Ульяна Лопаткина в «Лебедином озере». Мариинский театр
Ульяна Лопаткина — это имя всё чаще заставляет говорить о себе ценителей балетного искусства. Недаром спектакль с её участием собрал в зрительном зале стольких профессионалов балетной сцены и критики, не говоря уже о завсегдатаях. Как в былые времена, посмотреть на петербургское чудо прибыла команда балетоманов из второй балетной столицы — Москвы.
Я не буду говорить о красивых линиях, изумительной пластике, чистой технике, хорошо выученной партии (репетитор Нинель Кургапкина). Я хочу остановиться только на трактовке Одетты — Одиллии, на том, что, в сущности, на протяжении ста лет составляет неразгаданную тайну шедевра русской балетной сцены.
Одетту и Одиллию Лопаткиной объединяет нечто общее и определяющее, — я бы назвала это самодостаточностью. Её Одетта живёт в своём мире, где Ротбарт не столько злой дух, заколдовавший её, но, скорее, знак внешних обстоятельств. Она не мучается под его гнётом, не ищет освобождения. Да её и невозможно согнуть, подчинить — даже не потому, что так силён её дух, а потому, что в её мир нет доступа никому. Кажется, что и лебедем она стала не по воле Злого волшебника, а по своей собственной воле. Но если в её мир нет доступа силам Зла, то нет туда доступа и силам Добра. Зигфрид так же мало ей необходим, как и Ротбарт. Вот он появился. Испуг? Нет, просто сдержанный интерес. Взметнулись руки. Крылья? И да, и нет. Как часто теперь на сцене изображают лебедей почти натуральных. Лопаткина поймала самую суть образа — не лебедь и не девушка. Она — Одетта… И она — Ульяна… Но вернёмся к Зигфриду. Вот он всё больше и больше увлечён Одеттой. А она? Да, отвечает ему, но как сдержанно, как отстранённо. Клятва… Не клянись, — говорит она, — не клянись… Она знает, знает свою судьбу, но нет ни страха остаться под чарами злодея, ни мольбы не предавать — только мудрое предвидение своей участи. Как трепетны и печальны па де бурре, которые после клятвы уносят Одетту в призрачные воды озера… И не нужен здесь бутафорский лебедь — она уже уплыла в свой мир… Падает занавес, и весь антракт думается: такую Одетту трудно забыть. Как-то справится со своей задачей Одиллия?
И вот она: Одиллия! Нет страстных взглядов, так утвердившихся на нашей сцене, не летят искры из-под пуантов, нет суеты и мишурного блеска. Это ли порождение Злого гения? Да меньше всего. Она — не его творение, не его дочь, даже не его соратница. Она — сама по себе, она — сама Демон. А Ротбарт? А был ли он на балу? Да-да, кажется, был кто-то рядом, но так — мелкий бес, типа пажа. Не могла же дама явиться на приличный бал одна. А цель визита? Уж меньше всего — выполнить чужую волю и напакостить Одетте. Утвердить свою власть над мужчиной — это, пожалуй, да. Но без восторга, без бурной радости победы. Иначе быть просто не может. Спокойная и сама собой разумеющаяся победа. Ведь она — Одиллия… И она — Ульяна…
Когда Одиллия бросила букет, он случайно не разлетелся дьявольскими искрами, а попал в Зигфрида. И эта случайность сработала на образ: вместо ликующего фейерверка — страдания Зигфрида. Сколько длился эпизод — мгновение? Но казалось, остановилось время, рухнул мир — такая боль была в глазах Зигфрида — Куркова, когда он отрывал и никак не мог оторвать эти дьявольские вцепившиеся в него цветы…
И снова Одетта… Предательство свершилось. Муки, боль? Конечно. Но незыблем её мир, нет ни проклятий в адрес предателя, ни отчаяния от краха собственных надежд. Только печаль и мудрость достойно принять свой жребий, свою судьбу. На спектакле Лопаткиной особенно остро вспоминается бывший когда-то трагический финал. Собственно, этот финал и прозвучал у Ульяны Лопаткиной, независимо от изображённого согласно современному сценарию хеппи-энда.
Комментарии (0)