И.-В. Гете. «Пра-Фауст».
Театр «Карусель» (Германия).
Режиссер Уве Крамер

Человек в белом халате с кровавыми подтеками, хирургической маске и больших рыжих резиновых перчатках размахивает ржавой ножовкой и переломанным тельцем куклы… Высокий, худощавый, интеллигентного вида молодой человек хладнокровно приставляет нож к горлу солдата, и… тонкие струйки крови стекают на пятнистый мундир… Маленькая женщина сладострастно ласкает двух молодых, истомленных негой студентов. Легкая судорога, казалось бы, говорит о самой прекрасной в их жизни любовной боли, но… перчатки в стиле Фредди Крюгера говорят о вечной разлуке даже с помыслами о любви.

Нелегко в этих кровавых сценах узнать сюжет великой трагедии И.-В. Гете. Вернее, ее первого варианта. У каждого из нас есть предки: прадедушки, прабабушки, прапрадедушки и прапрабабушки. Так и у «Фауста» есть предок — «Пра-Фауст» («Uhr-Faust»). Прочитать раннюю версию этого произведения на русском языке у нас нет возможности, но зато появилась возможность посмотреть. В рамках международного проекта «Волшебная сеть» («Magic Net») в ТЮЗе им. А. А. Брянцева состоялся спектакль «Пра-Фауст» берлинского театра «Карусель».

Ранняя версия «Фауста» немногим отличается от известной первой части трагедии. В ее основе лежит мелодраматическая история любви доктора Фауста и Гретхен, которая началась и закончилась по дьявольскому произволу Мефистофеля. Но отличия все же есть и в первую очередь в том, что Фауст не заключает договор с дьяволом. Гете писал «Пра-Фауста» в духе немецких шванков, маленьких фарсовых сценок, отчасти напоминающих наши петрушечные представления.

Все это, так или иначе, нашло отражение в спектакле Уве Крамера, который можно назвать цирковым представлением. Небольшой помост с одной стороны окружен полукругом забора, с другой — полукругом зрительного зала. На «арену» выходит клоун, фокусник Мефистофель и превращает воду в вино, здесь исполняются песни, играет живой «оркестр», комментирующий происходящее. И как положено на представление зазывают «скоморохи». В этой роли выступили актеры ТЮЗа: Ю. Атласова, Л. Навразошвили, А. Веселов, А. Титков и В. Чернышов. Хотя «рекламой» пролог к спектаклю можно назвать лишь условно. Доносившиеся из разных концов зала слова содержали мало лестного как для Гете, так и для его бессмертной трагедии. «Это же туфта, когда такой типчик, как Гете, возьмется за дело и все свои попукивания и почихивания, почесывания и ковыряния в носу увековечивает в дневнике, а все его последователи как бараны эту жвачку превозносят до небес!» «Любая нация, самый великий поэт которой не смог выжать хоть немного человечности из ее дерьма — ни на что не годится. И уж тем более никуда не годится поэт, которого носят солдаты в ранцах, убивая собственных братьев». «Я не хочу иметь ничего общего с этим носителем свастики!» Следует сказать, что в годы национал-социалистического правления Гитлера была предпринята попытка превратить великого классика немецкой литературы в апологета фашистского искусства. Публицистика в связи с этим отказалась от Гете, считая, что кровь погибших и репрессированных фашистами лежит и на нем. В споре с эпохой Гитлера и публицистами, которых цитировали актеры, и родился спектакль. Как сказал в приватной беседе Ральф Хензель: «Германия еще не забыла этот период своей жизни, и долго будет помнить об этом».

Прозвучали и такие слова: «Скучно до рвоты, до тошноты скучно». Спектакль опрокинул все высказанное в прологе. Не было ни скучно, ни традиционно, ни политически однобоко. Цветные костюмы, потоки крови, живая музыка «взорвали» «скучного» классика.

Трактовкой классического произведения в современном духе никого сейчас не удивишь, но вот Мефистофель в исполнении Бригит Бертхольд удивил многих. По-моему, это первое исполнение женщиной роли гетевского искусителя. Эксперимент интересный, принесший с собой новый взгляд на взаимоотношения Фауста и Мефистофеля, но значительно снизивший остроту конфликта. Мотивируя поступки Мефистофеля любовью и ревностью, режиссер отнял дьявольское у дьявола. Он(а) потакает прихотям Фауста и губит Гретхен из-за ревности, а не заманивает в силки их души.

Спектакль идеально соответствует основной теме проекта «Волшебная сеть» — «Любовь и все ее аспекты». Благодаря проискам Мефистофеля, здесь каждый находит себе свой собственный «аспект» любви. Например, жестокая драка в ауэрбахском погребке в версии Уве Крамера неожиданно обернулась групповой гомосексуальной оргией. Мефистофель (напомню, что это женщина) вступает в связь с тетушкой Гретхен. Эстетика фарсового театра, к которому относится и шванк, покорила режиссера. Он превращает классическое произведение в калейдоскоп неожиданных поворотов, снижая высокое до смешного, грубого, откровенного. Юная Гретхен (Занам Афраште) не так уж невинна, как принято полагать. Ее костюм напоминает одеяние «ночной бабочки», вышедшей на охоту. Мефистофель, представившись Фаустом, читает двум студентам лекцию о вреде наук, неожиданно разоблачает себя. Распустив волосы, из «Фауста» он превращается в женщину, которая наглядно доказывает студентам, что наука до хорошего не доведет, кастрируя их на глазах у зрителей.

Возможно, многочасовой спектакль Питера Штайна глубже и ближе к эстетике Гете, но версия Уве Крамера открывает русскому зрителю неизвестного до сих пор Гете — не парящего в парнасских высотах классика, а того, кто мальчишкой часами мог стоять на площади, где бродячие актеры разыгрывали сцены из народных комедий.

Юлия САДОВНИКОВА