ВОРОНЕЖ:

Ж. Бизе. «Искатели жемчуга».
Воронежский театр оперы и балета.
Дирижер Юрий Анисичкин, режиссер Михаил Бычков

В Воронежском театре оперы и балета премьера. Не очень шумная, не особенно разрекламированная. Главной приманкой для журналистов и публики стало имя режиссера-постановщика Михаила Бычкова — его спектакли в Камерном театре давно стали гордостью Воронежа, визитной карточкой, которую при случае не стыдно показать столичным театралам.

Спектакль яркий, для Воронежа весьма новый и необычный. Тональность местных отзывов скорее положительная: во-первых, Михаил Бычков действительно интересный режиссер, во-вторых, в театре наконец-то появилась молодежь, которая может петь и которой дают петь.

Бычков впервые выступил на оперной сцене как режиссер-постановщик. На мой неискушенный взгляд, в его новой работе не хватает четкости, ясности мысли — того, чем так подкупают его драматические спектакли в Камерном театре. Наверное, чтобы ставить оперу, нужны не только яркие ассоциации и нестандартное мышление, но и осмысленное понимание музыки — в первую очередь.

Как постановщику Бычкову достался беспроигрышный вариант — мало известная широкой публике опера «Искатели жемчуга». Экзотическое либретто в сочетании с истинно французской пряностью музыки Бизе могли бы послужить великолепным материалом для эксперимента. Но признанный оригинал Бычков соригинальничал наоборот — тем, что не рискнул выйти за рамки традиционного оперного спектакля.

Впервые обратившись к опере, режиссер побоялся создать на музыкальном фундаменте новую реальность, параллельную той, что предлагает либретто. Действие происходит на забытом богом и людьми острове, где живет полунаивное, не испорченное цивилизацией племя язычников? Пожалуйста, вот вам море, скалы и тотемное изображение верховного божества. Понятия долга и чести разбиваются о любовный треугольник? Значит, все рифмуется, как в стихотворном клише, — если есть любовь, должна быть и кровь. Удачная режиссерская находка, когда главные герои незаметно, прямо из зрительного зала, поднимаются на сцену, не получает развития. В современной парочке, одетой в яркие гавайские рубахи и шорты-бермуды, фотографирующейся на фоне живописных валунов, нетрудно признать Лейлу и Надира. Для этого им не стоило переодеваться в костюмы островитян, а на финальный поклон снова выходить на сцену в той же туристской экипировке. Попытка донести до зрителя вечные проблемы противостояния любви и долга, ревности и дружбы, личности и толпы оказалась в спектакле тем самым ружьем, которое не выстрелило.

Бычков раскрепостил массовку (чего не скажешь об исполнителях главных партий). Впечатляет финал второго действия, когда хор падает на колени, а на заднике высвечивается внезапно почерневшая луна — как символ первобытного страха перед неизбежным наказанием за нарушение привычного ритуала. Но при всей романтичности сюжета спектаклю не хватает динамики. Каждый из главных героев существует как бы сам по себе: между ними нет той эмоциональной искры, которая заставляет поверить в подлинность их взаимоотношений. Поэтому кажутся надуманными и смятение Лейлы, и с новой силой вспыхнувшая страсть Надира.

Недостаток динамики восполняет сценография (художник-постановщик Виктория Хлебникова). В колористическом решении спектакля доминируют три цвета: синий (первое действие), белый (второе) и красный (третье). При минимуме декораций и в сочетании со стильными костюмами это выглядит очень эффектно: насыщенный синий погружает в атмосферу таинства языческих обрядов, белый с проступающими голубыми пятнами вызывает ассоциации с чистотой и непорочностью, красный говорит о чувственности и жертвенности. Проецирование слайдов на задник сцены создает иллюзию резкой смены событий. Настроение спектакля меняется как в калейдоскопе: луна из призрачно-зеленой вдруг становится агрессивно-желтой, штормовое небо с рваными тучами сменяется россыпью неестественно крупных звезд, похожих на мерцающий жемчуг. Местами это раздражает — внимание переключается на механическое изменение картинки. Но иногда такая резкость необходима — как в сцене с мгновенно почерневшей луной, когда выясняется, что Лейла не столь целомудренна, как того требует статус жрицы, хранительницы покоя племени.

Музыка Бизе (дирижер-постановщик Юрий Анисичкин) отнюдь не стала фоном зрелища. Впечатляют кульминации, где в звучании оркестра и хора (хормейстер Владимир Кушников) ощутима сила магического ритуала. Изысканно и ненавязчиво вплетены в сюжетную ткань хореографические номера (балетмейстер-постановщик Юрий Мартынович).

Обаяния спектаклю прибавляет молодой состав исполнителей. Согласитесь, приятно, когда у Лейлы стройная фигура и свежий голосок 20-летней девушки, а Надир взбирается по скалам с легкостью юного влюбленного. Исполнение Натальи Тютюнцевой неровно. Ее Лейла больше похожа на идеал, чем на живую, глубоко чувствующую девушку. Что же касается Алексея Иванова (Надир), то в эмоциональности ему не откажешь, но предстоит еще много работы по совершенствованию техники. Открытием спектакля стал выпускник Воронежской государственной академии искусств Сергей Блинков (Зурга). Выигрышная фактура, богатый голос, темперамент — все свидетельствует о том, что в воронежском театре появился новый солист с реальными возможностями для профессионального роста. Блинков—Зурга убедителен и в ревности, и в ярости, и в подчинении долгу. Поэтому гибель героя в финале спектакля вызывает искреннее сочувствие. Когда он в своем алом одеянии возвышается над племенем, держащим плошки с горящими углями, и на лицах толпы, подсвеченных снизу, лежит зловещий красный отблеск, это воспринимается как подлинная жертва и даже становится жаль, что Лейла и Надир успели скрыться.

Премьера состоялась. Что-то в ней было удачным, что-то вызвало недоумение (как, например, мельком появившийся жемчуг, похожий на связку бутафорских снежков из ваты). Пригласив на постановку режиссера со стороны, доверив главные партии неискушенным исполнителям, решившись использовать нетрадиционные средства оформления, Воронежский театр оперы и балета сделал заявку на эксперимент. Похоже, ему это удалось.

Елена ФОМИНА