля, диктуемого временем, когда жили герои Дюма. При этом они как бы обогащают художественную и эмоциональную ауру спектакля. (Подобное можно отнести и к музыкальному оформлению студии «Аудио Театр» Асафа Фараджева, в котором сопрягаются звучания Баха, Шопена, Малера, Рихарда Штрауса и современных композиторов. И завершающая спектакль мелодия из вердиевской «Травиаты».)
Я настаиваю: Алла Коженкова, влюблённая в красоту, отнюдь не утверждает её в спектакле как некую самоцель. Решения Коженковой тут глубоко содержательны. Сама перемена туалетов Маргариты видится линией её судьбы. Нежнейшая пастель мерцающих шелков в первых парижских сценах с Арманом. Очаровательный в своей изысканной неприхотливости кринолин в картине деревни, недолгом убежище её любви. И подчёркивающее бледность лица, потерянность взгляда вызывающее богатство чёрного платья со стразами на балу у Олимпии. Куда Маргарита явилась, чтобы получить смертельное оскорбление от любимого.
На мой взгляд, декорации спектакля отнюдь не перегружены. Белые камелии у рампы и в левом углу сцены. На фоне зеркальных дверей в парижских апартаментах Маргариты — рояль, маленькая кушетка, столик с зеркальцем. А в деревенской сцене — подстриженные весёлые деревца по обе стороны кулис и в глубине — белая арочка с зелёным плющем. Атмосфера идиллии, в которую незамедлит вторгнуться жестокая драма. Эти же деревца и арочка окажутся обрамлением пряной оргии на балу у Олимпии. Но теперь они кажутся не живыми — искусственными. Печальный символический смысл.
В прихотливой оправе сцены, созданной Коженковой, Владислав Пази выстраивает изящно стилизованные мизансцены. Все эти стремительные нарядные появления веселящихся парижан из глубины зеркальных дверей. Воздушный поцелуй через убранный цветами стол, которым обмениваются за ужином Маргарита и Арман в тот вечер, когда он был впервые ей представлен. Арман, скатывающийся по ступеням в порыве ошеломляющего счастья. Многократно упомянутая мизансцена «завтрак на траве» (на этих же белых ступенях). Я уже не говорю, как гармонично вписываются в декоративную рамку танцы, поставленные Николаем Реутовым. Балетмейстером, чьё искусство воспринимается как открытие. Стоит только вспомнить позировку вальса — кульминацию любовного объяснения Маргариты и Армана.
…И всё-таки некая избыточность в постановке спектакля есть. Мне кажется, включение в его литературную основу образа Манон Леско не слишком оправданно. Появления в спектакле Манон (Анастасия Мельникова) в немыслимом стилизованном кринолине XVIII века и пудреном парике эффектны, многозначительны, если не сказать — претенциозны. Как антитеза Готье Манон не воспринимается. Представить её, очаровательно легкомысленную, жаждущую богатства и веселья, двойником Маргариты было бы вовсе странно. Манон выступает в спектакле скорее как некий иронический комментатор. Необязательный и перегружающий действие. Затянуты сцены бала. При том что играют их увлечённо. Азартно танцуют. Ощущение нарастающего пряного разгула тут передано с блеском. Но всего этого многовато. А кое-что уязвимо по вкусу. Пластический номер восточной девушки (Евгения Игумнова) с кинжалом и обнажённой грудью под японскую музыку гагаку так ли уж здесь необходим?!.. А в чём я уверена твёрдо — танец маскарадных масок за спиной умирающей Маргариты мешает и зрителям, и, подозреваю, актрисе. Хотя играет она тут удивительно, достигая, не побоюсь сказать, трагических глубин.
Вот я и обратилась, наконец, к Татьяне Кузнецовой в роли Маргариты Готье. Ученица как и большинство комиссаржевцев, Рубена Сергеевича Агамирзяна, она пришла в театр тому десять лет. С первой же своей роли смешной девчонки в горьковских «Зыковых», живо и светло взирающей на мир среди хаоса хозяйского дома, Кузнецова очаровала всех. Потом были образы подростков, девушек чуть неуклюжих, странноватых или лукаво грациозных. Была юная, нежная и грустная царица Ирина из «Царя Федора». Была Анна Франк в замечательном спектакле Агамирзяна, премьера которого состоялась уже после его смерти. Кузнецова талантливо сыграла девушку пленительного редчайшего таланта жизни.
…А теперь вот Маргарита Готье. В роли которой, как известно, блистали Сара Бернар, Элеонора Дузе, Грета Гарбо. Кузнецовой эта вершина оказалась по силам. Владислав Пази мудро не ставил задач чуждых индивидуальности актрисы. И в то же время помог раскрыться ещё неведомым возможностям её таланта. От спектакля к спектаклю Кузнецова всё явственней уходит от привычной и милой подростковой угловатости. Тут она пленяет женственной мягкостью и приглушённой печалью. И чувством стиля, столь нечастого на нашей сцене. Как естественна она в своих туалетах, которые словно бы хранят светлый отзвук её красоты. Красоты существа, вопреки всему покоряющего не-замутнённой чистотой. И никакого намёка на «роковую женщину». Таинственной холодной красавицы, сводившей с ума Париж своей загадкой, как сказано о Маргарите в романе Дюма, режиссёр не искал в героине своего спектакля.
Маргарита Кузнецова ещё до встречи с Арманом внутренне чужда атмосфере солоноватой вольности, принятой в её кругу. Она танцует, мило болтает и, казалось бы, весела. Но не задета в сути своей окружающей двусмысленностью. И абсолютно непринуждённа. Её очарование природное, а не выделанное. Тут вот загадка Маргариты Кузнецовой. Евгений Калмановский справедливо писал: «Глядя на эту Маргариту, легко поверить её словам о себе, в прошлом деревенской девочке. И хорошо. Не надо этого бояться». А я, присоединяясь, повторю — девочке, душевная природа которой сохранила цельность. Хотя этот нежный живой цветок надломлен.
Конечно же, такая Маргарита не может не быть одинокой в пустоте нарядного и порочного мира. Как не может не быть обречённой. Кстати, бесчеловечность «порядочного» общества, куда вход Маргарите заказан, даёт ощутить предельно жёсткая трактовка Жоржа Дюваля, предложенная Станиславом Ландграфом…
…К сожалению, в дуэте Маргариты и Армана Дюваля актёрские силы оказались неравными. Самвелу Мужикяну сценического опыта заметно недостаёт. Хотя он по мере жизни спектакля и обретает уверенность. Во всяком случае, когда речь идёт о весьма сложных пластических решениях, предложенных режиссурой и балетмейстером.
В окружении Маргариты отчётливы полярные по сути образы её ближайшей подруги Прюданс и служанки Нанины. Неутомимая, не первой молодости искательница весёлой жизни Прюданс в исполнении Тамары Абросимовой по-своему обаятельна. И вся в маленьких хитростях, готовая поживиться за счёт подруги и абсолютно чёрствая по отношению к ней. А вот Нанина, тончайше сыгранная Светланой Слижиковой, трепетно разделяет страдания Маргариты. Пожалеет её ещё могильщик — простолюдин с доброй и мудрой душой, каким его показал Юрий Овсянко. И знающий наперёд судьбу Маргариты, но бессильный помочь доктор Михаила Матвеева. Непременный и невесёлый участник сомнительных сборищ.
Среди других прожигателей жизни остаются в памяти очаровательный Гастон Рьё — его играет Валерий Дегтярь. Злополучный престарелый угодник юных соблазнительниц милейший Сен-Годан в исполнении Ефима Каменецкого. А также неуязвимо циничная Олимпия Елены Симоновой. Резкая быстроглазая Анаис Нелли Поповой. Отчаянный картёжник Артюр Константина Демидова. И Жюли, безудержная в иступленной пляске (Маргарита Бычкова).
Актёры, воспитанные на исторической трагедии, психологической драме и простодушной комедии, поставлены перед новыми для них жанровыми задачами. Порой они чуть растеряны. Но как будто находят себя в непривычных условиях игры, предложенных Владиславом Пази и его талантливой командой. Условиях спектакля яркой зрелищной формы. И стиля, предполагающего особую элегантность, умение носить костюм, сценическую лёгкость и свободу. Конечно же, природа театральности, заявленная Пази в постановке «Дамы с камелиями», не замыкает границ его режиссёрских возможностей. Как и не исчерпывает направления художественных поисков комиссаржевцев…
…«Даму с камелиями» называют спектаклем Кузнецовой. Я добавлю — спектаклем Татьяны Кузнецовой, задуманным и поставленным Владиславом Пази.
Комментарии (0)