А. Миллер. «Салемские ведьмы».
Театр на Малой Бронной. Режиссер Сергей Голомазов, художник Николай Симонов

Артур Миллер написал пьесу «Суровое испытание», известную в русском переводе как «Салемские колдуньи» или «Салемские ведьмы», по следам реальных событий. И речь, конечно, не о массовых расправах, случившихся в пуританском Салеме в 1692 году, а о событиях 1953 года, самого жаркого в истории"охоты на ведьм" в Голливуде.

Так вот — 1953 год. Пик популярности сенатора Маккарти, лидера антикоммунистической истерии, автора поправок, позволивших в обход основного закона сажать за отказ доносить на коллег. Этот самый Маккарти, в 1950 году малоизвестный сенатор-республиканец, составил список из 250 подозрительных персон — коммунистов, евреев, гомосексуалистов, в общем — «красных». Уже в 1954 году Маккарти скончается от цирроза печени на фоне тяжелого алкоголизма, но за эти четыре года его алкогольная паранойя разрушит огромное количество жизней. В «черный список Голливуда» попадают те, кто отказался свидетельствовать против своих коллег и друзей, и те, на кого друзья и коллеги донесли. Судебная машина работает на огромных скоростях. К 1953 году лучшие сценаристы и драматурги Голливуда не имеют права работать по профессии. В «черном списке», например, Лилиан Хеллман, написавшая не менее страшную пьесу об «охоте на ведьм» «Детский час», под запретом великий Далтон Трамбо. Только что Артур Миллер сам свидетельствовал на одном из процессов, затем, написав «Суровое испытание», оказался в том же «черном списке»…

И это все представляется мне важным, «Салемские ведьмы», пьеса о механизмах массовой расправы, написана не отстраненным наблюдателем, историкомархивистом, а непосредственным участником, свидетелем событий. А потому она как нельзя лучше подходит сегодняшнему дню, когда уже поздно повторять невыученные уроки истории, когда мы все уже участники и свидетели той самой кровавой охоты.

Сцены из спектакля. Фото В. Луповского

Итак, пространственно-временная машина — огромный голубой шарик — вышла на новый виток. 2017 год, Россия, Москва времен «охоты на ведьм». Режиссер Сергей Голомазов в Театре на Малой Бронной выпускает «Салемских» в тот самый момент, когда уже можно не пугать и не предостерегать, достаточно просто взять текст Артура Миллера и произнести его со сцены. Потому что пришло время «Салемских ведьм».

Его преподобие Самуэл Пэррис питает слабость к золотым подсвечникам, а зажиточный фермер Джон Проктор — к племяннице пастора Абигайль, другому фермеру, например, не нравится, что его жена читает книги, или вот еще одна фермерская чета осталась бездетной, так хотя бы немного спорной земли у соседа отхватить в качестве компенсации. В общем, поначалу идут обычные сельские распри. Но тут, как назло, дочь пастора возьми да и впади в беспамятство после сеанса девичьего колдовства в лесу.

Пастор, беспокоясь о своей репутации, вызывает специалиста по экзорцизму Джона Хэйла. Это и есть точка невозврата в пьесе. Миллер точно подметил: чтобы запустить механизм расправы, достаточно всего одного идиота, одного добродушного религиозного фанатика. Честный малый Хэйл, пожалуй, плох только тем, что верит в существование ведьм, но эта его скромная вера — главное условие будущей расправы… Абигайль и ее армия девочек на правах раскаявшихся начинают уличать в колдовстве одну за другой всех салемских женщин.

В. Яглыч (Джон Проктор), П. Некрасова (Мэри Уоррен). Фото В. Луповского

Пространство сцены, созданное Николаем Симоновым, напоминает внутреннее убранство современных протестантских храмов, тех самых новых церквей, залитых светом и источающих любовь и всеприятие.

Можно сказать, что оформление сцены отсылает нас не в 1950-е, скорее, эта чистота и лаконичность, строгость конструкции уводят от поиска временных соответствий. К тому же режиссер и художник стремятся избежать сильных внешних эффектов. Дело происходит не в черном-черном городе и не в мрачной готической церкви, а в светлом и радостном интерьере, в среде добродушных фермеров.

Сцены из спектакля. Фото В. Луповского

Спектакль начинается с гипнотизирующей зрителя сцены девичьего колдовства. Абигайль Уильямс (Настасья Самбурская) и остальные девушки, выйдя на авансцену длинным рядом белых сорочек, запевают свою колдовскую народную… Их коллективное экстатическое пение-речитатив и финальная сцена, в которой странной нежитью, разоблачившимся демоном ползет на нас судья Дэнфорт (Михаил Горевой), вздернувший половину Салема, — два эпизода спектакля, в которых режиссер устраивает классическую театральную дьяволиаду. В остальном театр, кажется, действительно предстает внимательным читателем. Актеры избегают откровенной эксцентрики и карикатурности, вся она в спектакле отдана на откуп Михаилу Горевому, солирующему во втором акте. Но даже Абигайль Уильямс сыграна Настасьей Самбурской как персонаж эпизодический. Этакая узнаваемая девочка из низов, со звериным обаянием и звериными же правилами жизни. Еще одно эпизодическое лицо — Джон Хэйл (Дмитрий Гурьянов). Мягкотелый экзорцист, осознав к началу второго действия, какую кашу заварил, он тут же становится мелок, неинтересен и растворяется на периферии сюжета. Главный же герой Джон Проктор (Владимир Яглыч) весь спектакль словно бы уклоняется от собственной ведущей роли. Как уклоняются от этой роли и другие герои. В Салеме Сергея Голомазова много приличных людей, умных и интеллигентных. Они пишут письма, составляют грамотные бумаги в суд, собирают подписи, но они словно бы не разрешают себе признать очевидное, ту простую истину, которую с вызовом в зал произносит бес Дэнфорт: чтобы оправдать хоть одного невиновного, придется признать, что казнены уже десятки, сотни невинных. А этого власть себе никак не может позволить.

И потому вся эта бумажная борьба Проктора и остальных — бессмысленна и только оттягивает развязку.

Сцены из спектакля. Фото В. Луповского

Не так интересна и финальная сцена Проктора— Яглыча, выбирающего между смертью и предательством. Интереснее, сложнее сцена его свидания с женой Элизабет Проктор (Дарья Грачева). Мизансцена ее последнего разговора с Проктором, готовящимся к казни, словно бы противоречит словам. По тексту героиня не против, чтобы Проктор остался жить с клеймом пособника дьявола, но вся ее сдержанная, строгая фигура, весь ее тон говорят: иди на смерть, Проктор. Вроде бы она и кается перед ним, что была слишком холодна, то есть берет на себя вину за его измену с Абигайль, но все же всем своим внешним видом, всей своей позой она вынуждает его стать из наблюдателя героем. Джон Проктор, герой нашего времени, так не желающий быть героем, оказывается перед очень простым и старым, как трагедия, выбором. С одной стороны, вертлявый демон умоляет его оговорить себя, но остаться жить, с другой — молчаливое божество Элизабет требует умереть с честью. Такой варварский, средневековый выбор: умереть или пойти на сделку с дьяволом. Но другого нет. Другой — мы уже упустили.

Июнь 2017 г.