В. Шекспир. «Мера за меру». В. Шекспир. «Как вам это понравится».
Театр Cheek by Jowl (Великобритания). Режиссёр Деклан Доннеллан.
Название театра с некоторой натяжкой можно перевести на русский как «плечом к плечу» или «бок о бок». Но исчезнет подразумеваемая интимность, даже фамильярность. А именно так — панибратски, «щекой к щеке», англичане общаются с великим Бардом. Похоже, это главная цель труппы — классика без пиетета, без котурнов, без сложных постановочных эффектов. Cheek by Jowl. Запросто.
Шекспир, конечно, принадлежит всем векам и всем народам. Но англичанам — всё-таки в первую очередь. Может быть, отсюда — интимная интонация, пленяющая в обоих спектаклях. Вильям Шекспир — их современник. И наш — в той степени, в какой мы способны прижаться к нему щекой и не ощутить при этом холодок памятника.
Буклет, подготовленный англичанами к «Мере за меру», поначалу заставил насторожиться. Евангельские изречения, изысканные и многозначительные цитаты из Оскара Уайльда, Поля Валери, Эммы Гольдман, отсылки к психоанализу, фотографии героев в современных костюмах пугали перспективой зрелища претенциозного и политизированного. Опасения оказались напрасными. Шекспировская «мрачная комедия», поставленная Декланом Доннелланом, вовсе не сопротивлялась модернизации. Более того — запутанный сюжет о герцоге, переодевшемся в монашеское платье, и о его наместнике Анджело, не выдержавшем искушения властью, неожиданно прояснился и обрёл мотивировки.
Нам не привыкать к постановкам Шекспира, где костюмы сочетают приметы разных исторических эпох — от средневековья до фашизма. Англичане видели сотни спектаклей, в которых Гамлет носил джинсы, а Клавдий — галстук. Но в «Мере за меру» сюжет настолько органично перенесён в атмосферу современного города с его полицейскими сиренами, тюрьмами, ресторанами и бюрократами, что ни разу не возникает ощущения анахронизма. Чиновники носят безликие серые пары, Луцио появляется в рокерской куртке, чернокожая проститутка покачивается на невероятных каблуках, полисмены орудуют наручниками, а в кабинеты царедворцев вносят маленькие чашечки кофе. Некоторые шекспировские персонажи, оказавшись в этом точно очерченном времени и пространстве, обретают плоть и характерность. Так, безликая шекспировская Мариана, брошенная невеста Анджело, превращена в бесшабашную ресторанную певичку, махнувшую рукой на свою жизнь и не расстающуюся с бутылкой.
Как известно, первой жертвой свирепого закона оказывается Клавдио, брат Изабеллы. В спектакле его играет чёрный актёр. В таком режиссёрском выборе чувствуется политический подтекст и расчёт на цепь зрительских ассоциаций. Кроме того, неожиданный смысл и даже юмор приобретают слова Изабеллы, в сердцах сказанные брату:
«Иль наша мать
была отцу неверной?
Не может же одной
быть крови с ним
Такой презренный выродок!»
(пер. Т. Щепкиной-Куперник)
Таких нюансов — иронических, политических, эротических — в обеих постановках хоть отбавляй. Что выдаёт внимательное и бережное (даром что панибратское) прочтение шекспировского текста.
Сценография Ника Ормерода — строгая и графичная. Доминирующие цвета — чёрный, серый, белый и красный. Электрическая лампочка превращает чёрный задник в серую неровную тюремную или монастырскую стену: Несколько белых лоскутов накрывают стол и стулья — и сцена оказывается рестораном. Красная полоска на заднике чуть навязчиво наводит на мысль о кровавой дороге вождей и о тоталитарных эмблемах. В финале такую же красную дорожку стелят под ноги герцога, подчёркивая причастность этого идеального шекспировского правителя преступлениям любой власти.
Шекспировская пьеса о слабостях человеческой натуры и о прощении поставлена как притча о природе насилия и о лицемерии власть предержащих (в буклете не случайно упомянуто имя главы британского консервативного правительства Джона Мейджора). У Доннеллана и Ормерода «Мера за меру» обретает почти брехтовские контуры, становится историей о карьере наместника Анджело, которой могло не быть. Актёры выходят из зала, обращаются к зрителям и взывают к ним о помощи. Чтобы упасть на колени пред герцогом, Изабелла должна пробить кордон полицейских. Она рвётся прямо из зала, поднимая сжатый кулак и повторяя, как демонстрантка: «Правосудия! Правосудия!» Тем самым зрители по-брехтовски ставятся в положение человека, которому не докричаться до высшей справедливости. В финальной сцене в зале зажигается свет, и мы оказываемся свидетелями и участниками публичного суда над Анджело.
«Меру за меру» Шекспира отличает странность жанра, избыточность и недоговорённость. «Мера за меру» театра Cheek by Jowl, напротив, обладает жанровой определённостью политической драмы, лаконизмом и ясностью, но, расставляя точки над англичане порой теряют загадку шекспировского текста.
Подобная публицистическая трактовка могла бы показаться плоской, если бы не утончённая графика мизансцен и не игра артистов. Актёры Cheek by Jowl играют нечто большее, чем предполагает «политическая парабола». Они играют смятение, двойственность, страх и одиночество человека не только перед лицом власти, но и перед лицом жизни. Прежде всего это относится к Анастасии Хилл, чья неистовая и нежная Изабелла намекнула на возможную безмерность в «мире мер».
Спектакль «Как вам это понравится», показанный труппой несколько месяцев спустя, создан в той же стилистике. Снова — лаконичная работа художника, замечательно владевшего приемами «раскрашивания»: в стерильное чёрно-белое пространство, оживляя скуповатую графику, постепенно вторгаются локальные цветовые пятна — синие, красные, зелёные. Снова — простые костюмы, принадлежащие если не нашим дням, то нашему веку. Снова — несколько рафинированные мизансцены, довольно остроумно решённые. Например, драка Орландо с Шарлем, превращённая с помощью обыкновенной бельевой веревки в жестокий боксёрский поединок. Или ритуальные песнопения темнокожих охотников в Арденнском лесу. Или финальная кружевная белая свадьба, перерастающая в зажигательное и экспрессивное танго-эпилог.
Все женские роли в «Как вам это понравится» исполняют мужчины. Для создателей спектакля это не означает. разумеется, возвращения к традициям «Глобуса», но даёт возможность дополнительной игры с текстом, и без того построенным на травестии. Как вам понравится, что Розалинда — это рослый чёрный юноша в очках (в «Мере…» он был Клавдио)? Что Селия — плотный лысеющий мужчина? Феба — аппетитный толстячок? Одри — длинноногая лахудра неопределённого пола?
Как вам понравится, что Жак-меланхолик своим безупречным костюмом, подкрашенными губами и набриолиненным пробором напоминает героев-любовников немого кино? Что он услужливо предлагает зажигалочку всем особам мужского пола? Что его знаменитая меланхолия, предвосхищающая гамлетовскую рефлексию, вызвана неразделёнными сексуальными наклонностями? Между тем и такая трактовка может найти обоснование в тексте, хотя и потребует определённого виража фантазии. Старый герцог говорит Жаку:
«Ведь ты же сам
когда-то был развратным
И чувственным,
как похотливый зверь».
(пер. Т.Щепкиной-Куперник)
Меланхолия Жака готова рассеяться от одного ласкового взгляда, но усилия любви остаются бесплодными, и в финальной гармонии соединившихся пар Жаку нет места. Если учесть, что все четыре невесты — мужского пола и режиссёр сознательно не позволяет нам об этом забыть, то всё происходящее обретает двусмысленность, которая, похоже, так нравится Доннеллану и Ормероду. Как это понравится вам?
От всей этой озорной двусмысленности едва заметно повеяло социальной конъюнктурой, которой театру удалось-таки избежать в «Мере за меру». Модными проблемами сексуальных меньшинств, трансвестии и т.д. Только один Адриан Лестер играл угловатую, прыскающую в кулак, порывистую и по-мальчишески прелестную девушку Розалинду. Остальные наслаждались фарсовыми перевертышами и комиковали, упуская лирические нюансы. Бесцветные и бесполые Орландо и Оливер лишь оттеняли мужественную женственность героинь. Увлёкшись приёмом двойной травестии, англичане потеряли волшебный шекспировский эротизм. А с ним — и ритм спектакля, движущегося вперёд судорожными толчками, неуверенно, как мужчина на женских каблуках.
Если напрячь воображение, можно представить себе все тридцать семь шекспировских пьес, поставленных труппой в той же стилистической манере. С той же графической чистотой и сценической культурой. С теми же брехтианскими остранениями. С обаятельной фамильярностью. Но отчего-то такая перспектива большого энтузиазма не вызывает. Говорят, что лицом к лицу — лица не увидать. А щекой к щеке?
Редакция выражает признательность
Британскому совету в Санкт-Петербурге,
любезно предоставившему фотоматериалы
Комментарии (0)