Я пришла к созданию своего театра 14 лет назад, на рубеже 1980-90-х. Как это все начиналось? Я закончила петербургскую Консерваторию как музыковед и органистка. Очень много занималась музыкой, связанной с детьми, и сама писала в разных жанрах, работала в Ленконцерте как автор и исполнитель, в Детской филармонии с детьми и подростками. Так сложилось, что мои песни были театральными по сути. Я долго думала, как соединить классическое образование и «поп» наклонности. И все соединилось в театре мюзикла. В этом жанре для детей не работает целенаправленно, насколько я знаю, ни один театр в стране. Нечто подобное ставят драматические театры, но для них мюзикл — это фонограмма и драматические артисты, которые поют под запись. У нас в городе всего пять театров, где есть живая музыка. На весь Петербург. А мы работаем с оркестром, с дирижером. У нас Мэри Поппинс говорит, что любит живую музыку, как же мы можем под фонограмму работать?
У нас в театре есть своя детская студия, которой уже одиннадцать лет. Каждый год в сентябре мы набираем детей с пяти лет. Их приходит много, а остаются единицы, потому что водить ребенка пять раз в неделю на занятия не так просто. Кто-то хочет сразу в звезды, а это труд тяжелый. Кто-то хочет, чтобы были идеальные условия для репетиций, а у нас их нет, пока нет стационара. Остаются и работают те, в ком есть любовь к театру, из этих детей вырастают настоящие театральные люди. Кто-то из них становится профессионалом.
И. Брондз. Фото из архива театра
У нас своя семья — театральная. Мы знаем изнутри, как складываются отношения у взрослых с детьми, и пытаемся разные варианты этих взаимоотношений представить в наших мюзиклах. На эту тему — «Три толстяка», «Мэри Поппинс, до свидания!», про это и последний мюзикл «Сказка о потерянном времени». Для этого мы рискнули вывести на сцену вместе с профессиональными взрослыми артистами непрофессионалов — детей. А играть рядом с детьми очень сложно.
Если артист играет не хуже ребенка, значит, он замечательный, но нет ничего чудовищнее, чем неестественные дети. Вся наша жизнь внутри театра ведет к тому, чтобы наши дети были раскованными, чтобы для них пребывание на сцене не становилось испытанием.
Впервые взрослые и дети на сцене соединились, когда я начала писать мюзикл «Белоснежка и семь гномов». Я хотела, чтобы гномов играли дети, чтобы гномы были маленькими. Детей набрали, но ансамбли оказались по музыке сложными для них, и мы отдали их взрослым артистам. А дети получили другие роли в этом спектакле — природа, погода, птички, рыбки. Благодаря детям там создается замечательная атмосфера! А дальше мы уже без детей не смогли. Мы теперь с ними ставим все спектакли. И это отличает наш театр от других. Когда в зале сидят дети и взрослые и на сцене играют дети и взрослые, это создает некое зеркальное отражение, объединяет сцену и зрительный зал.
Я совершенно не против того, чтобы травести за пятьдесят лет играли в ТЮЗах мальчиков, если это травести высокого уровня. Но сегодня ребенок стал таким взыскательным зрителем, что начинает над этим смеяться, он все понимает. Мы выбрали другой путь, и идея оказалась очень плодотворной.
В детской студии преподают педагоги — артисты театра. Я преподаю в студии хоровой вокал. Хореографию — наш балетмейстер Марина Евдокимова. Актерскому мастерству и сценической речи младших детей учит Лилия Семеновна Дыдкова, актриса нашего театра, а старших — заслуженный артист Игорь Елькин. Еще есть предметы — степ, техника пантомимы, пластика, — дающие все, что требуется для мюзикла, что развивает тело, музыкальность, дает ощущение сценического пространства.
Когда мы делали первый спектакль, у нас, по-моему, было десять артистов, шесть музыкантов, а сейчас по штатному расписанию около ста человек. Статус государственного театра мы получили в 1996 году. В штатное расписание входят только взрослые: артисты, оркестр, службы театра, администрация.
Первым нашим спектаклем был «Cвинопас», мы написали его вместе с режиссером и либреттистом Татьяной Крамаровой, c которой мы театр создавали. Это музыкальная комедия, а еще у нас есть оперы-сказки (например, «Сказка о рыбаке и рыбке»), есть мюзиклы в чистом виде, зонг-опера «Чудо-дерево, или Карнавал Чуковского», которую мы делали с Кириллом Николаевичем Черноземовым. Он замечательный человек, ученик знаменитого Коха, постановщик фехтовальных боев — везде (во всех фильмах Фрида, в спектаклях Мариинского театра вплоть до «Отелло» с Пласидо Доминго, в «Гамлете» со Смоктуновским). Черноземов поставил «Чудо-дерево», а я придумала ход, где с чудо-дерева снимаются детали всяких костюмов. Клоун надевает то одно, то другое, то третье… Этим дети любят заниматься в жизни — напяливать на себя что-нибудь и играть в петуха, в Дюймовочку и так далее. А у Чуковского в каждой строчке появляется новый герой, другое животное, поэтому выбран прием клоунады. Артист балуется, а потом уже дети к нему присоединяются. Довольно забавный спектакль для маленьких.
«Царевна-лягушка». Сцена из спектакля. Фото из архива театра
Затем была «Царевна-лягушка», опера-сказка, затем «Белоснежка и семь гномов» — самый кассовый наш спектакль до «Мэри Поппинс», он отметил десятилетие в этом году. Постановщик Олег Леваков говорит: удивительно, обычно спектакль становится все хуже-хуже-хуже, а у вас все лучше-лучше-лучше… После «Белоснежки» этапным был спектакль «Три толстяка». Режиссер Семен Спивак ставил его очень долго — два с половиной года. Сменились исполнители главных детских ролей. Повзрослели, мягко говоря, артисты. Но произошло кое-что важное для нас — труппа драматически совершено преобразилась.
Хороший вокал — очень сильное средство для выражения какой-то идеи, для отражения некой сценической ситуации. Это не пение, когда сложили руки на груди, исполнили и сами получили удовольствие, а зритель остался холодным. Вот такого у нас не бывает, к счастью. Все должно быть живым. Мне кажется, наш театр — живой, во всяком случае, так о нас говорят. Мы развиваемся, стараемся не стоять на месте. Не только для того, чтобы выжить и доказать право на существование. Театр — это вообще живой организм. А наш — вдвойне живой, потому что у нас дети.
Одновременно в уголке идет игра в футбол, и тут же оркестровая репетиция. Поэтому мы их и ругаем, и наказываем, все как в семье. Но и хвалим, очень хвалим, более того, дарим подарки, на гастролях устраиваем экскурсии, в какой бы город мы ни приезжали. Деньги они не получают в отличие от взрослых артистов, а труд свой вкладывают. Поэтому мы их стимулируем — своей любовью к ним и вниманием.
Финансовая история — это отдельная история нашей жизни. Что такое поставить спектакль в жанре мюзикла, вы можете себе представить. Никакому ребенку никогда не объяснишь, что такое «нет денег на постановку» и «почему дохлые декорации и костюмы»: ему это совершенно неинтересно. Но нас очень любит зритель. Он приходит вместе с мамой, папой, учителем. Приходят детские дома. Мы их бесплатно пускаем всегда. При отсутствии стационара нас ищут по разным залам. Мы умудрялись собирать аншлаги в двухтысячном зале ДК Ленсовета. Довольно много работаем в Выборгском ДК.
Мы сейчас имеем одну репетиционную комнату в ДК Цурюпы на Обводном канале. Это, конечно, лучше, чем подвал, где крысы и где текут трубы и портятся декорации и костюмы. Но я думаю, что, когда театру почти полтора десятилетия, можно как-то подумать о том, что мы уже не случайное явление в Петербурге. Вот сейчас те, кто нами руководят, пытаются сдвинуть это дело с мертвой точки. Может, и получится.
Много лет мы существовали вообще без постановочных средств, получали три копейки на зарплату. И вот каждый год путем безумных моих хождений по всем инстанциям, депутатам, спонсорам мы чуть-чуть прибавляли финансы. Чуть-чуть. И за это время мы, к счастью, прибавляли и в своем уровне, в развитии своего дела — появлялись новые режиссеры, балетмейстеры. Все вместе привело к тому, что мы как-то выцарапали деньги на нашу последнюю удачу. Я имею в виду мюзикл «Мэри Поппинс, до свидания!», потому что все-таки номинация «Золотой маски» для нас колоссальный, как говорится, прорыв. Раньше мы даже не могли и думать об этом, но, видно, не зря честно трудились четырнадцать лет.
Модель идеального детского театра? Идеал существует в нашем воображении, на то он и идеал, чтобы к нему стремиться. Для нас идеальный театр — это, прежде всего, дом. Во-вторых, это театр, смысл существования которого не только самореализация артистов, но и любовь к детям. Я считаю, что в этом смысле у нас в театре все в порядке.
Как мы относимся к детям, такое и будущее нас ожидает. Мы же своими руками все делаем.
Нужны ли детские театры? Ой, мне кажется, что очень нужны. Не просто нужны, а очень нужны. Потому что на самом деле в любой детский театр, если это стоящий театр, надо ходить и взрослым и детям. Детям для того, чтобы постигать жизнь, а взрослым для того, чтобы не забывать свое детство. Иначе взрослый становится тоскливым, гнусным, отвратительным индивидуумом, теряет чувство юмора, не понимает собственных детей и всех вокруг.
Я считаю, что ребенок просто по «структуре» своей еще не такой, как взрослый человек. Он не может сразу попадать во взрослый театр. Мы же все помним по своему детству именно фильмы ДЛЯ детей, спектакли ДЛЯ детей. Мы все росли на этом. Я до сих пор совершенно неприлично люблю детские книжки. Для ребенка развитие — это путь через детский театр во взрослый. И театров должно быть столько, чтобы ему не скучно было, и репертуар должен быть соответствующий. Вот поэтому я думаю, что не обязательно детскому театру взрослеть, переходить на взрослый репертуар.
У нас вообще детским музыкальным театром мало кто занимается. А детей-то в городе, может, полтора миллиона. И ребенок должен для своего нормального развития ходить в театр, ну, сколько раз в месяц, ну, пару раз-то должен…
Записала Е. Берт.
Февраль 2004 г.
Комментарии (0)