С. Баженова. «Герб города Эн».
Березниковский драматический театр.
Режиссер Павел Зобнин, художник Евгений Лемешонок

Когда читаешь пьесу Светланы Баженовой «Герб города Эн», то сразу доверяешься ей: она понимает, что такое любовь русской женщины к русскому мужчине. (Может, и у других народов любовь такая, не знаю. Но именно русская любовь чувствуется в ее пьесе.) Физически ощущаю тяжесть этой любви, которая скупа на слова, потому что требует постоянных хлопот и усилий. Мужчину нужно кормить, а иногда и поить, ему нужно обустроить место для спанья и для мечты. Его нужно уверить в том, что он талантлив, что он умен, потому что мужчины, правда, хрупкие. Они биологически слабее, они созданы для рывка, для подвига, для мгновенного усилия, но не для тяжелой поденщины жизни. Поэтому они и уязвимее. И их надо беречь.
А еще в любви главное не забывать, что мужчины любят глазами, и возлюбленная должна быть прекрасна, дыхание должно быть свежим, а руки нежными и гладкими. И совсем уж сложно, когда мужчина Художник. И неважно, талантливый ли он и что творит. Потому что ему надо помогать, слушать его и вдохновлять.
Светлана Баженова очень понимает женщин и их жизнь, почти целиком состоящую из любви. А на героев-мужчин она смотрит как бы немного со стороны, хотя и с интересом. При этом дает им шанс быть разными, сохраняя по отношению к ним некоторую осторожную дистанцию.
Спектакль по этой пьесе поставил Павел Зобнин в Березниковском драматическом театре. Он-то понимает мужчин-героев изнутри, что вполне естественно, а вот на женщин смотрит немного со стороны. Но с интересом. В общем, женское-мужское в пьесе и спектакле переплетены очень плотно.
В центре этой истории три героини. Одна — Тамара, бывшая жена умельца Торика, который всю жизнь вырезает по дереву разные фигуры для детских садов и богатых дач. Она устала от безнадеги, надломилась и ушла от него. Но ненадолго: тащит ему то тортик с бутылкой, то штаны из благотворительного фонда. Возвращенка, одним словом. Возвращается к любви, которая ведь была, была, проклятая. И никак не отпускает, как фантомная боль в руке, которую отрезали. И Тамара Ольги Кирилочкиной уходит и возвращается. Проклинает и любит. Ярится и отчаивается.
Вторая героиня — Лиза. По речи понятно, что девушка с дипломом, но опростилась. Она любит Тошика. Лиза три часа моет полы в детском саду и пьет коньяк по утрам. Больше ни на что не хватает времени и сил. Потому что все остальное время она смотрит на своего любимого и ухаживает за ним. Софья Демидова играет Лизу сосредоточенно, без пафоса, без драматизма, умно и тонко.
Третья героиня — Надя. Соседка. Ей любить некого и ухаживать не за кем, поэтому она ухаживает за землей. Копает, выдирает, сажает, учит всех, как надо заботиться о земле. Мы все знаем таких женщин из подъезда, которые точно знают, как надо жить, но у самих не получилось. Не очень разобрался режиссер с этой героиней, поэтому хорошей актрисе Марии Шлейхер приходится играть типаж, что она честно и делает.
В пьесе два героя. Один — резчик по дереву и творец будущего городского герба Торик. Именно от него никак не может уйти Тамара. Он все время думает о своем гербе, и взгляд его устремлен куда-то вдаль, поверх Тамары, в тот день, когда его герб будет водружен на знаменитые городские ворота и он испытает, наконец, момент славы. Потому что вот уже 65. А еще ничего не сделано для бессмертия. Тамару он любит, но не понимает, почему она ушла, что не так? И герой, кажется, должен быть талантлив. По крайней мере артист Дмитрий Плохов так его играет. Но понять, талантлив ли он, трудно. Вот жена так и не поняла. Верила, верила и ушла. Есть женщины, которые уходят от неталантливых мужчин.
Второй герой — Тошик. Ему лет тридцать. Кажется, он архитектор, но не совсем. Он нигде не работает, иногда бродит по городу, смотрит все время на экран ноутбука и что-то там мучительно ищет. На Лизу не смотрит вообще. Хотя периодически устраивает ей истерики, а в финале объясняет, почему он уходит. Михаил Купрыгин играет человека если и талантливого, то непонятно в чем. Про его талант ему говорит Лиза. Но по нему видно, что он был явно чем-то или кем-то травмирован. Может, в детстве мамой, к которой он уезжает в финале. Сейчас ведь много травмированных, практически все.
Художник спектакля — Евгений Лемешонок. Это тот редкий в театре случай, когда кажется, что спектакль ставили все вместе: драматург, режиссер, художник и артисты. Потому что все сумели понять друг друга, сговориться. Пространство сцены кажется огромным и пустым, как город, в котором ночью затихает жизнь, и маленькие дома-коробки, разбросанные на сцене, стоят, придавленные ночным небом. В этом небе часто будут возникать видения. Например, знаменитые городские ворота, через которые пройдут все герои, потому что если загадать мечту и никому о ней не говорить, то она сбудется (сладкая песня из 60-х: «загадай желанье самой синей полночью и никому его не говори…»). И мы будем мучиться и думать: а какие у кого мечты? Но к финалу все-таки догадаемся, у кого — что. Хотя никто никому ничего не сказал. Может, и сбудутся.
И пожар вспыхнет в этом небе. Пожар, в котором сгорит выкинутый Тамарой герб. То ли во сне выкинутый? То ли в яви? И герб возникнет. Точнее, видение о гербе. Такое смутное, что невозможно будет понять: хорош ли он? А значит, непонятно: талантлив ли Торик?
И еще какая-то двухъярусная кровать, напоминающая строительные леса, сиротливо прячется в углу. Но после она выедет на середину сцены, и Торик вскарабкается наверх вместе с Лизой, единственной, кто слушает его, и он будет смотреть выше городских ворот, куда-то в небо, и будет напоминать капитана утлого суденышка в открытом море. Или художника-монументалиста в гигантской мастерской. А Лиза будет давать ему советы. Советы художнику — это вообще прекрасно! И самое главное, что в этот момент они оба счастливы. Она тем, что он слушает ее, а он тем, что она понимает его.
А на авансцене выгорожен маленький уголок города Эн. Ячейка из городского улья, набитая старой мебелью, пыльными коврами, убогими украшениями бедной жизни. Торик, творец герба, сдает эту комнатку, потому что жена ушла, на чай и сухарики тоже деньги нужны, а творчество ничего не приносит, кроме убытка. И не то чтобы ему нужна мирская слава или почести. Вовсе нет. Он из того разряда творцов, которым, правда, ничего кроме чая с сухарями и не надо. Но мысль о том, с чем он придет к последнему своему часу, мучает его и заставляет напряженно вглядываться в будущее.
А Тошик, которого Лиза почти буквально носит на руках, как маленького больного ребенка, боится даже смотреть вокруг себя. Потому что жизнь вокруг отвратительна. Ему мерзкой кажется эта бедная комната, эти пыльные ковры, эта еда, которую ему готовит Лиза в чужой кухне на чужой сковороде. Режиссер наполнил это утлое пространство звуками. Вдруг включается настоящее радио, раздается шум чайника, шарканье тряпки по полу. Все это — насильственные звуки чужой жизни. Границы несвободы. И мы понимаем, что эти ненавязчивые знаки объясняют нам хрупкую душу Тошика, смертельно обиженного неполучившейся жизнью. Он не хочет соприкасаться с этой утварью, с этими звуками, с разговорчивым Ториком. У него все внутри натянуто, оскорблено. Поэтому он старается ни с кем и ни с чем не общаться даже взглядом. Только экран.
Мужчины здесь думают о будущем. Невозможно же тратить жизнь на настоящее, которое состоит из утомительных глаголов: постелить, подмести, приготовить, сварить, постирать, помыть, вскопать, посадить… И еще много глаголов нужно для того, чтобы обеспечить это проклятое сегодня. Торик мечтает о будущем гербе. Тошик видит в экране другую жизнь, смутную, расплывающуюся. Но другую и с другой.
А настоящим в спектакле заняты женщины. Жизнь в чужой комнате? Лиза приволокла на себе огромный узел с бельем, два взмаха руками — и чужая постель прикрыта своей простыней. И взбита подушка, и постелено одеяло. Ложись, милый, отдыхай. А когда Тошик угрюмо ходит по улицам и курит, она лихорадочно преображает чужое пространство: скатывает ковры, в которых пыль и клещи, и Тошика это раздражает, переставляет мебель (женщины любят передвинуть всю мебель, чтобы любимому было уютно), убирает пластмассовые финтифлюшки, они оскорбляют эстетическое чувство Тошика. А когда после его упреков надо идти на работу, она яростно моет пол сцены. Она физически раздвигает дома-коробки и освобождает пространство. Для того чтобы Тошику легче было создавать будущее. Ну, и попивает, конечно. Пьет коньяк из чашки и слушает нравоучения чужого брошенного мужа о том, что пить вредно.
Тамара никак не может уйти от брошенного мужа. Она все кружит и кружит вокруг разоренного гнезда. Лиза пытается что-то создать. Пока еще пытается. А Тамара пытается разрушить все, что еще осталось. Потому что надо же выкричать ему, ненавистному, про свою потерянную, понапрасну отданную жизнь. И главное — сказать, что герб его никому не нужен, и если вместо раскрашенной фанерки повесить его, никто и не заметит разницы. Это и значит ударить побольнее. Страшнее-то для мужчины нет ничего. Поэтому единственный правильный ответ Торика — включить дрель и ничего не слышать. А для Тамары — швырнуть ключи, а потом вернуться, и скулить под дверью, и проситься обратно, потому что вся жизнь осталась здесь, — это и есть фантомная боль, это и есть любовь. С ненавистью выкрикивать Торику, как он бездарен, а потом вернуться и помыть полы в кухне.
Надя все время таскает на себе дома-коробки. Перетаскивает на себе город. После пожара, устроенного Тамарой, надо же землю в порядок привести. Лиза, брошенная Тошиком, сидит и смотрит ему в затылок, когда он уходит. Залипнуть на чей-то любимый затылок — это и есть счастье. Но не все мужчины это понимают. И уходят куда-то далеко, уносят свои затылки. Но и женщины не понимают, что не надо дышать в любимый затылок, надо вдаль смотреть, в будущее…
В общем, не для счастья создан человек… Или, как говорится в одной притче, встретились два человека и полюбили друг друга. Но ничего у них не вышло. Слишком они были разные. Он был мужчина. А она — женщина. Вот такой задумчивый, тихий, очень нежный спектакль поставил Павел Зобнин, хорошо понимающий то, что происходит с людьми, когда они такие разные.
Апрель 2021 г.
Всё же, кажется, и пьеса, и спектакль пытаются уйти от совершеннейшей банальности, преодолеть её, и достигают цели в неровном спектакле. Дело не в том, насколько талантлив резчик Торик. Не случайно же речь о гербе и вратах всего этого Города — одушевлённых художником или, наоборот, злостно халтурных. Не случайно создание Герба оказывается трудом Сизифа, герб сгорает и создаётся снова. (Так же и Надя (Мария Шлейхер) возделывает и возделывает землю, — как вампиловская Валентина чинит и чинит калитку, — и это сыграно актрисой. Актёр в роли Торика, Дмитрий Плохов великолепно даёт именно человеческое измерение проблемы несчастливого города N. Художественное, поэтическое трактуется здесь как спасение от кромешного опустошения. Первая же сцена в квартире резчика, с этим многократным автоматическим «Прикольно!» Лизы — точка отсчёта; Софья Демидова, намывающая полы, хлебающая коньяк, баюкаящая никчемного своего мужа (вот Михаилу Купрыгину не позавидуешь в этом спектакле), — к финалу становится, можно сказать, соратницей Резчика. Резчикова жена Тамара (Ольга Кирилочкина) — вот женщина в пределах своего «женского сюжета», задыхающаяся не от краски «серебрянки», а от разрушительной скудости воображения. Несчастная поджигательница. Город N — вот он, весь перед нами (художник Евгений Лемешонок), светящиеся окнами типовые коробки. Персонажи сдвигают их по-свойски. Город становится персонажем. В самом деле, интерьер и панорама в городе N — как везде и всюду; речь, однако, о нешуточном драматизме внутри такого, каждого, Города: драматизме одушевляющего и мертвящего начал. Но! у пьесы есть этот потенциал (режиссёр Павел Зобнин чуток к нему), — и всё же текст вязнет в трюизмах… Pardon, в рамках Володинского фестиваля — никуда не деться от высокой планки, до которой далеко пьесе молодого драматурга Баженовой.
В спектакле Березниковского драматического театра «Герб города Эн» (режиссер Павел Зобнин) Эдема нет вовсе. Вместо зелени, в которой утопает дом главных героев, — парочка несчастных кактусов, вместо яркого солнца — два светильника.
Мебель в квартире Торика (Дмитрий Плохов) накрыта грязными тряпками, не то для того, чтобы пыль от работы по дереву не оседала, не то потому, что бытовая жизнь для него давно заброшена.
Торик, художник, который буквально стремится к высокому, и в самом деле похож на величественного гнома. Оранжевая шапка с логотипом «Коляда-театра», торчащие уши и по-наивному открытое лицо. Он столь неловок, что этим и симпатичен. Рассказывая о своем гербе, Торик смущается, его захлестывают эмоции.
«Главные ворота города Эн. Достопримечательность…» — говорят актеры, глядя в камеру наверху. Евгением Лемешонком выстроена четкая вертикаль. Во время действия герои бродят среди маленьких макетов хрущевок. Конечно, человек Володина и человек Баженовой больше бытового пространства, однако перед силой судьбы, неба он по-прежнему мал (это особенно заметно, когда камера удаляется, оставляя персонажей внизу). Ниже этого полуметафизического пространства находится комната Лизы (Софья Демидова) и Тошика (Михаил Купрыгин) — место сгущения самого материального, удушающего. Каждый сантиметр комнаты с коврами заставлен старым хламом, ненужными газетами, страшными потрепанными советскими игрушками.
Размышления о высокой миссии Торика и Лизы постоянно перебиваются подавляющей «бытовухой» через невыносимый хаотический шум радио и лобзика. Неудивительно, что герои стремятся вырваться в пространство, которое выше их настоящей реальности, через творчество. Специально для этой цели у Торика есть лестница в небо — двухъярусная кровать, в которой когда-то спали его сыновья. Торик действительно принес в жертву семью ради особой миссии художника; лестница его хлипка, однако ввысь он утягивает за собой и Лизу, и Тошика. Даже Тошик, слабый, инфантильный и достаточно однозначный в трактовке Павла Зобнина, стремится к возвышению, ищет «повод для художественного высказывания» — перепинав домики так, чтобы те сложились в гармоничную композицию, он несмело ступает по крышам. Бесконечная глубина выси, сверхреальности, манит их. Там, под небом, Торик останется сидеть до самого финала, не желая мириться с земным счастьем Тамары (Ольга Кирилочкина). Лиза, для которой миссия и призвание были в любви-служении Тошику, к финалу отказывается подниматься наверх. В жизни Лизы больше нет надежд.
Для всех героев жизнь оказывается неустроенной, несчастной. «У каждого свой русский народный Эдем» — говорит Лиза. У героев спектакля Павла Зобнина русский народный Эдем зиждется на мечте и надежде на счастье.
Для меня самый интересный персонаж в спектакле Лиза. У Софьи Демидовой эта пьющая с утра в чайной чашке коньяк детсадовская уборщица — цельный, глубокий, мощный человек. Живет во мне, хотя видела давно и на экране только (фестиваль Коляда-plays)