АНТРАКТ

Виктор Смирнов, актер Александринского театра

Вот вы спрашиваете, люблю ли я детского зрителя… Обычно на этот вопрос актеры отвечают утвердительно. Мол, это же замечательно — дети более непосредственны, эмоциональны. Они — идеальные зрители. Но вот я вам сейчас расскажу одну историю…

После того случая я детскую аудиторию воспринимаю с опаской.

Еще до моей службы в Александринском театре пришлось работать мне в Поволжье. Были у нас гастроли в Баку. Играем спектакль «Летели семь гусей». Полный зал детишек. Все они такие темпераментные! Орут, аплодируют — в общем, сильно переживают. И вот наступает в спектакле момент, когда главные положительные герои отправляются за счастьем. На их пути встречается Черный боярин (его играл я), который хочет всеми способами остановить путешественников. По сюжету я настигаю их и «сдаю» своему хозяину Кощею Бессмертному. Режиссер спектакля придумал, что Черный боярин должен бежать по зрительному залу и кричать: «Здесь они, хозяин! Здесь!» Кощей выскакивает на сцену и говорит: «Замри!» И все герои спектакля (в том числе и Черный боярин) замирают. Кощей хороших героев берет в плен, а затем произносит: «Отомри!» И так далее.

Все у нас в тот раз шло более-менее. Но вот настал момент. «Здесь они, хозяин!» — «Замри!» Я замираю вместе со всеми. Вместе, но не в том месте. Я-то нахожусь по-прежнему в зрительном зале! Волнительный и напряженный момент. Дети не дышат. Все переживают за положительных героев, наблюдая как их, беззащитных, пленяют. И вдруг (мне не забыть этого момента!) в этой тишине ко мне подскакивает бакинский мальчишка лет пяти-шести. Сам весь как чертенок. Черный, волосы торчат, глаза горят. Взгляд дикий. И как закричит с непередаваемым акцентом: «ПрЭдател! Собака! КАзОл!» Свист. Общий рев в зале. Краем глаза вижу — негодующий народ ко мне со всех сторон подтягивается. Ну, думаю, убьют. А команды «Отомри!» нет. Смотрю на сцену и к ужасу своему замечаю, что актеры все тихонько спиной к залу отвернулись и от смеха пополам складываются. Самое страшное, что и Кощей вместе с ними. Им, видите ли, удовольствие, что их собрат там, в зрительном зале и его терзают. Все это было очень долго и очень больно. На месте, где я стоял, потом нашли фантики, скомканные билеты и программки, огрызки, пульки, какие-то железки и резинки. То, что обычно содержится в детских карманах. Короче, не выдержал я, прорвался сквозь строй орущих, свистящих детей, забежал на сцену и как заору Кощею: «Что же ты, гад, делаешь?!» Бесполезно! Он повернулся ко мне со слезами на глазах. И это были слезы счастья.

С тех пор я так для себя и не решил, люблю ли я непосредственного зрителя. И всегда ли удовольствие играть для детишек.

Александр Новиков, актер театра им. Ленсовета

Был в театре им. Ленсовета спектакль «День рождения Кота Леопольда». Случай, который я хочу рассказать, произошел на прогоне.

В пьесе Аркадия Хайта есть сцена, где Доктор-Пес дает Коту Леопольду «Озверин», а Леопольд приглашает его на свой день рождения. Пес соглашается, но спрашивает, можно ли прийти не одному, а со своим другом Козлом. Ему разрешают. И действительно, приходит Козел, поет песни, дарит кубик Рубика…

И вот прогон. На него пришел Игорь Петрович Владимиров. Он внимательно отсмотрел спектакль, а потом и спрашивает меня, как исполнителя центральной роли, и режиссера спектакля Олега Левакова: «Подождите! Вам не кажется странным, что собака так настаивает, чтобы на праздник кота пришел козел? Что бы это значило? Что за этим стоит?» Ни у меня, ни у Олега Левакова не было ни одной внятной версии. Тогда Владимиров сказал фразу, которую я навсегда запомнил: «Ни хрена вы в этой пьесе не поняли! Зря замахнулись!» Мастер есть мастер!

Долгие годы в нашем театре шел легендарный спектакль «Трубадур и его друзья».

В 1986 году Игорь Владимиров набрал наш курс. 1 сентября мы впервые пришли в театр им. Ленсовета. Идем взволнованные по театру. А навстречу — актер Анатолий Юрьевич Пузырев. Полный такой мужчина. Он подходит и обращается ко мне: «Толстый! Иди сюда!» Заводит меня в свою гримерку и говорит: «Слушай, толстяк! Я тебя умоляю — учись хорошо. Владимиров — строгий педагог. Постарайся, чтобы тебя не отчислили. Если не ты — мне никого вместо себя на Собаку не ввести. Я играю Собаку в „Трубадуре“ уже десять лет. Больше не могу. А ввестись некому. Комплекции подходящей нет. Я тебя очень прошу — учись хорошо».

С этого момента каждые десять дней Пузырев брал меня за руку и вел в кабинет Игоря Петровича. «Посмотрите, какой у Вас гениальный студент! Введите его на Собаку. А я не могу больше играть — меня тошнит». А Владимиров: «Нет, Толя, играй. Студент еще сырой». И так через десять дней на протяжении четырех лет!!! «Трубадур» шел каждые субботу и воскресенье по два раза в день. Бедный Пузырев!

Наконец-то в конце нашего четвертого курса Владимиров дал согласие. Пузырев мне сказал: «Вообще-то роль для идиота. Врагу не пожелаешь. Ничего делать не надо, только побольше лаять».

И вот — день премьеры. Я и мои однокурсники вводились в спектакль в один день на роль животных. Игорь Петрович собрал нас перед спектаклем и сказал: «Самое главное — звери должны быть похожи на зверей». Строго так на нас посмотрел и сел во второй ряд.

Начался спектакль. Я выхожу и начинаю отчаянно лаять. Ясное дело, очень стараюсь. Вдруг наступает секундная пауза между моим лаем, тишина на сцене… И ребенок из зала громко говорит: «Мама! А почему медведь лает?» Я увидел, как Владимиров падает от смеха со стула.

После спектакля он сказал: «Все молодцы! А ты (обращается он ко мне) будешь играть этот спектакль до снятия».

И я играл эту «идиотскую» роль еще двенадцать лет.