МАСТЕРСКАЯ ГРИГОРИЯ КОЗЛОВА

Дмитрий Егоров — режиссер, актер, драматург, сценарист, недотеатровед. На конкурсе молодых петербургских драматургов, проходившем в 2003 г., под псевдонимом Данила Привалов занял первое место в номинации «пьеса» с пьесой «Люди древнейших профессий» (поставлена в Казани, Петербурге и Москве). Пьеса «Пять—двадцать пять» поставлена в Москве, Петербурге, Саратове, Казани и Тюмени. Член оргкомитета Фестиваля Молодой Драматургии- 2004 («Лю би мовка») и Всероссийского фестиваля им. А. М. Володина «Пять вечеров».

Участник семинаров театра Royal Court (Англия) и Королевского Шекспировского театра (Англия). Участник театральных мастерских «Молодая режиссура и профессиональный театр» в Екатеринбурге в 2002 и 2004 гг.

Как театральный критик под различными псевдонимами опубликовал более 30 статей в журналах и газетах Санкт-Петербурга и Москвы.

Как актер выступил в спектаклях «Чайка» (Медведенко), «Две стрелы» (Красноречивый), «Жили-были» (Отец Дьякон) и др.

Практически во всех спектаклях Мастерской выступил как музыкальный оформитель. Режиссер спектакля «Облом OFF».

Получилось, что я с детства «попал» — родился в семье театроведа и режиссера (семье, обреченной на развод изначально). После школы хотел стать психологом, но пошел в Театральную академию поступать на режиссуру. Не взяли. Обиделся. Три года с огромным удовольствием проучился на театроведческом факультете, потом перепоступил на режиссуру. Хотелось как-то изменить людей, мир, но сейчас понимаю, что театр не такой сильный механизм для этих целей — не чета политике. Об актерской карьере никогда не думал, хоть и получу красный актерский диплом (конечно, есть три роли, ради которых бы все бросил). Драматургия как ремесло — тоже нет. Наверное, Данила Привалов удачно дебютировал. Продолжит ли дальше — вопрос.

М. Васюк (Обломов). «Облом OFF». Фото из архива курса

Самое емкое определение режиссера, важное для меня, дал В. В. Кокорин (причем он тоже кого-то цитировал): «Режиссер — человек, который отвечает за выход зрителя из зала». Лучше не сказать. Ведь зритель может выйти из зала в любой момент — во время спектакля, после. Зритель может дойти до гардероба, и спектакль в его голове, его мысли о нем закончатся. А бывают постановки, о которых продолжаешь думать еще долгое время. Мне повезло — таких постановок видел немало.

Интересно ставить разнообразные по жанру пьесы, чтоб и актеры могли себя проявить, не застревали в одном амплуа. Интересны эксперимент и смена жанров: игровой театр — психологический театр, комедия — трагедия… Но в любом случае очень важно делать так, чтобы зрителю было интересно. Ненавижу, когда скучно, и всячески стараюсь этого избежать во всех видах деятельности. И очень не люблю смотреть скучный спектакль и слышать потом, что это — гениально, это — постмодернизм, это не каждому доступно и на спектакле скучно не потому, что он просто плохой, а потому, что это постмодернизм.

В Учебном театре я поставил спектакль «Облом OFF» по пьесе М. Угарова. Меня интересовала пьеса как отличный игровой материал, как попытка разобраться с какими-то очень важными понятиями, как борьба со штампами, оставшимися со школы, с замыленными темами сочинений: «Лишний человек в произведении Гончарова „Обломов“» или «Штольц — человек нового времени». Да не так это все, даже у Гончарова. Тем более у Угарова. Обломов — просто Обломов, а никакой не «лишний человек». И вообще история про то, как человек от любви умер.

С «Облом OFF» вышла очень грустная история. Сыграть успели всего 8 раз. И ни разу не было пустого зала. И равнодушным мало кто уходил. Спектакль начал расти. А в будущем году «растить» его уже не получится. Были мысли о переносе, мы по всем театрам города афиши и приглашения Мастерской разнесли, но, по-видимому, интересы театров и зрителей расходятся, я и Гетмана звал, и Спивака… Никто из сильных мира сего не пришел. У всех по плану после спектакля о войне и отпуска — новогодняя сказка.

А я дико не хочу, чтобы компания рассыпалась, и ребята, по-моему, не хотят. И планы есть, и идеи. Но где… Кому из худруков это надо? Все думают — «у них Мастер — худрук ТЮЗа, почему они у него не работают?». И пока все так думают — пропадает хорошая сыгранная компания. С 17-ю спектаклями, разными, конечно, но все же… Мы финальный капустник — вручение дипломов собираемся сделать под «Прекрасное далеко, не будь ко мне жестоко…». Никто не слышит, что курс пропадает — и это очень обидно и больно.

Сейчас в Екатеринбурге начинаю ставить дипломный спектакль, «Дульсинею Тобосскую». Это замечательный материал, интересный способ отстранения от реальности, и в нашу эпоху прагматизма очень актуальный. Потом вернусь в Питер.

Много чего хотел бы поставить. Например, спектакль о войне. Принципиально не к дате. Я знаю, что хочу сказать о войне, болит (назло всем юбилеям), хоть там и не был. Много чего хотел бы поставить, но вопрос — где и с кем.

А идеальный зритель для меня тот, который не опаздывает, не болтает, не бегает в туалет во время спектакля и без лишних напоминаний выключает мобильный телефон.

Йохан Ботт — режиссер, актер, переводчик. Участник театральной мастерской «Молодая режиссура и профессиональный театр» в Екатеринбурге. В 2004 г. учредил собственный театр — «T. Lab». Играет в спектаклях «Темные аллеи» и «Облом OFF» (Штольц), участвует в спектакле «Чайка». Режиссер спектакля «За закрытыми дверями».

Почему я решил стать режиссером? Просто мне есть что сказать людям. Театр — вещь эфемерная, сиюминутная. Поэтому особенно важно то, что происходит сегодня. Важно найти в спектакле эту узнаваемость, связь с сегодняшним днем. Я хотел бы говорить о различных современных человеческих проблемах. И самое главное — это достичь того, чтобы со зрителем произошло настоящее, качественное изменение. То, что называется «катарсис». Это, конечно, идеализм. И как добиться этого?

Процесс обучения в Академии дал мне возможность разобраться, как надо и как не надо работать над спектаклем. Больше даже, как не надо. И желание что-либо сказать только окрепло. То, что я приехал учиться в Россию из Германии, вряд ли случайность. Это, скорее, удар судьбы. В Чехии я был на мастерклассе, который вел профессор Юрий Васильев, преподаватель по речи в Театральной академии. Уже через два месяца после этой встречи я оказался здесь. Очень быстро все произошло. Думаю, что подспудно желание было давно.

Е. Гороховская (Эстель), О. Семенова (Инес). «За закрытыми дверями». Фото из архива курса

Я сейчас перевел пьесу Ольги Мухиной «Летит» на немецкий язык. Эта пьеса мне очень понравилась, она показывает русскую среду: современную московскую тусовку. Проблематика пьесы, по-моему, имеет такое же огромное значение сегодня, как пьесы Чехова в начале XX века. Хотя, может, «Летит» и не такая вечная, она позволяет рассказать о России, так что это должно увлечь западного зрителя.

Мне очень нравится живой театр. Например, спектакль «Слуга двух господ» в Театре на Литейном. Прикотенко умеет так работать с текстом, что он не выглядит «архаичным». Это хорошо сделанная провокация, смешная и остроумная. Я получил огромное удовольствие от спектакля. Или Морфов с его удивительной способностью вытаскивать из русских актеров то, что невозможно было даже предположить. И Могучий, конечно. В спектакле «PRO Турандот» он создал такой фантастический мир, в который входишь и забываешь про все, что тебя окружает.

В идеальном театре обязательно должны быть деньги, чтобы можно было заплатить всем участвующим. Это большая проблема в России и сильный тормоз. Когда артисты вынуждены зарабатывать тут, и тут, и тут, то теряется творческая энергия. С репертуарным театром у меня довольно сложные отношения. Это мучительная вещь и необязательная. Когда играешь раз в месяц, то настоящего погружения в работу не происходит. Мне гораздо интереснее плотно, подробно работать какое-то время над одним проектом и потом переключиться на следующий — перейти на следующий этап.

Как режиссер я поставила только один спектакль. «Две стрелы» по пьесе Александра Володина. На протяжении целого года, пока я работала над этой постановкой, во мне происходила ужасная ломка. Я — женщина, а моя работа скорее мужская. Пьеса о войне, и в ней слишком много мужчин-актеров, которые не любят, чтобы ими управляла женщина. Все страстно пытались мне помочь как режиссеру, повлиять както, перевести на свою точку зрения. Зачастую нельзя было говорить прямо, надо было вести свою собственную игру. У меня порой возникали мысли, что режиссер должен быть очень хитрым и скрытным человеком, не допускать близких, откровенных взаимоотношений с артистами. Иначе они сядут вам на шею и начнут использовать возможность как-то выделить себя. Я человек мягкий, а тут пришлось несколько остервенеть. В общем, это очень трудно — быть женщиной- режиссером. Я остановилась на мысли, что актерство для меня лучше. Мне легче исполнять чужую волю, чем заставлять людей, подчинять моей воле.

В итоге спектакль получился не таким, как я себе представляла. Я хотела сделать чистую историю про утраченный рай, про колыбель человечества, про то, какая она была когда-то и как начала разрушаться. Герои должны были быть как один райский организм, именно колыбель. Вряд ли это удалось.

Павел Басов — актер, режиссер, драматург. Играет в спектаклях: «Чайка» (Тригорин), «За закрытыми дверями» (Гарсен). На конкурсе молодых петербургских драматургов, проходившем в 2003 г., под псевдонимом Павел Ханов занял второе место в номинации «короткая пьеса» с пьесой «Белый танец». Режиссер спектаклей «Шкаф» и «Две двери».

Когда поступал в Москве, то на вопрос, почему решил пойти в театральный вуз, ответил, что только здесь, в театре, можно не играть. Меня очень бесила постоянная игра в жизни, и казалось, что только в театре правда. Так оно и есть на самом деле. Я хочу стать и актером, и режиссером. Режиссура — профессия слишком зрелая. Надо сначала поиграть самому, чтобы изнутри понять всю «кухню», тогда проще будет найти общий язык с исполнителями.

Пока я сделал только два спектакля. Один — пантомима «Шкаф». Второй — «Две двери». Он поставлен на нашем курсе по пьесе, которую я сам написал. Вещи, которые сам пишу, в которых очень много личного, я знаю, как играть.

В каждом спектакле я задаю вопрос, на который не знаю ответа. Например, в спектакле «Две двери» это вопрос: «Почему мужчина и женщина друг друга любят, но постоянно расстаются и встречаются?». В этой постановке есть одна тонкость: актеры, играющие пару, и в жизни встречаются. И от того, какие у них в жизни отношения, возникает определенная окраска спектакля. Это не значит, что и спектакль, и пьеса с них списаны. Просто одно к другому очень хорошо подошло. С этим спектаклем мы собираемся ехать на фестиваль «Майские чтения» в Тольятти.

Для меня важно, чтобы зрители в театр приходили не случайно. Не потому, что на улице идет дождь. И изменения, происходящие со зрителем во время спектакля, — это самое ценное. Знаете, после каждого спектакля «Две двери» ко мне подходят зрители, знакомые. Кто-то сильно задумывается, в кого-то точно попадает. В будущем я хотел бы иметь маленький театр со своим рестораном. Спектакли должны быть небольшими, а после них актеры работали бы в ресторане, а зрители заходили пообщаться с ними, поговорить на какие-то темы, которые внезапно возникли. Это должно добавить глубину спектаклю. Режиссер может преследовать какую-то цель, но зритель, посмотрев спектакль, может понять не только это, но и еще что-то дальше. Интересно в каждом спектакле что-то развивать.

В идеальном театре, как мне кажется, актеры должны хлопать, а зрители кланяться. Но это совсем уже фантастика.

Мне очень нравятся спектакли Фоменко. Он настолько с классикой современно обращается, что очень хотелось бы этому научиться. Еще наш курс нравится. Хочется с ним работать дальше. Даже сейчас смотрел из-за кулис, и в голове всплывали какие-то сюжеты, возникали мысли, какие роли кто должен был бы играть. Когда мы поступали, нас спрашивали, кого мы хотим сыграть, а вот прошло пять лет, и до сих пор еще не сыграли. Может, рано еще, не знаю. Я бы хотел сыграть Зилова, Федю Протасова, Джерри Раймона в «Двое на качелях», ну и Гамлета, это нужно хотеть всегда. А как режиссер хотел бы поставить «Женитьбу». Единственное, боюсь давно сложившегося мнения, будто это смешная пьеса. Да, это смешно, но мне кажется, что это пьеса про дружбу. Еще хочу поставить «На большой дороге» Чехова, «Мертвые души» Гоголя. Кино хотел бы снять актерское. Сериалы — это все не то. Хочется, чтобы было как у Бергмана: актеры работают, а не реклама.

Ольга Семенова — актриса, режиссер. Дипломантка международно го межвузовского конкурса самостоятельных студенческихработ (2003, Театральное училище им. Щукина, Москва) за работу по роману Шолохова «Тихий Дон». Играет в спектакле «Чайка» (Нина Заречная), «За закрытыми дверями» (Инес) и др. Режиссер спектакля «Наш Авлабар».

Я три года была вольным слушателем. Мне хотелось стать актрисой, но было место только режиссера, а быть всецело руководителем постановки, я считаю, мне еще рано. Очень хотелось остаться женщиной, а сделать это в профессии режиссера очень сложно.

Раньше мне казалось, что театр Додина — это идеал, однако сейчас мне интересны все другие направления и жанры. Някрошюс, Фоменко. Меня очень заинтересовали театральные импровизации Саши Вальц, передача эмоций через пластику.

Как сорежиссер помогала ставить спектакль «Наш Авлабар». Ребята сами нашли материал. К тому времени мы были буквально замучены двумя спектаклями по Чехову и двумя по Бунину. Очень хотелось чего-то совсем другого и неизвестного. Сделать праздник для людей, чтобы они смотрели, смеялись и радовались. Я быстро увлеклась работой. Мы ходили танцевать вместе с грузинским ансамблем. В Грузии совсем другая культура, которую надо было исследовать, погрузиться в нее и попытаться передать зрителям. У мужчин другое отношение к женщинам, они даже в танце смотрят им на уголок губ. Изучали картины Пиросмани, чистые и наивные, хорошо характеризующие эту культуру. Все это отразилось в постановке.

К спектаклю приходилось делать все: и бумажками заниматься, и костюмы шить самим на руках. Появлялось много вопросов. Потому и позвали Сашу Кладько. Руководить было очень тяжело. Надо было стать тираном. Сложно кричать, что-то требовать, материться, а потом бежать вместе с ребятами и играть в спектакле.

В будущем, возможно, я попробую поставить спектакль для детей. Чтобы понять психологию ребенка, его внутренний мир, надо быть матерью, а у меня пока детей нет.

Виталий Кононов — актер, режиссер, художник по свету. Сыграл Бориса Петровича в «Чистом понедельнике» Бунина, Микича Котрянца («Наш Авлабар»), Его («Скамейка» А. Гельмана), первого посыльного («Облом OFF»).

Я точно знаю, что я не хочу создавать новых форм. Для меня театр — это сохранение классического театра. Новое для меня — это сохранение старого. Конечно, не отвергая новых течений, но, работая на многих фестивалях Новой драмы, я понял, что там не все хорошо. Хочу сохранять традиции русского, советского театра.

На курсе я ставил Леонида Андреева и «Скамейку» А. Гельмана. Осенью еду на постановку в Екатеринбург, ставить, как ни странно, как раз современную пьесу Данилы Привалова «Люди древнейших профессий». В принципе я хотел бы поставить свою любимую пьесу Горького «На дне» или «Мухи» Сартра, но еду в маленький театр «Волхонка», труппа 14 человек, надо что-то камерное, а эта пьеса кажется мне актуальной.

А дальше — как покатит, буду работать как артист в ТЮЗе и, надеюсь, не заброшу свою работу художника по свету.

Ощущения, что профессия в руках, нет. Учеба только начинается. Нас вели за руку, поддерживали, а сейчас один на один с театром… Скорее ощущаю себя актером, а не режиссером, врать не буду. А еще больше — человеком. За это спасибо Мастеру.

НЕСКОЛЬКО ВОПРОСОВ ГРИГОРИЮ КОЗЛОВУ

— Гриша, какие задачи ты ставил для себя, набирая курс?

— Как всегда, одни и те же: построение театра-студии. Процесс обучения был практический, ребята, помимо художественных вещей, узнавали театр изнутри, были и монтировщиками, и осветителями…

— Ты учил их для себя или для других?

— Не знаю, мы учили их профессии, они спокойно работают и с другими. Хотя мне хотелось бы работать с ними, они понимают профессиональный язык.

— Чем отличался этот курс?

— Мы не ошиблись в них как в людях, прошли путь испытаний, были падения, взлеты, но все основывалось на доверии, на этической стороне театра.

— Сейчас ребята выходят из Мастерской. Как тебе кажется, как будут складываться их судьбы?

— Я думаю, они будут служить театру. У кого-то будут удачи, у кого-то нет, но они глубоко театральные люди, любят театр.

— Чему ты более всего учил их профессионально? В чем смысл профессии?

— Учил живому человеческому процессу. Зритель отвечает им любовью. Они сыграли очень много спектаклей, попробовали разные способы существования, доверчивы как артисты.

— Сейчас ты набираешь следующий курс. На этом были ошибки, которые тебе хотелось бы не повторить?

— Да. Когда сейчас мы принимаем людей, сразу отправляем всех, не выполнивших задание. Нам на этом курсе глаза застила любовь, а надо больше требовать. Если бы я был жестче на первом курсе, у нас было бы меньше спадов. Но в результате мы победили, у нас было доверие друг к другу, и терпение помогло прийти к этому прекрасному финалу.

— 23 человека. Куда же они денутся?

— Я думаю, все думают… Я верю, что у нас есть вздох на что-то. Да, я как Симеонов-Пищик в ожидании чуда. Но есть спектакли, которые они играют и будут играть еще год. В нашем городе трудно открыть что-то новое, но эта компания должна быть вместе.

— Знаешь, к творческим индивидуальностям курса я отношусь спокойно, но они уникальная компания в плане сплоченности, взаимопомощи, на курсе нет гадости, зависти, и они не хотят расставаться как люди. И они завидно рабочий курс… Каждый из них по отдельности никому не нужен, а вместе…

— Но Олег Абалян сыграл у Толи Праудина в спектакле «Вся жизнь впереди», стал лауреатом премии «Триумф» за фильм «Свои» Миша Евланов, в моей «Капитанской дочке» сыграли трое, и ТЮЗ принял их очень хорошо. С самого начала мы говорили, что в нашей профессии побеждают стайеры, надо брать длинное дыхание. Я уверен — они будут работать. — Какие были самые радостные моменты за пять лет в жизни курса?

— С каждым индивидуально. А еще были ночные репетиции, когда что-то получалось. И когда в шесть утра — бутерброды, чекушка…

— Один умный режиссер сказал: ночная репетиция так же обманчива, как и кофе.

— А Михаил Чехов, вспоминая Макса Рейнхардта, писал, как его потрясали ночные репетиции, когда идет бессознательный поток, когда человек становится самим собой, когда у него нет сил… Может быть, мы не осуществили что-то во время ночных репетиций, но что-то точно открыли. Ночь — время свободы.

Июль 2005 г.