Нестареющий, легкий, веселый, блистательный, ироничный Сережа.

Умер внезапно, посреди полного здоровья, умер неожиданной и совершенно абсурдной смертью — пошел лечить зубы и не перенес наркоза.

Умер в самом разгаре захватывающей работы, которую так ждал балетный мир и для которой в очередной раз собралась блестящая команда, сопровождавшая его все последние годы. На этот раз он работал в Екатеринбурге — восстанавливал «Пахиту» в редакции Петипа. Премьера была намечена на осень, а на следующий год в Москве в Большом театре были заявлены возобновление «Коппелии» и масштабный гала-концерт к 200-летию Петипа, одним из постановщиков которого он должен был стать…

В юности он был изящнейшим, чистейшим танцовщиком-виртуозом, а когда сценический возраст истек, дар артиста органично перешел в столь же изящный дар виртуоза-балетмейстера. Он первый додумался расшифровать знаменитые записи спектаклей Императорского Мариинского, сделанные режиссером балета Николаем Сергеевым по системе В. Степанова и хранящиеся теперь в библиотеке Гарвардского университета. Но мало расшифровать, мало знать исторический контекст (а он знал, и досконально). Надо было иметь выдающуюся художественную интуицию и выдающийся талант, чтобы архивный материал претворился в такую блистательную театральную форму. Грандиозная махина «Спящей красавицы» оказалась в его руках легким, воздушным волшебным замком, сияющим хрустальным дворцом — именно такой, какая завораживала современников Петипа. Мы воочию увидели легендарный Императорский балет во всем его величии и блеске. Увидели все то, что было замуровано под позднейшими наслоениями, — ведь наша привычная, с детства знакомая «Спящая» не совсем Петербург и не совсем Петипа. Это послевоенный сталинский Ленинград: этот балет, каким мы его знали до Вихарева, был перепоставлен в 1952 году в духе и стиле новой эпохи, в культурном пространстве совсем другой, советской империи.

С. Вихарев на репетиции. Фото Д. Стяжкина

С. Вихарев (Дезире). «Спящая красавица». Фото Ю. Ларионовой © Мариинский театр

С. Вихарев (Джеймс). «Сильфида». Фото Ю. Ларионовой © Мариинский театр

Что стало особенно ощутимо рядом с аутентичными реконструкциями Вихарева. Не потому ли вокруг этих политически безобидных и неоспоримо прекрасных постановок разгорелись неадекватные страсти? Самим своим появлением они ставили под сомнение то, на чем воспитано несколько поколений артистов. То, что считалось незыблемой классикой. Которая «наше все». И страсти были тем злее, чем деликатнее вводились в афишу балеты Вихарева, — ведь его «Спящая», а потом и «Баядерка» не вытесняли из репертуара привычных версий, а шли с ними в очередь.

В чем его обвиняли? В том, что все не так. В том, что он все придумал, не мог же он и вправду разобрать эти гарвардские закорючки. И вообще — кто он такой?

Неприятие было агрессивным. Несогласие выливалось в ненависть. И как только его соратники покинули театр (я имею в виду команду Вазиева—Гершензона) и кончился короткий золотой век Мариинки девяностых-нулевых, балеты Вихарева были убраны из репертуара, а сам он вытеснен на задворки. Тот, кто по всем своим качествам должен был стать лицом театра, стал изгоем. Он, тот, кто лучше всех понимал в вопросах стиля, кто умел так легко и непринужденно поставить любому танцовщику подлинно петербургское «произношение», занимал скромнейшую должность репетитора, имея лишь нескольких учеников. Которые его обожали — как и артисты всех тех трупп, где он работал.

За эти годы он поставил «Раймонду» в Ла Скала, «Коппелию» в Большом, остроумнейшую «Тщетную предосторожность» в Перми.

Признанный везде, любимый везде и всеми, он был отвергнут только у себя дома — в Мариинском. Даже в новостях о его смерти — в первых, под рубрикой «Нам позвонили из Мариинки», — он был назван «бывшим танцовщиком», который работал в театре репетитором и «принимал участие в некоторых постановках».

Наверное, там, за гранью смерти, все это для него уже неважно.

Это важно для нас, оставшихся.

Для балета, для Петербурга, вообще для культуры эта потеря невосполнима. Правильно написала московский критик Анна Галайда — с его смертью Петипа остался без своего уполномоченного в нашем веке.

А там, где он сейчас, важно, наверное, другое.

То, что он был таким достойным, свободным, бесконечно скромным и добрым человеком. И все эти оскорбительные удары судьбы переносил, как говорят его близкие, с неотягченным сердцем, не держа зла.

Инна СКЛЯРЕВСКАЯ
Июнь 2017 г.

Сначала был шок, притом двойной: когда услышали о гибели, такой неожиданной, такой нелепой, такой несправедливой, и потом, когда узнали, как о случившемся объявила и как Сережу проводила администрация театра, Мариинского театра, где Вихарев служил более четверти века не только как известный всему миру балетмейстер, реставратор и педагог, а поначалу как блистательный танцовщик-солист, увлекавший и виртуозностью, и артистичностью, и замечательным чувством юмора, и замечательным чувством стиля. Незабываемы его лучшие выступления: Меркуцио в «Ромео и Джульетте», Арлекин в «Карнавале», солист в па-де-сис из «Маркитантки» и главная вершина — третья часть «Хрустального дворца» («Симфония до мажор») Баланчина вместе с Дианой Вишневой.

С О. Новиковой. Фото Н. Разиной © Мариинский театр

На репетиции. Фото Д. Стяжкина

Но вот шок чуть ослабел, и можно понять и оценить, что успел и что не успел сделать Сережа. Успел очень многое. В сущности, оживил, восстановил в их первоначальном блеске почти все главные балеты золотого века Мариуса Петипа: легендарную романтическую трагедию «Баядерка», две легендарные комедии — «Тщетная предосторожность» и «Коппелия», балет-эпопею «Раймонда», балет-стилизацию самого Петипа «Пробуждение Флоры» и балет балетов «Спящая красавица». Что стало чрезвычайным и поворотным событием в жизни не только Мариинского театра, но и многих балетных театров России и Европы. Что открыло дорогу к великому прошлому и обозначило новое направление в художественных исканиях балетной современности. Роль, конечно, историческая, и эту свою роль — роль реставратора-реконструктора — Сергей исполнил на все сто процентов.

На репетиции «Тщетной предосторожности». Пермский театр оперы и балета. Фото Е. Леховой

И вот что необходимо сказать. Сергей работал и в Петербурге, и в Москве, и в Перми, и в Екатеринбурге, и в Милане, но везде оставался мариинским артистом. Есть такое явление — мариинский дух, это дано немногим, избранным, легендарным: Нижинскому, Барышникову. Это же было дано и ему, Сергею. Но как-то получалось, что этот мариинский дух почти все избранные уносили с собой, оказываясь далеко за порогом родного театра. А Вихарев, почти непризнанный в Мариинке, тем не менее оставался там, давая уроки и занимаясь с несколькими способными и умными учениками. Так он выстраивал свою жизнь. И это стало высоким примером верности, подвижничества и артистической чести.

Вадим ГАЕВСКИЙ
Июнь 2017 г.