Ленинград город маленький, и то, что ТЮЗ на Семеновском плацу давно место гиблое, знает каждый пионер. Это никакая не военная тайна. Гибнет оно уже четверть века, лишь иногда выпуская из своих болотных глубин радостные праздничные пузыри по юбилейным поводам. Чествуют старых корогодских актеров или самого З. Я., а также отмечают каждые пять лет прирастающего упадка. Праздники всегда ставит Валерий Дьяченко: включают старую кинохронику легендарного периода, все ликуют, нет слов — молодые Соколова, Иванов, Хочинский, Тараторкин, Шуранова прекрасны (прекраснее, чем казались мне в юности). Пожилые актеры труппы обряжаются в короткие юбочки «Открытого урока» или исполняют «Муху-Цокотуху», немолодые члены делегатского собрания плачут в зале, вспоминая минувшие дни старшеклассного счастья, затем все выпивают на банкете — и жизнь на плацу снова замирает на следующую пятилетку…

Когда в театре неблагополучно, когда нет художественной головы (а режиссерские головы тут давно водят хоровод, оставляя неизменной только директорскую голову Светланы Васильевны Лаврецовой, занимающей эту должность с начала 90-х), когда сквозняки с разных сторон продувают афишу так, что она вся изорвана на клочки случайных спектаклей, нелогичных приглашений, странных намерений, услуг и амбиций, — что делает театр? Он делает фестиваль, который всегда прикроет художественную наготу. ТЮЗ расцветает обычно в мае, когда проходит фестиваль «Радуга», приезжает куча приглашенных гостей самой разной природы, надобности и конфигурации, а мы, местные, благодарно смотрим неплохие, порой же просто хорошие и нужные для профессиональной жизни спектакли, тем более с каждым годом «Радуга» становится все более широкой и многофигурной. Но с отцветанием сирени художественная тишина воцаряется вновь…

Заколдованное место. И я даже догадываюсь, кто его заколдовал, правит там и почему эта «Нарния» вымораживает всех — кто бы в ее пределы ни попал. Не иначе, это она, Белая королева (смайл-смайл-смайл).

Никогда не была я поклонницей театра Корогодского. Отрочество проходило в лучезарной Комедии еще живого Акимова и в потрясавшем душу БДТ, а в студенческие годы наш курс к ТЮЗу не тяготел, и то, что я иногда видела, мне не слишком нравилось — как «Гамлет» или «Борис Годунов» (о «Годунове» я даже что-то критическое писала в газете «Смена»). Так что, прекрасно осознавая объективную значимость и легендарность того периода, веря в то, что этот театр был для многих несомненным счастьем, домом детской радости (таких людей в моем окружении — буквально все), я наблюдаю судьбу нашего ТЮЗа последней четверти века без ностальгического сокращения сердечной мышцы и без неисполнимого желания, чтобы все было «как при дедушке» («Спасибо, дедушка, за солнышко», — шутили в старом ТЮЗе в адрес З. Я.). Просто наблюдаю и все. И знаю, что в Петербурге нет детского театра, на котором росли бы поколения, как рос мой папа на ТЮЗе Брянцева (улица Моховая), как росли сотни ленинградцев на Пионерской площади Корогодского, как растут нынешние московские ребята в РАМТе, отопленном театре-доме, где — в заботе об их душах — кипит творчеством каждое пригодное к репетиции и просвещению пространство, и этот корабль во главе с Алексеем Бородиным плывет и плывет.

Наш, только наш ТЮЗ — не театр-дом. Это театр-интернат…

 

Полезно иногда протиснуться между качелей-каруселей-катков, преграждающих путь к ТЮЗу, но составляющих, как говорят, основу его коммерческой стабильности, ибо функционируют они на его земле. Полезно обогнуть эти аттракционы, спокойно остановиться, изучить сводную афишу… и сбить мозг, пытаясь найти в ней хоть какую-то художественную логику.

Ох ты боже мой, сколько же безвестных, никак не прозвучавших спектаклей, не отраженных в мало-мальском критическом отзыве, играет ТЮЗ! Даже матерый театральный волк слыхом не слыхивал, что в его сказочном лесу растут такие грибы. Сейчас в афише, представленной на сайте, 47 сценических опусов. Есть реальные ветераны, но их не тронем, уважение к старикам — традиция отечественных ТЮЗов: в Саратовском, например, с 1949-го играют «Аленький цветочек». Вот и нашу тюзовскую «Чайку», «Конька-Горбунка» восстанавливали много раз. Если актер не прошел через «четвертую ногу лошади» — он вроде как не полноценный тюзовский актер. Именно на реконструкции «Горбунка» пострадал когда-то А. Праудин, но пока не об этом речь. В афише полно и других спектаклей с солидным стажем.

Режиссеров через ТЮЗ прошла тьма. И большинство из них назад не вернулось. Из тех, кто до сих пор в репертуарном активе, дважды зашел сюда Владимир Богатырев (удачная «Летучкина любовь» и бледный «Бедный рыцарь», которого нечем вспомнить); к большому сожалению, аж трижды наведался Евгений Зимин («Белоснежка и семь гномов», «Про Иванушку-дурачка», бесперебойно идущий «Волшебник Изумрудного города» кормят театр бессмертной вечнозеленой «тюзятиной»); бесстрашно возвращался сюда Александр Кузин («Бешеные деньги» и «Датская история» идут, «Дембельский поезд» снят); к сожалению, не больше двух спектаклей поставила Екатерина Максимова («Денискины рассказы» я не видела, но и худого не слыхала, а «Том Сойер» — симпатичнейший спектакль)… А дальше — несть числа режиссерам всех калибров и мастей, детским и недетским, пожилым и молодым, только однажды переступившим тюзовский порог. Тут и Борис Павлович об руку с Кристином Жоли, и Владимир Гурфинкель с Никитой Кобелевым, и Игорь Селин в соседстве с Марией Критской и Дмитрием Астраханом, и два Семена — Александровский и Серзин, и Руслан Кудашов встык с Николаем Рощиным, и Риккардо Марин с Ильей Мощицким. Тут Артем Устинов и Андрей Загородников, Виктор Крамер и Илья Носаченко, Тимур Салихов, Евгения Сафонова и Иван Орлов. Не понять логики приглашений. Да и не надо.

Важно понять: это не театр, где юному зрителю хочет сказать что-то человек, желающий с ним поговорить (условный отец семьи), худрук, который зовет побеседовать с детьми своих друзей или, напротив, людей с какими-то иными взглядами. Нет, тут — полная безотцовщина, просто огромное гулкое помещение, в который с криком «У!» забежал один, с криком «А!» — другой, а третий прошептал: «Жжжж…» Вместе они сложили слово… Впрочем, нет, ничего не сложили.

Я перечислила лишь тех, кто сохранился в афише к моменту таяния прошлогоднего снега и моего апрельского погружения в репертуар, а сколько их еще упало в эту бездну, не оставив следа? Однажды поставив тут, режиссер, как правило, вылетает, дословно цитируя предшественника в выражениях, запрещенных к печати (Ленинград город маленький, все слышно). При том, что 25 лет в нашем ТЮЗе у руля руководитель-энтузиаст, не спит, не ест, только радеет, — здесь не могут правильно и вовремя приколотить половик, зато могут начальственным приказом отменить какую-то сцену (недавно так прошли «Маленькие трагедии»: получил серьезную травму В. Дьяченко, отменять директор Лаврецова не позволила, купировала собственным распоряжением Пушкина, да и дело с концом, никто не заметил!).

Наш ТЮЗ — давно не тот театр, где у служебного входа школьницы караулят кумиров Каморного/Хочинского/Арефьева/Латышева, что всегда является признаком творческого здоровья молодежного театра. Нет здесь давно и молодых героев, в которых влюбляются старшеклассницы, как когда-то моя юная мама — в Уленшпигеля из спектакля новосибирского «Красного факела». То есть не удается найти ни одного признака, по которому ТЮЗ им. Брянцева соответствовал бы хоть какой-то модели живого театра для юношества. Честно говоря, нынче два других театра могут претендовать на звание настоящего театра для юного зрителя: БДТ и «Мастерская».

При этом было бы неправдой сказать, что за долгие годы в ТЮЗе вообще не появлялось хороших спектаклей. Они появлялись, генератор случайных чисел выкидывал иногда удачи.

До сих пор идут «Старосветские помещики», не дающие забыть об авторском театре Георгия Васильева, который был прописан здесь в малых пространствах.

А сколько шуму наделал в сезоне 2011/12 «Ленька Пантелеев. Мюзикл» — при всей его юной невнятности ставший несомненным успехом Максима Диденко и Николая Дрейдена, а в особенности блестящего Ильи Деля. Ребята хотели сказать сразу и обо всем, переложить Брехта, поиграть в стилизацию, высказаться про сегодня и только про сегодня, про страну бандитов и проституток, дать пинка ТЮЗу и традициям Брянцева (не получилось, не было подготовлено драматургией) и просто дать стране угля. Последнее выходило отлично, все вертелось и крутилось, как шар голубой, постановочная красота весь первый акт держала разгоряченный зал, и, собственно, содержание послания становилось неважным… Драйв правил этим миром, служебный вход приосанился, завидев нарождающихся поклонниц Ильи Деля…

А совсем недавно критики радовались спектаклю «Лицо Земли» Евгении Сафоновой по текстам Аси Волошиной — аскетично спетому, тревожному, публицистическому многоголосью об истории эволюции и экологической катастрофе, которую спровоцировал человек. Пожалуй, впервые на сцене ТЮЗа идет публицистическая игра о глобальных проблемах, не о сказочных нелепицах в вымышленном мире, а о том, как виды сами изводили себя и других. В нем театрально выражено изумление перед богатством природы и четырехугольным зрачком осьминога, найден верный и нужный пафос благоустройства мира, который подростки воспринимают в полной тишине. Информация о мировой природной беде валится на их юные головы ровно в том режиме, который несколько плотноват для старших, — то есть в правильном режиме. Исключительно красивые и выразительные примеры из курса естественных наук впечатляют в своем видеоизображении, в то время как в домике посреди сцены сидят манекенообразные и как бы живые, а на деле мертвые представители хомо сапиенс: смотрите, зрители, это вы…

Но директор театра сама признается, что «Лицо Земли» трудно продать (хотя что может быть трудно продать в многомиллионном городе?). И это само по себе — свидетельство полного фиаско нашего ТЮЗа: или десятилетиями тут не научились реализовывать билеты, или не воспитали своего понимающего зрителя. Все логично: развратив зал «Белоснежкой» и «Кентервильским привидением» — торжествующим образцом корпоративного китча, — кого ждать на «Лице Земли» — спектакле, который провоцирует мысль/действие, и даже я, не кидающая окурки на асфальт, а, напротив, часто берущая в руки лопату, сучкорезы и прочие инструменты ухода за живой городской природой, — задумалась: что же делать, как раздельно собирать мусор в стране, где это государственно преследуется? Вот начнут эти дети, придя из ТЮЗа, раздельно складывать мусор. А потом (как это сто раз бывало в нашем городе) приедет машина — и свалит все в один и тот же кузов, свалит усилия и надежды людей на другую, более чистую и правильную жизнь.

Вот только удачи и неудачи ТЮЗа ничего не решают: они не складывают хоть сколько-то внятный «узор». Это подтвердил и генератор случайных чисел, выкинувший мне определенные даты и названия спектаклей на апрель.

«Лев, колдунья и платяной шкаф» (почему-то все время вертится аблесимовское «Мельник — колдун, обманщик и сват») поставил по «Хроникам Нарнии» Клайва Стейплза Льюиса молодой, талантливый, с хорошей школой (из «хейфецов») и тюзовским опытом (работает в новосибирском «Глобусе») Иван Орлов. Казалось бы… Но, зажмурившись, никогда не предположишь, что автор спектакля молод: длинная тюзовская борода украшает лицо этого спектакля. Очевидно, режиссер хотел сделать пародию на шекспировские хроники, но современное фэнтези превратилось на сцене в заурядную сказку с Дедом Морозом и подобием Снежной королевы — вне всякой логики и смысла.

История о том, как в старинный замок, замерший в своем летаргическом сне, где правит злая, а на самом деле добрая Мисс Макриди (вариант — Миссис Амни, но и ту и другую должна играть Лилиан Наврозашвили), попадают современные дети и оживляют его, похоже, — из любимых тюзовских модулей. Как говорится в одной из серий этого сериала «Кентервильское привидение», где как раз Миссис Амни, — «Мы прогоним страх и прочий прибабах». Согласитесь, текст достоин автора первоисточника, эстета Оскара Уайльда? Спектакль поставил тоже когда-то талантливый и когда-то молодой, а теперь опытный и закаленный волк шоу-бизнеса Виктор Крамер. Иронический Уайльд — и густопсовый китч с невнятными зонгами как ключ к его воплощению — это штука сильная! А водрузить главной частью оформления какую-то гигантскую дурынду, похожую на «ленивую Катю» для откидывания посуды, — это, знаете, не корпоратив сбацать. И, конечно, такое возможно только в театре, где нет надзора главного художника, и в спектакле, не имеющем сценографа (а тут роль этого привидения исполняет сам режиссер Крамер). Эстрадный хоррор о несчастном привидении, в данной трактовке — артисте-ветеране старой школы, которому нет места в новой действительности, захламлен и суетлив, плохо спет (кроме приглашенных на роль Привидения вокалистов, в моем случае это был не Альберт Асадуллин, которому театр смог оплатить только премьерные показы, а актер Театра музыкальной комедии Федор Осипов, выглядевший профессионалом, приглашенным в любительский спектакль отдаленного ДК). Хотя обаятельная парочка супругов Отисов (Анна Дюкова и Александр Иванов) тоже, надо сказать, тащит это тяжеловесное произведение на себе. Я сидела и думала: этот бы актерский дуэт — да в режиссерские руки. И не знала, что через месяц-полтора мечта моя сбудется в «Зимней сказке».

Но до «Зимней сказки» мне еще предстояло дожить. А пока я смотрела «Тома Сойера» Екатерины Максимовой, который вполне может конкурировать с тезкой из театра «Мастерская» («Мастерская» вообще похожа на настоящий, теплый, любимый зрителями ТЮЗ, и вот там за моей спиной восьмиклассницы горячим шепотом делят между собой Тома, Гека и Сида). Славное, с хорошим вкусом и юмором соединение анимации и актера, ловкий Том — Иван Стрюк, очаровательная Бекки (моя отдельная симпатия в труппе ТЮЗа — Александра Ладыгина), неукротимая тетушка Полли (еще одно, на сей раз комическое, дарование — Анна Лебедь). И какая-то тоска о прошлой захолустной жизни-детстве с безопасными приключениями.

А встык здесь, например, существует «Гадюка» — странный для юношеского театра репертуарный выбор Ильи Носаченко (молодой, с хорошей школой гитисовских «кудряшей»). За час, не более того, нам показывают комикс по рассказу А. Толстого в белокрасночерных тонах, с театром теней, — и все ради того, чтобы в финале на экране возникли кадры из «Гусарской баллады» и мы поняли, что «Гадюка» повторяет сюжет «Давным-давно» про кавалериста-девицу, а Олечка Зотова (Анна Мигицко) — чисто Шурочка Азарова. В общем, сапоги всмятку.

Короче, я ходила и всматривалась в лицо ТЮЗа, которое все больше заваливалось мусором: генератор явно срабатывал против всей этой режиссерской толпы. Правду сказать, так же срабатывали почти всегда и неслучайные походы — на эстетских «Носорогов» или пошлую «Белоснежку»…

 

«За годы ее директорства ТЮЗ утратил демократические зелено-голубые жесткие „шестидесятнические“ зрительские ряды и обставился немыслимо лазоревыми, бирюзово-бархатными будуарными креслами, в которых должен отдыхать в часы досуга новый буржуа в загородном доме. Число мест, тем самым, сократилось, а с ними и отчетность по заполняемости зала», — так было бы охарактеризовано в новейшей «Истории одного ТЮЗа» правление Светланы Васильевны Лаврецовой, будь на этот сюжет летописец типа С. Щ.

Четверть века она страстно руководит ТЮЗом. Но энтузиазм энтузиазму рознь, и темпераментное кипение Лаврецовой не создало театру хоть какого-то авторитета не только в театральной среде, но и в тюзовском кругу. Был флагман да весь вышел, стал такой двор матушки-барыни, как в спектакле «Муму» МДТ…

Помню ее начинающим, неопытным директором, которому пришлось нелегко. Она соткалась в питерских пределах в начале 90-х, и первый этап ее правления пришелся на Андрея Андреева, пригласившего ее, культработника, в крупногабаритный храм детской радости. Первым испытанием для Лаврецовой как директора стали массовые выступления актеров против Андреева: еще сильная и сильно недовольная труппа боролась за смену худрука, выходила на митинги и уличные пикеты чуть не с транспарантами. Время было лихое, демократическое, ТЮЗу в середине 90-х маячил Анатолий Праудин с блеском его тогдашних александринских постановок и большим тюзовским опытом. Директор Лаврецова встала на сторону труппы, выбрала искусство.

Этап Праудина навсегда поделил ее жизнь на до и после (мелодраматическую ноту позволяю себе осознанно). Объявивший свою парадоксальную лихую программу «театра детской скорби» и моментально напугавший начальников и учителей города, Праудин быстро поставил и ее перед выбором: эксперимент или должность, свобода творчества или дружба с чинами, поддержка худрука в его программе или собственная безопасность. Заметьте, это я рассказываю старую сказку двадцатилетней давности и делюсь собственными тогдашними наблюдениями.

Перечисленные вопросы встали перед С. Лаврецовой после первого же спектакля «Покойный бес», когда сгущающиеся тучи начали выпадать тяжелыми каплями учительских доносов в инстанции: искажался Пушкин. Светлана Васильевна какое-то время, свидетельствую, металась, но постепенно дрейфовала в сторону собственного стабильного положения, угождения Комитету по культуре, а не парадоксальных театральных реформ. А дальше в печати появилось фальсифицированное заявление академика Лихачева (мне, с перепугу, даже пришлось звонить лично Дмитрию Сергеевичу и записывать с голоса его секретаря опровержение: академик не видел «Покойного беса» и даже грозил подать в суд на клеветников, и мы сидели всю ночь и рассылали с редакционного факса «отречение Лихачева» во все СМИ). И вот тут Светлана Васильевна свой выбор внутренне сделала. И когда позже, уже на «Коньке-Горбунке» пошла плясать молва — в ТЮЗе поставлен спектакль о любви Ивана и кобылицы (а этого в помине не было, просто Праудин так шутил в кулуарах — мол, салонная сказка молодого тобольского парнишки Ершова…) — Лаврецова не стала отстаивать Праудина, с которым Комитет не продлевал контракт, она сдала его легко и бесшумно, уже не становясь на сторону труппы и ее художественного лидера с громадьем творческих планов. А труппа писала письма Ельцину, требовала возвращения Праудина, массово подавала заявления об уходе… Пережив все это — бунт артистов, переход корифеев на Экспериментальную сцену «Балтдома», в никуда, — Лаврецова осталась полноправной хозяйкой большого неуютного дома. (Заметим в скобках, за следующие 20 лет Анатолий Праудин порога ТЮЗа принципиально не переступил, недавняя статья в журнале «Театр» об этом периоде ТЮЗа названа «Гибель эскадры».)

…И стала она подбирать себе режиссеров. Прошел-промелькнул, ничем не остался в памяти период Сергея Каргина.

Лет пять пробыл на Семеновском плацу Григорий Козлов, любивший студентов, не слишком заинтересованный труппой, отдавший директору все бразды… Звали советниками и советчиками то Валерия Семеновского, то Арсения Сагальчика, но не было ТЮЗу по-прежнему никакого счастья. Что я имею в виду под счастьем? Это когда не случайная нежданная удача, а логика удач, линия жизни, художественная программа на завтра, развивающаяся труппа…

Настоящее директорское счастье настало для С. Лаврецовой десять лет назад, когда руководителем ТЮЗа стал Адольф Шапиро. Она обрела худрука дистанционного, номинального. Приедет раз в полгода на день — и уедет. А она — безвылазно в лавке.

 

Сперва Адольф Яковлевич, параллельно руководя так же и СамАртом, лукаво именовался руководителем художественных проектов. Так вроде как безответственней. Но художественных проектов как модуля движения не возникло, и постепенно мэтр детского театра стал именоваться то худруком (по крайней мере так написано в некоторых программках), то руководителем проектов. Почему, будучи руководителем только проектов, он не нашел тогда театру нормального худрука и обрек ТЮЗ на десятилетие художественного сиротства — понять трудно. Но никто эти годы не занят ни труппой, ни логикой развития актеров, вверенных разовым режиссерам. Никто не занят целостностью репертуара. Прилетая-улетая, Шапиро как бы есть и как бы нет. Фантом… Но всегда можно сказать, что он есть.

За десять лет художественного руководства Адольф Яковлевич затруднил себя постановкой всего двух спектаклей.

Один — с приглашенными Сергеем Дрейденом и Билли Новиком (Billy’s Band), и это был «Король Лир». Другой — тоже с Дрейденом, приглашенным Сергеем Бызгу, стариками театра и со студентами курса Л. В. Грачевой, руководителем которого Шапиро считался вместе с В. М. Фильштинским. Он назывался «Вино из одуванчиков» и был сделан на достаточно скорую руку — и композиционно, и в плане режиссерской тщательности. Достаточно сравнить с постановками Шапиро в других, важных для него театрах, где все лучшее — взрослым, чтобы не увидеть в «Вине» не только азарта тюзовских экспериментов давнего «рижского Шапиро», но и любовной тщательности, с какой всегда работает «таллиннский Шапиро» в Городском театре у Э. Нюганена. Не было тут и продуманности, скрупулезности его мхатовских работ. В ТЮЗе, похоже, Адольф Яковлевич, не слишком затрачиваясь, отрабатывал номер между международными лабораториями, лекциями, председательствами и постановками на более резонансных площадках. Присутствует он в ведомом им театре инсценировками (А. Кузиным воплощена «Датская история», а «Отцов и детей» в его сценической адаптации поставил Георгий Цхвирава, он же стоит нынче в планах с «Обрывом». Сам Шапиро все это тоже ставил, но не тут).

Два.

Только два.

За десять лет.

С приглашенными.

Потом что — с кем ему, собственно, работать в этом захудалом театре, которым он так долго руководит?..

При этом Адольф Яковлевич Шапиро всегда понимает, что модно, что современно, и стремится не отстать. Имея на плацу приумножающийся склад спектаклей, которые не могут никоим образом составить ему славу как руководителю прогрессивных проектов, — он понимал, что нужна некая представительская «витрина». Его «проектом», пожалуй единственным, стал театр Дмитрия Волкострелова, которому недавно оборудовали андеграундную (в прямом смысле) Новую сцену. Вот вы скажете «Белоснежка» и «Гадюка», «Кентервильское» и «Волшебник Изумрудного города»? А он вам посезонно: «Злая девушка», «Танец Дели», «Беккет. Пьесы», «Розенкранц и Гильденстерн» и вот только что — «Приговоренный к смерти бежал». Наш ТЮЗ — это вам не хухры-мухры, а площадка для лидера нового современного театра. И именно эта витрина глядит на экспертов «Маски». Даром что ни к какому юному зрителю это не имеет отношения, важен имиджевый ресурс, и Шапиро это понимает. Четвертая нога лошади остается топать так, как топала десятилетиями, артисты ходят без призору — но мы прогрессисты.

P. S. Я не стану делать никаких выводов, и так слишком много букв. Закончу хорошим впечатлением, которое никак не определит судьбы нашего ТЮЗа.

Когда текст уже был написан, Уланбек Баялиев выпустил «Зимнюю сказку». Три часа настоящей театральной радости, игры, вкуса, драйва, отличного сплава поэтичности, иронии, изящной режиссерской застройки. Это, наконец, смешно! Смешной Шекспир. Пряная азиатская орнаментальность, не вполне шедшая баялиевской «Грозе» прошлого сезона в Вахтанговском, тут в самый раз. И как это на самом деле просто: пришел режиссер — и актеры заиграли! Изящнейшая пара Александр Иванов — Анна Дюкова в роли королевской пары артистичны, ироничны, подзабытый со времен латышевских «Писем о Волге» Иванов играет Леонта, жонглируя пафосом, декламацией, иронией — как большой артист. А движение «плывущим шагом», как в ансамбле «Березка», приданное королеве Гермионе и генетически унаследованное ее дочерью Утратой?.. Я уже не говорю о «цыганочке с выходом» Анны Лебедь в роли придворной Паулины, которая обычно только горько стенала по Гермионе и воплощала собой трагическую правду о жизни, а тут с цирковым блеском играет свою игру! Тюзовские артисты, каждый из которых в какой-то роли «талантливо вскрикивал», тут срослись в ансамбль «Зимней сказки» свободно, весело и элегантно (обычно в спектаклях за элегантность отвечал только Владимир Чернышов). Они оказались театром, который готов.

Только это опять ничего не решит и не поправит. Сказка-то старая…

Май 2018 г.