У. Шекспир. «Буря». Театр им. В. Ф. Комиссаржевской.
Режиссер Александр Морфов, художник Эмиль Капелюш
Спектакль устал.
Устал Ариэль. Он по-прежнему бесстрашно карабкается по канатам, раскачивается на деревянных рейках, повисает вниз головой, но как-то с усилием, видимо, дает о себе знать двенадцатилетнее заточение в стволе сосны.
Устала Миранда — ждать своего принца. Видимо, каждая новая внутренняя «репетиция» его появления, какую затевает ее отец, вызывает в ней все меньше энтузиазма. Вопрос в пустоту, открывающий и закрывающий спектакль: «Вы любите меня?» — звучит почти безнадежно.
Просперо (не возьмусь сказать, какой это по счету ввод), кажется, родился усталым — мужчина с внешностью провинциального счетовода бубнит себе чтото скороговоркой про герцогство, предательство брата и прочее, словно выполняет дежурный обряд.
Устали персонажи-монтировщики, они же духи острова — огрузневшие мужчины в черных футболках и косынках на шее нехотя передвигаются, с ленцой «запускают» бурю, одни их закрепленные репризы безнадежно состарились, в других, импровизационных, все больше злого сарказма. Объектом иронии и самоиронии становится полупустой — 6 мая, воскресенье — зал. Ко второму действию им, видимо, совсем надоедает слушать безмолвный, как склеп, партер. «Эй, там, в последнем ряду! — кричит Стефано. — А, да там никого нет. Ну ладно, балкон, слышно меня? Хотите вы послушать любовные стихи Фердинанда?» А также надоели партнеры: один называет Фердинанда «молодым дарованием», другой его поправляет «Ну, не такое уж молодое».
Калибан не устал — видимо, Анатолия Горина поддерживает энергия зрительской любви, — он просто состарился, и, бомжеватый, грузный, по-своему трогательный, нудно требует любви, как капризный дедушка — у родственников.
Устал сам остров — его мачты, паруса, канаты и реи раскачиваются с трудом. Музыка бури — Кармина Бурана, откровенно устаревшая, отсылает к театру начала нулевых.
Устал, кажется, даже театральный свет. После того как заканчивается первый акт, он зажигается медленно, через паузу, как-то с трудом.
Из первого состава в «Буре» остались только Евгения Игумнова — Миранда, Родион Приходько — Ариэль, Анатолий Горин — Калибан да, кажется, еще довольно вяло злодействующий Александр Большаков — Антонио.
Рисунок держат Игумнова и Приходько.
Однако из спектакля ушел веселый дух игры, и артисты ничего не могут с этим поделать. В театре не стареют только маски, как не старел солнечный Арлекин Ферруччо Солери, передавая свою энергию новым молодым исполнителям.
Когда-то давным-давно, в 1999 году (см. «ПТЖ» № 17), в игре, в импровизированных розыгрышах-вариациях встречи и знакомства давешние Миранда и Фердинанд обретали себя, обретали друг друга, обретали свободу, ускользая от неусыпного тиранического надзора своего «режиссера» — Просперо. Теперь смысл этих импровизаций, текстовых повторов совершенно стерся. А постановочные репризы, вроде той, в которой Миранда и Фердинанд разыгрывают китайскую оперу, кажутся натужными — нынешние Миранда и Фердинанд (артисты Евгения Игумнова и Владимир Крылов выступают дуэтом Селимены и Альцеста в «Мизантропе» — одной из последних премьер театра) отнюдь не дети, и шалости, которым сто лет в обед, им уже не к лицу.
Дух театральности, дух воздуха, озорной, свободолюбивый Ариэль покинул спектакль. Не работает даже основной принцип — прием отстранения, игровых переключений, выходов из образа, заложенный Александром Морфовым. Потому что когда нет образов, нет включений, то и не из чего выходить, некуда переключаться.
То, что у любого пожилого и пожившего спектакля есть свой метасюжет, — факт. Метасюжет «Бури» в том, что артисты, играющие ее вот уж девятнадцать лет, оказались в плену, в заложниках спектакля (администрации театра?), как Просперо — в плену у острова, как Миранда, Калибан и Ариэль — в плену у Просперо. Печальная Игумнова—Миранда раз за разом разыгрывает пятнадцатилетнюю девочку с хрустальным голосом-колокольчиком только в театре своего отца. За его пределами хрупкая, в траурном черном актриса не скрывает своего возраста.
Но с любимыми надо уметь расставаться. И расставаться вовремя. Если этого не произошло, то мы начинаем любить саму свою память о былой любви. Спектакль просит, чтобы его отпустили на свободу, как просит об этом Просперо — Ариэль.
Май 2018 г.
Комментарии (0)