Э. Ажар. «Страхи царя Соломона». Театр им. В. Ф. Комиссаржевской.
Режиссер Петр Шерешевский
Аннотация к роману гласит: «Страхи царя Соломона» (1979) — «предсмертный» роман Эмиля Ажара, книга о старости и одиночестве«. Петр Шерешевский, которому так полюбилась эта книга, говорит в одном из интервью, что она написана «об ускользающей красоте мира». Однако в театре Комиссаржевской выходит спектакль, где ни об одиночестве, ни о красоте, ни тем более о каких-то страхах речь не идет. Такое впечатление, что между Невским и Итальянской, в районе Пассажа, и расположено то самое гоголевское «заколдованное место», где «засеют как следует, а взойдет такое, что и разобрать нельзя…». Бог с ними, со «штучками», французскими и русскими, с шутами и мистификаторами, здесь адрес ясен, рецепт изготовления тоже. Речь о другом. Обидно то, что приглашенные режиссеры, которые по своему уровню и творческому потенциалу гораздо выше «бульварных историй» Комиссаржевки, оказавшись в ее стенах, катастрофически теряют лицо. В конце прошлого сезона Сергей Каргин, в профессиональных качествах которого ни у кого нет сомнений, вдруг выдал чудовищный «Вальс энтузиастов»; теперь — Петр Шерешевский, режиссер тонкий, обладающий явным чувством стиля, ставит на богатом литературном материале скабрезную историйку о великовозрастном тимуровце, щедро разукрашенную адаптированными метафорами. Наваждение какое-то…
Конечно, роман спектаклю не критерий. Но режиссер сам задает такие правила игры: инсценировку нельзя назвать вольной, да и в спектакле связь с первоисточником неоднократно подчеркнута. Оглядки на роман не миновать еще и потому, что его текст, несмотря на поэтичность и печаль, довольно тенденциозен, а со сцены звучит прямо-таки морализаторски (что-то в духе «Люди, помогайте друг другу!» или «Долой одинокую старость!»). Но, если, читая книгу, ты еще более-менее понимаешь, почему молодой таксист Жан не скачет на дискотеке и не дует пиво со сверстниками, а занимается проблемами двух упрямых стариков, которые никак не могут воссоединиться, то здесь… Слова о любви к человечеству, альтруизме, вымирающих видах животных, птицах, погибших в нефтяном пятне, и т.д. никого не убеждают. Циничный зритель (вроде меня), которого уже не проймешь грязноватыми тряпочными чайками, разбросанными по сцене, не разрыдается («Птичку жалко!..»), подумает только, что для мелодрамы это слишком назойливо. Если уж оставляешь пять действующих лиц, выкидывая принципиальную фигуру Чака, если всерьез отбрасываешь иронию автора, сосредотачиваясь на проблеме семьи и брака, — зачем тогда сажать актрису в аквариум?.. Пусть благодарная публика, приходящая в Комиссаржевку развлечься, смотрит в свое удовольствие, как 84-летний еврей, брючный король Соломон (С.Ландграф), элегантный и самодовольный, игриво выясняет отношения с бывшей певичкой (Т.Самарина), которая никак не хочет смириться с подступившим 66-летием, держится молодцом и поражает своей экстравагантностью. При чем здесь какие-то страхи? При чем тут «Оглянись, оглянись, Суламифь!»? Чуть меньше трех часов — и долгожданный хэппи-энд…
Нет, все правильно. Раз героиня — француженка, шансонетка, пусть даже и в прошлом, значит, на протяжении всего действия (включая антракт) должна звучать музыка А.Маноцкова, и все персонажи должны обитать среди огромных пластинок, напоминающих забытые стройматериалы. Если грядет эротическая сцена — нужно эффектно бросить на пол красно-страстную простыню, чтобы всем стало ясно, что половой акт совершается по любви (не только к старушке, но и вообще, во имя человечества)… Если месье Тапю (И.Краско) — «мудак», значит, он должен хватать чучелки птиц и запихивать их в мешок для мусора (или для трупов?..) с таким остервенением, будто эти птицы из года в год гадили на его балкон. Наверное, вот так выпрямив конфликт, упростив все, что можно было упростить, и надо ставить «про любовь» — ведь по закону жанра здесь должно быть четкое и ясное деление на «хорошее» и «плохое», и добро побеждает зло… Но хотел ли этого режиссер? Ведь не случайно же на роль Жана выбран А.Большаков, единственный, пожалуй, в труппе театра актер, обладающий тем самым «животным магнетизмом», о котором пишет Эмиль Ажар, и сочетающий в себе брутальность с наивностью? Не случайно Кору играет Т.Самарина, актриса глубоко чувствующая, неоднозначная, давно заслужившая сольную партию? Оба пытаются создать какой-то объем, избежать фривольности, невольно заданной П.Шерешевским с его красной простыней, но при всем желании достичь этого в полной мере невозможно. Вопрос о страхах, повис в воздухе. Ушла из спектакля одна из главных проблем романа: что движет этими странными людьми, старым Соломоном и его возлюбленной? Что стоит между ними (помимо простого упрямства), что не дает им быть вместе и почему помочь им может только Жан, юноша с внешностью бандита и душой дитяти, который без конца читает словари и энциклопедии, так как только они внушают ему доверие?.. Ответа нет. Лично меня на премьере порадовало то, что в театре Комиссаржевской обратились наконец к хорошей современной литературе (поделки В.Вербина — это тема отдельного разговора). Ведь, как ни отшучивайся, а гуманизм — это то, что отличает роман Ажара от произведений, скажем, Сорокина. Иное дело — как его читать и ставить. Пока «заколдованное место» еще заколдовано, боюсь, что мы этого так и не узнаем. И лекарством против страхов останется добрая старая мелодрама, где пожилые влюбленные нежно говорят друг о друге: «Старый осел!» — «Маленькая мудачка!..»
Комментарии (0)