О. Жанайдаров. «Магазин». Альметьевский татарский драматический театр.
Режиссер Эдуард Шахов, пластика Алины Мустаевой

Прочитанная впервые на «Любимовке-2014» пьеса Олжаса Жанайдарова «Магазин» казалась открытием фестиваля и уж точно была достойной репертуара театров и театральных лабораторий, что ежегодно случается с прозвучавшими на «любимовских» читках текстами. Но вот странно: ни худруки, ни руководители режиссерских лабораторий не спешили взять «Магазин» в работу. Слишком страшная вышла пьеса для наших все более осторожных и боязливых театров.

Используя как отправную точку реальный сюжет из московской криминальной хроники, историю казахской женщины, хозяйки магазина, державшей в рабстве своих, казахских же, работниц и жестоко издевавшейся над ними, драматург разговаривает со своим русскоязычным читателем на неудобные темы, например о насилии, укорененном в традиционной культуре, и о насилии, поощряемом страной Россией.

В пьесе всего две героини. Хозяйка магазина Зияш и ее работница Карлыгаш. Мучитель и жертва. Каждая рассказывает свою версию событий, свою правду.

М. Гайнуллина (Зияш). Фото Р. Назмиева

Карлыгаш — о том, как она приехала в Москву и Зияш забрала у нее телефон, паспорт и все ценные вещи, как методично избивала ее и заставляла всех своих сотрудниц избивать друг друга, как сводила их с мужчинами и отнимала родившихся от них детей, как из казашек превратила Карлыгаш и остальных в Кать, Сонь, Маш, Оль, лишив настоящих имен, как запрещала им плакать и смеяться, петь песни и ходить в туалет, как ласкала их по-матерински, когда была в настроении. А Зияш рассказывает о том, как в этом чужом городе сложно наставить девушек на добродетельный путь, о том, что женщин бить надо и по-другому нельзя, что и ее мать била, и она ходила вся опухшая от побоев, рассказывает, как сложно содержать магазин в Москве, городе, где ты всем чужой, о своей мечте — построить мечеть в родном селе, ради которой она, правоверная мусульманка, и держит весь этот полулегальный бизнес. А еще Зияш упоминает, что там, в Казахстане она совсем не интересовалась религией, а здесь в Москве — стала истовой мусульманкой. Кажется, героини Жанайдарова говорят, а он исследует, как сконструирована ловушка, в которой оказались обе эти женщины. Исследует их речь — русскую, но положенную на мелодию казахского языка, их образный мир, их систему ценностей. Вместо документальной пьесы о трудовых мигрантах у драматурга выходит пьеса о людях, детерминированных национальной культурой, религией, страной, в которой они родились, и особенно страной, в которую приехали, приговоренных жить в бесконечном круговороте насилия над другим и над собой. На этот сложный и опасный разговор, понятное дело, отважится далеко не каждый русскоязычный театр, тем более театр национальный, тюркский. Потому появление названия «Кибет» («Магазин») в репертуаре Альметьевского татарского вызывало удивление и жгучее любопытство.

Д. Ибатуллина (Карлыгаш), М. Гайнуллина (Зияш). Фото Р. Назмиева

Режиссер спектакля Эдуард Шахов нашел такой способ существования для двух актрис, что-то такое сказал им, что те, почти не уточняя характеров своих героинь, не жалея, не оплакивая, рассказывают их историю и оказываются в этом рассказе совершенно бесстрашными. О мире тотальной несвободы повествуют безгранично свободные актерские тела. И через тело режиссер и актрисы проверяют эту историю, через тело, кажется, приходят к тому, что позволяет спектаклю быть не хоррором, а трагедией, способной от ужаса вести к очищению.

Д. Ибатуллина (Карлыгаш), М. Гайнуллина (Зияш). Фото Р. Назмиева

Пустое почти пространство. Только две актрисы на фоне небольшой дырявой стены, сколоченной из дощечек от деревянных ящиков, тех, в которые хранят фрукты или овощи. Два таких же ящика держат в руках Мадина Гайнуллина и Диляра Ибатуллина — Зияш и Карлыгаш. Они ставят их на пол и встают, каждая — в свой ящик. На актрисах особая униформа. Карлыгаш — в темно-серой спецодежде, какую могла бы носить работница любой розничной продуктовой сети. Зияш выглядит так, словно в своем магазине она ввела военную иерархию и наделила себя генеральским чином. На ней платье из того же материала, что и форма Карлыгаш, а вот на плечах ее отделанные красной каймой эполеты. Перед нами генерал и рядовой магазина шаговой доступности.

Д. Ибатуллина (Карлыгаш), М. Гайнуллина (Зияш). Фото Р. Назмиева

Зияш и Карлыгаш, стоя в своих деревянных ящиках, начинают говорить. Первое, что мы узнаем из уст Карлыгаш, что, по словам Зияш, дочь ее в Алматы упала с качелей и умерла. Карлыгаш говорит это и прыгает в своем деревянном ящике, сдвигаясь вместе с ним в сторону Зияш. Щуплая дергающаяся фигурка утыкается в монолитную и величественную свою хозяйку и, несмотря на все старания, не может ни сдвинуть, ни даже поколебать ее. Так и стоят они в своих ящиках, ослепительно красивое изваяние Зияш и бунтующий человечек Карлыгаш.

Зияш всем своим работницам говорит, что дети их умерли, упав с качелей, когда продает их на черном рынке. ИКарлыгашэтознает. Качели, с которых якобы падают дети, национальные казахские качели алтыбакан, становятся символом рока в пьесе Жанайдарова.

От Карлыгаш мы узнаем, что эти качели так устроены, что раскачивают их двое, с кем попадешь на них, с тем и летаешь туда-сюда, так встретились родители Карлыгаш. А теперь и она со своей мучительницей словно приговорены раскачивать вместе один алтыбакан. И в постановке Альметьевского театра эти качели присутствуют не только в тексте, но и в ритме, в самой конструкции спектакля. Тот психофизический тренинг, в котором по воле режиссера существуют актрисы, — и есть эти качели. Страшная сцена, в которой Зияш объявляет, что Карлыгаш — не враг, а ее жертвенный баран. Ненависть к своей работнице вдруг превращается в безумную идею принести ее в жертву. Зияш лихорадочно ощупывает тело Карлыгаш, и в этом ощупывании есть зависть, материнская забота и почти любовный трепет. Она снимает с Карлыгаш ее униформу, под которой, оказывается, тело расчерчено на сегменты, как туша. Карлыгаш ложится на спину, поднимает руки и ноги вместе и становится похожа на безропотного агнца. Зияш опускается рядом с ней, обнимает ее сзади, и так, лежа на полу, они завершают историю, вернее, заканчивает свой рассказ Карлыгаш. Она рассказывает, как в ту в ночь, когда Зияш должна была принести ее в жертву, в магазин вломились скинхеды, устроили погром и убили ее мучительницу. Так они и лежат, обнявшись, Зияш и Карлыгаш. Убитая скинхедами хозяйка магазина и ее работница, задохнувшаяся в подвале. И в этой финальной мизансцене вдруг виденье твое переворачивают, и в жгучей взаимной ненависти, в уничтожающем все вокруг желании мучить другого, увечить, убивать узнаешь так видоизменившуюся, мутировавшую любовь. Эта любовь превратилась в стране России, в стране Москве в свою полную противоположность, как казахская Ласточка — Карлыгаш обернулась здесь безликой Катей, девочкой-манкуртом.

Июнь 2017 г.

Д. Ибатуллина (Карлыгаш), М. Гайнуллина (Зияш). Фото Р. Назмиева