Говорят, Чехов вошёл в мир антропософии благодаря Белому. Но у нас есть чеховское воспоминание о том, как он увидел в витрине магазина книгу со странным названием «Как достигнуть познания высших миров?». До этого момента автор Рудольф Штайнер был ему неизвестен. Я не знаю, в каком точно году это произошло. Знаю, что Чехов занимался йогой. Думаю, он искал и развивал в себе возможности совершенствования актёрского мастерства. Он использовал духовные основы йоги и других направлений человеческой мысли, которые дали ему силу преодолеть пессимизм. В соответствии с моими записями в 1922 году — именно в этом году — он впервые услышал выступление Рудольфа Штайнера. Но насколько он был увлечён идеями антропософии той поры, я могу только догадываться.
Его жена, Ксения, рассказывала, что перед свадьбой она ходила к батюшке в церковь спросить разрешения на брак: не будет ли её союз с приверженцем антропософии противен Богу? Она была глубоко верующим человеком. Я не знаю имени батюшки. Ксения считала этого старца святым. Он успокоил Ксению и сказал, что антропософия — это не религия, это духовный путь, и это хорошо.
Таким образом, к тому времени, когда Чехов встретился со Штайнером, он, по крайней мере, уже глубоко знал некоторые его книги. Я полагаю, что он был связан с антропософской общиной в Москве. И, конечно, с Белым.
Когда я стала заниматься и работать с Чеховым, он был в своих высказываниях очень-очень осторожен, тем более, в выражении своих духовных идей. Но на занятиях всегда упоминал имя Штайнера как создателя эвритмии. В разговоре о жесте всегда показывал некоторые эвритмические упражнения, хотя и извинялся за неточность собственного показа. Он понимал, как ценно для актёра владение визуальной, видимой речью. Он давал нам упражнения на пробуждение эмоций, утверждая, что это реальные вещи. Он не произносил слово «энергия», но говорил, что когда мы занимаемся эмоциями, изучаем их, мы даём возможность проникнуть в нас силам, которые зародило действие. Г-н Хатфилд рассказывал, что в Дартингтоне школа была более открытой, и, действительно, там лекции по антропософии были, хотя и не считались обязательными для студентов. Там проводилась работа Чехова по системе Штайнера, преподавалась эвритмия. Там он ничего не скрывал, но его попытки вовлечь в антропософию были ненавязчивы. Его главным принципом в школе было создание наилучших возможностей для духовного совершенствования каждого, чтобы не причинить никому боли и обид.
Я начала заниматься у него частным образом, со мной на занятия ходила и мама. После разговора с ней о переселении душ Чехов почувствовал облегчение и стал откровеннее. Мы говорили о реальности эмоций, а когда я спросила его: «Вы действительно верите в то, что ангелы существуют?» — он ответил: «Да!» Тогда я почувствовала себя легко. Незадолго до этого он рассказал мне о Христе, творящем им-пульс для восхождения. Я с жадностью проглотила эту информацию и спросила его: «Откуда вы всё это знаете? Вы это сами развили в себе?» После этого он рассказал мне о Рудольфе Штайнере, об антропософии и дал мне ту самую книгу, увиденную им когда-то в витрине магазина, — книгу о теософии. Я мало понимала ещё в этом. Но в конце 1951 — начале 1952 года я очень заболела, жизнь была предрешена — вот тогда-то я уже серьёзно занялась антропософией, ежедневно разговаривая с Чеховым. Навещая меня в больнице, он говорил со мной о судьбе и о том, что моя болезнь влияет не только на меня, но и на всех: каждый переживает болезни тех, кто рядом. Это очень повлияло на мою жизнь и даже изменило её.
Не все понимали Чехова. Ксения рассказывала мне, что парижский период он пережил болезненно. Непонимание его усилий так задело его, что он не хотел говорить и вспоминать об этом. «Гамлет» был его первым осмыслением, первым опытом антропософского осмысления мира. Он хотел изменить его и верил тогда в себя. Но единомышленников в профессии найти было очень трудно. Георгий Жданов, с которым он работал, антропософию не признавал тоже. И постепенно этот огонь, это желание поделиться с каждым стало гаснуть. После тяжёлого сердечного приступа в 1949 году, насколько я понимаю, он уже не посещал антропософское общество. Только однажды он выступил там, и я слушала его речь. Он говорил об эмиссии искусства.
Однажды Лос-Анджелес посетил первосвященник, и тогда я впервые узнала о русской христианской общине. После службы Чехов признался, что есть одно в его жизни невозможное желание — стать священником в христианской церкви. Одной из причин невозможности этого было его увлечение антропософией.
За шесть месяцев до его кончины, как-то в саду, он попросил меня помочь Ксении, когда он умрёт. Я спросила, какие похороны он предпочитает, каково его последнее желание, и он ответил: всё должно быть сделано, как захочет Ксения, а ей потребуется помощь.
В антропософии существует ритуал ночных бдений с умершим в течение трёх дней. Когда он умер, в одну из ночей мы с мамой пошли к нему. Нас закрыли в доме после десяти часов вечера. Сидя у изголовья, мы по очереди читали отрывки из Евангелия от Иоанна, антропософские тексты, или же молчали. Гроб был открыт, и мы ощущали присутствие Чехова, слышали, как изменялись чувства, видели, как менялось его лицо. На отпевании в церкви по христианскому обычаю я испытала совсем другие чувства. Вот что со мной произошло. Чехов очень любил клоунаду. Он часто делал номера по Гроку. В церкви во время отпевания свободных мест не было, и для старых людей приготовили складные стульчики. Пока мы ждали начала церемонии, я увидела маленького старика, который никак не мог приспособить стул: пока он его раскладывал и начинал устанавливать, стул снова складывался. Это повторялось снова и снова, пять или шесть раз. Я начала смеяться. Казалось, сам Чехов был где-то рядом, над моей головой, и помогал мне преодолеть переживания.
И последнее, что мне хотелось отметить. Чехов предчувствовал зарождение нового качества сознания. Он верил, что не за горами то время, когда наука и религия соединятся. Поэтому, наверно, так важен был вопрос об идеальной церкви. Один из последних уроков, который он преподал — это любовь. Что надо сделать, чтобы было лучше? Попытаться найти место внутри каждого из нас, где мы желаем высшего добра другому…
Комментарии (0)