Каждый год сотни молодых людей в счастливом неведении рвутся поступить «в театральное», «на артиста». Просиживают до ночи на каменных ступенях, записываются в длинные списки, худеют, перекрашиваются, зубрят тексты и счастливо рыдают в объятиях друг друга после третьего тура, уверенные в том, что Мечта по имени Театр осуществилась.

А потом начинается жизнь.

В спектакле Резо Габриадзе «Песня о Волге» муравьиха-мама, говоря о жертвах войны, спрашивала с горечью: «А нас, муравьев, кто-нибудь сосчитал?»

Театр никогда не узнает, каких звезд он потерял в лице бесчисленного количества выпускников театральных вузов — незамеченных, несумевших, спившихся, родивших, сменивших профессию. Их слишком много, молодых, дипломированных, ненужных «муравьев», просеянных через многослойное сито жестокой заманчивой профессии, в которой главное, чтоб везло. Жизни, судьбы, трагедии… В нынешнем театральном «бардаке» безнадежно теряется одна отдельно взятая судьба того, кто мог, но не стал. И это несправедливо. 25 сентября, за несколько дней до своей первой большой премьеры, трагически погибла молодая актриса Мария Соколова.

На курсе З. Я. Корогодского, который она закончила в 1997 году, она репетировала Бемби и беспокойно спрашивала: «Ну кому, кому нужна вторая Соколова?» Творчеством Ирины Леонидовны она искренне восхищалась, а через несколько лет оказалась с ней на одной сценической площадке в театре под руководством А. А. Праудина. До этого были роли в дипломных спектаклях «Кровавая свадьба» Ф.-Г. Лорки, «Зеленая звезда» по пьесам А. Слаповского, спектакле-фантазии «Менталитеты», работа в Интерьерном театре, рождение дочери. Она готовила моноспектакль по стихам любимого Жака Превера и мечтала сыграть Нину Заречную. И она могла. Могла бы…

Юная, хрупкая, по-детски распахнутая, она была живым воплощением того легкого дыхания, о котором писал Бунин. Она очень любила жизнь, видела ее смысл в умении радоваться самой жизни, и она, как никто, умела заражать этой радостью всех, кто был рядом. К ней в Сестрорецк ездили подпитываться энергией радости, как на целебный источник, все друзья, бывшие однокурсники, коллеги. Она вдохновляла, оживляла и… ждала. Не только ждала — искала, пробовала. А когда, наконец, нашла — ее не стало.

Рыжее солнце, сумасшедший апельсин, она отчаянно, взахлеб прожила свою короткую жизнь, оставшись в памяти всех, кто ее знал, лучом яркого золотого света. В силу редких свойств души, несмотря на то, что после института были и елки, и унизительные показы, и «халтуры», она избежала цинизма по отношению к профессии, болезни, столь распространенной среди молодых артистов. Театр всегда был для нее священным местом, актерская профессия — высокой миссией. И это, в сочетании с прекрасной школой, могло сделать ее настоящей, большой актрисой. Потому что она по-настоящему хотела, любила и знала театр — не выдуманную мечту, а тот, реальный, о котором не догадываются счастливые абитуриенты театральных вузов. «Теперь это легкое дыхание растаяло, как дым…»

Екатерина Гороховская

Она пришла и сказала, что хочет работать. В принципе очень хочет работать. Ко мне приходит много, особенно девушек, с желанием работать. А Маша не только говорила об этом, но и делала много полезного на нашей сцене.

То, что ее надо попробовать, было очевидно с первой встречи, потому что очень яркая индивидуальность. Огненно-рыжая, очень обаятельная, очень живая, умная. Я взял ее в «Бесприданницу». Кем? Трудно сказать. Такого персонажа в пьесе нет. Такая глухонемая девчушка, которая прибилась к паратовской кофейне и прижилась там. Есть такие персонажи в компаниях, которые становятся… талисманами, что ли. Нам показалось, что такой персонаж должен быть в спектакле.

Когда мы уехали в экспедицию в Кострому, мы взяли Машу с собой. Она прошла весь путь — от знакомства с домом Островского до последних репетиций комнатного показа в рамках Балтийского дома. Она добрела вместе с нами и, так же как выдуманный персонаж, прижилась. В пространстве «Бесприданницы» она была абсолютно органична. Она была бы украшением спектакля.

Я уже понимал, что с ней нужно было бы продолжить наше сотрудничество. Она могла бы играть очень много и очень хорошо. Следующий цикл мы собираемся начать с «Винни-Пуха». Она точно — персонаж этого пространства… Человек она была редкий. Для театра это огромная потеря. Потому что редкость ее человеческих качеств (я оцениваю исключительно с профессиональной точки зрения) — ее отношение к театру, ныне вымирающее.

Анатолий Праудин