М. Малухина. «Василисса».
РАМТ.
Режиссер Филипп Гуревич, художник Анна Агафонова

Если быстро прочитать название спектакля, не заметить двух «сс» и подумать, что это имя красавицы из сказочного фольклора (Василиса — она же Премудрая, она же Прекрасная), то легко оторопеть, попав в полутемный зрительный зал и разглядев главную героиню. Василисса Полины Лашкевич — чумазая, всклокоченная, странненькая, даже полупомешанная. Немного Эдвард Руки-ножницы из одноименного фильма Тима Бёртона, только в качестве волшебной силы у нее не умение фигурно вырезать, а что-то другое. Василисса бормочет заклинания, стоя у первого зрительного ряда. Лицо подсвечено снизу, черные круги вокруг глаз, она размазывает красную краску — все время идет кровь из носа. Эта Василисса — родственница страшноватым героиням из хорроров и веселеньких ужастиков, а не красавица и уж точно не премудрая. Как выясним позже, не родственница она и этой гладкой мамаше (Анна Дворжецкая) с лицом-маской грустного мима с тонкими вздернутыми бровями и папаше (Алексей Гладков) с фигурным шрамом, как от когтей сказочного медведя.

Пьеса Марии Малухиной написана специально для Мастерской детской драмы «10 минус», которая состоялась в РАМТе в октябре 2020 года, тогда же прошел эскиз, сделанный Филиппом Гуревичем. Современных пьес для детей, попадающих на сцены больших театров, сейчас немного, но процесс идет благодаря таким мастерским и лабораториям. Детские театры остро чувствуют нехватку современного интересного драматургического материала и инициируют его создание. Тем более новую пьесу сразу можно опробовать на сцене и на зрителе. Текст «Василиссы» несложно формулирует какие-то новые законы выживания в современном мире, не поучает, не навязывает, а показывает возможную ролевую модель. При этом использует узнаваемую форму сказки и вроде бы знакомых персонажей, которые оказываются совсем не теми, к кому мы привыкли, хоть и имеют те же имена. Пьеса получилась о самоопределении, что нелишнее в любом возрасте, и о взрослении, когда ощущаешь себя не такой, как все, и неожиданно находишь этому подтверждение.

П. Лашкевич (Василисса), В. Зомерфельд (Белояр), П. Виторган (Полуденница). Фото М. Моисеевой

Девочка Василисса живет с родителями на краю леса, человек как человек, но тянет ее в лес со страшной силой, да родители не велят ходить. Гиперопека с их стороны принимает чудовищный размах — для нее одной целый детский городок выстроили, но дальше — ни-ни. Вася все же убегает в лес, но с благой целью — спасти родителей от оброка кабального, Берендеем установленного. В заповедном лесу она тут же попадает в переплет, из которого спасает ее Белояр, то ли волк, то ли человек. Он, как волшебный помощник, будет сопровождать героиню по сказочному лесу.

Двоемирие сказки, где на одной стороне люди, на другой — чудища лесные, соединяется в девочке Василиссе, только она до поры не знает об этом. Пьеса подошла бы для фантазийного мультика студии Cartoon Saloon, как «Легенда о волках», ну если бы они снимали про русское-фольклорное и назвали бы «Василисски средней полосы», добавив иронии отечественного сериала «Вампиры средней полосы», где тоже говорится о двоемирии и взаимодействии с людьми, а человечество, пожалуй, переплюнет любого вурдалака и василиска по бессмысленной жестокости. И спектакль о том же — кто есть человек.

Заключенное когда-то перемирие людей и нечисти не на пользу этой нечисти. Люди истребляли их почем зря, не вникая в законы и правила сказочной жизни. Человек рубит, не понимая, а вурдалак защищается, ну или ест. Все сказочные существа этого мира скучают по человеку на свой манер: Полуденница жаждет обновления церкви на краю поля, чтоб люди ходили, старичок Болибошка — обожает схватить и душить, природа у него такая душегубская, а нет человека — и делать Болибошке нечего, сидит-скучает.

Василисса в пьесе человек-сомнамбула, действует во сне, заговоры шепчет и не ведает, к чему это ведет. Тем острее узнавание и принятие себя и мира, где тебе нет места. Василисса в спектакле тоже бормочет что-то, но в полном сознании, может, и не знает, к чему слова ее ведут, но и не задумывается особо. Она такая, какая есть, и нечего тут особо рефлексировать: подумаешь, две «сс» — от шипения змеи, и имя ей от Василиска, убивающего взглядом.

Вроде не знает Василисса о своей суперсиле, но не очень-то удивляется, когда Болибошка (Константин Юрченко) в камень превращается. Однако и мы не сразу понимаем, что произошло, — вот шел на нее какой-то пенек в лаптях с дурными намерениями и вдруг остановился, замер, свет с него убрали, а наше внимание переключили на другую сторону сцены, чтоб не видели мы, как актер уходит.

П. Виторган (Полуденница). Фото М. Моисеевой

Все путешествие Василиссы к Берендею проходит в темноте, чуть подсвеченной теплым светом, манящей тайнами. Иногда вырастают на стене резкие тени, как в экспрессионистском кино. Сцена, лишенная глубины, вытянутая вдоль зрительских рядов длинной линией, вдруг оборачивается бездной, прорезаемой концертным светом в какой-нибудь сцене. Роковый саунд переносит всю сказочность прошлого и речь с прибаутками, со словами, давно вышедшими из употребления, — в наше время. Современные костюмы и отсутствие сложной рефлексии делают персонажей узнаваемыми. А открытый прием (и грим, и льющаяся «кровь», и условность движений и жестов) напоминает, что мы в театре.

Сочетание сказочности и реальности проходит гладко, стык в стык. Уснула Вася где-то на полпути, умаялась, а нашел ее мужчина. С виду обыкновенный, в костюме, осмотрел так по-свойски, ручки-ножки потрогал и стал по-деловому штаны снимать. Ничего сказочного в этой мизансцене нет, а намерения считываются однозначно, пока актер не натянет на голову маску с огромным глазом. Уф-ф-ф, все-таки просто Лихо Одноглазое, а не маньяк-насильник на сцену вышел. Психическая травма от потенциального насилия ощущается сильнее, чем любая физическая расправа Лиха. Чудище Одноглазое оказалось беспомощно перед пикой, которой Белояр прокалывает глаз злодею. Так и мерещится цитата из сюрреалистического «Андалузского пса» Луиса Бунюэля, но в спектакле все прозаичней — пика, зрачок, и бутафорская кровь заливает сцену.

Отказываясь от игры в русскость в сценографии и костюмах, в музыкальном ряде, режиссер предъявляет нам героев в узнаваемых свитерах, шифоновых юбках, широких пальто, телогрейках или костюмах-тройках, как у конферансье, только грим выдает нереалистическую природу героев, намекая на их чужеродность миру повседневному. Характеры героев плоские, однозначные, лишенные психологической глубины — одна черта, одно качество.

Появление Летавца (Денис Фомин) сбоку, а не сверху, куда все задрали голову, и на маленьком трехколесном велосипеде, конечно, вызывает смех… Речь его скороговоркой и развязная манера шоумена узнаваемы и комичны. Он слегка шаржирует типичное поведение ведущего какого-нибудь шоу. Поплывший грим, размазанные на белом черные полосы, такой киноштамп — показать, будто с героем большие проблемы (как размазанный грим Джокера Хита Леджера из «Темного рыцаря»). Этот спектакль все время провоцирует сравнения с кино, при том, что открытых цитат почти нет, а намеки есть и их можно считать. Работая не то чтобы с устоявшимися масками или архетипами, режиссер оставляет следы узнаваемого «культурного кода».

П. Лашкевич (Василисса), Д. Фомин (Лихо).
Фото М. Моисеевой

Мир людей, к которым обращаются родители, чтобы вызволить Василиссу из заповедного леса, причудлив и неприятен. Жители деревни в масках как ряженые на Масленицу — кто козел, кто петух, голоса и речь их взвинченные, резкие. Хоть и идут Васе помогать, но из своекорыстия, чтоб за ними не пришли. Вот уж кто нечисть подлая и коварная, намерения которой не ясны. Они навевают больше ужаса, чем Полуденница (Полина Виторган), выходящая на сцену с кровавым комком в руках. Своеобразная мертвая невеста («привет» Тиму Бёртону) в белом платье с венком на голове поднимает ком высоко, любуясь, как кровь стекает по руке. Полуденница говорит о тоске по человеку, которого она охраняла на своем поле, и была жизнь кругом, и колокола звучали, а теперь нет ничего. Есть у этой нечисти перед людьми преимущество: они загадки загадывают и отпускают, коль справился. А люди, встретив их, рубят, не разбираясь. Белояр (Владимир Зомерфельд) вспоминает про старичка-боровичка, безобидного, но погубленного богатырями. «Едет вот по лесу богатырь, попадется ему на пути старичок-боровичок, богатырь его спросит дорогу, боровичок ему загадку загадает. Богатыри никогда особым умом не отличались, чаще всего не угадывали. Не угадал, осерчал, р-раз, и старичкова голова с плеч. <…> А боровичок не загадать не может — так ему природой предначертано. Ну, как птицам летать, а лягушкам — квакать». Выполнение того, что природой предначертано, кажется самым важным и в спектакле. И Полуденница в исполнении Полины Виторган не страшная, хоть и кровью бутафорской вымазана, и говорит, что заворожит и заколдует. Знают они: в лесу закон свой, а человек все время проверяет границы того, что можно и чего нельзя, и нарушает их.

Что-то важное проговаривается прямо в зал, актеры доносят смысл своих слов — открыто, как манифест. Василисса озвучивает проблему — родители воспитали, значит, надо их отблагодарить и остаться с ними, забыв о чудесах. Внутренний монолог вынесен на публику, реплика «в сторону» стала обращением прямо в зал. Персонаж не делится переживанием, а демонстрирует мыслительный процесс, как бы продолжая разгадывать загадки Полуденницы. Но теперь ответ Василиссы не нравится родителям, они вдруг стали сознательными и любящими и забыли о гиперопеке и созависимости, то, на что уходят годы терапии, разрешилось в секунду. Это допущение — фантастическое, сводящее всю сложность темы к быстрому решению, продолжилось столь же быстрым согласием Берендея — ай, да ладно, живи так, между двумя мирами. Там, где был сложный гордиев узел, а девочка залогом перемирия, вдруг находится простой и надежный выход — а пусть все будет как будет. Не решать ничего, не выбирать, пусть все идет как идет. Сказка все-таки. Сохранив легкость эскиза, не утяжелив спектакль морализаторскими размышлениями и «правильными» выводами, режиссер допустил легкое решение. И это встраивается в актуальную дискуссию поколений: пока прежние задаются вопросом «а что, так можно было?», новые танцуют и не выбирают.

Май 2021 г.