«Театр Пьеро и Коломбины». Театр марионеток им. Е. С. Деммени.
Постановка Эдуарда Гайдая, художники Наталья Сизых, Дмитрий Коньков
«Цирк». Театр Сказки.
Режиссер Игорь Игнатьев, художник Анна Игнатьева

Цирк и клоунада на сцене театра кукол сегодня возникают в двух кардинально противоположных случаях. Когда режиссер может себе позволить такую роскошь, и в ситуации «быть бы живу». Результат же зависит не от начальных мотивов, не от материальной обеспеченности постановки и даже не от того, располагает ли театр артистами, способными виртуозно исполнить кукольно-цирковой трюк. Спектакль без литературной основы всегда ставит перед постановщиком трудную задачу — удержать разрозненные эстрадные номера, антре и репризы в структуре общего действия и во что бы то ни стало отказаться от тех из них, что этой структуре чужды. И вероятно далеко не все с этой задачей способны справиться.

Премьеру Эдуарда Гайдая в театре Деммени, будь она вдвое короче, можно было бы назвать лучшей на сегодняшний день постановкой этого режиссера. Лучшей вопреки тому, что все участники этого спектакля поставлены в безобразные условия. Ощущение, что всем им, вплоть до гардеробщиц и капельдинеров, было сказано: хотите — ставьте, но большего не требуйте. В итоге удивляться пришлось еще у вешалки, абсолютно пустой. В зале насчиталось 14 зрителей, включая трех театроведок и режиссера. Из кабинетов руководства, как обычно в этот ранний час пустующих, на сцену тянуло сквозняком равнодушия. Бедный театр «Коломбины и Пьеро» облачился в костюмы «из подбора», поставил на сцену две ширмы по виду времен Евгения Сергеевича и сыграл премьеру. Премьеру, в которой, о чудо, не было ни монстрообразных кукол, ни пошлых рифмовок. Режиссер избрал иные выразительные средства.

Оказывается, актеры у Э. Гайдая могут говорить со сцены языком пантомимы, предмет способен обрести сценическую образность, а музыка возникать не ради шумового фона, но чтобы вплетать в ткань спектакля ассоциации и определенное настроение. Десяток незатейливых сюжетов из жизни современных, сегодняшних Коломбины и Пьеро разыграны в живом плане, практически без участия кукол. И режиссер, словно избавившись от необходимости тратить все силы на искусственное оживление действия, понимаемое им в прежних спектаклях как исключительно физические движения куклы, задал происходящему четкий темпоритм, подробно разработал мизансцены, выстроил взаимоотношения персонажей, учитывая пластические возможности и фактуру актеров. Миниатюрная, грациозная Ирина Зимина подкупает зрителя именно легкостью и изяществом своей героини. Рядом с ней Пьеро кажется великаном, и Евгений Печеркин вполне иронично такое соотношение отыгрывает. Этот талантливый дуэт населяет спектакль множеством образов: актеры становятся то героями ярмарочного французского театра, то фокусниками, то вновь самими собой, то растворяются в персонажах, созданных с помощью обнаженных рук. Их перевоплощения столь интересны и талантливы, что даже появление двух марионеток Коломбины и (почему-то) Арлекина можно осознать и принять как завершение действа.

Увы, режиссер не рискнул выпустить 30-минутный спектакль и добавил к нему некое продолжение. В глубине сцены возникли Первая и Вторая Артистки, держась за края большой капроновой шали. Прозрачное полотнище превращалось в их руках в узнаваемые и фантастические фигуры. В течение получаса занимали пространство эти персонажи с искусственными именами и в мрачноватых одеяниях, более уместных в постановках, скажем, Угрюмова. А их этюды, профессионально выполненные, интересные сами по себе, разрушали спектакль, показанный до этого. В финале режиссер был вынужден, разумеется, еще и увязать персонажей первой и второй частей. Получилась надуманная, полная пафоса заключительная картина, где четверо исполнителей в несочетаемых костюмах, две марионетки и кукла из косынки пытаются слиться и не сливаются в единую мизанцену.

Игнатьевский «Цирк» — представление искрометное, подкупающее постановочной изобретательностью, продуманностью любой, даже самой, казалось бы, незначительной детали. Репетиционная комната театра Сказки, перестроенная теперь в сценическую площадку и зрительный зал на 40 мест, заполнилась яркими флагами и флажочками, разноцветными ящиками и коробочками с сюрпризами внутри. По изумрудному ковру проложены рельсы, и едет по ним — сам по себе — огромный (до колена взрослому) игрушечный паровоз, который тянет расписные платформы с цирковым имуществом.

Он должен доехать до высокого манежа, украшенного цветными леерами, шарами и мячиками, и, вероятно, тогда начнется представление. Но неслучайно манеж расположен так далеко от зрителей — главное действие разворачивается не на нем, хотя там будут и слоны, и тигры, и даже крохотный механический оркестрик на балконе вдруг оживет, опять же сам по себе, и заиграет увертюру. Главное действие развернется непосредственно у первого ряда — в живом плане, во взаимоотношениях трех сказочных клоунов, приехавших показывать кукольный цирк. Ю. Буланкина, Я. Сарафанникова, ? Котов абсолютно убеждены в реальности своих персонажей. Это позволяет им оправданно утрировать жесты и эмоции и без запинки болтать на смешном языке неведомой страны, где после каждого слога добавляется словечко «сла». По сути, они разыгрывают совершенно отдельное от циркового, свое представление. Едва ли оно захватывает зрителей меньше, чем танец кукольных слонов на арене. Мини-сюжеты из клоунской жизни придуманы и подаются актерами с азартом и явным удовольствием, они хулиганят и дурачатся в каждом проявлении своих героев, смакуя эту редкую взможность. Сценических находок самого разного плана здесь не меньше, чем оттенков в разноцветье офрмления. И каждая из них существует не сама по себе, а вписана в смысловое пространство действия, занимает указанное режиссером место, хотя и воспринимается как сиюминутная импровизация. Именно поэтому два зрелища — кукольное и клоунское — существуют в «Цирке» нераздельно, создавая, как и задумано, праздник и для зрителей и для участников.

Октябрь 2002 г.